Матушка Валериус повернула к Кристине испуганное лицо, но та уже бросилась к своей приемной матери и заключила ее в объятия.
– Не слушайте его, матушка, не верьте ему, – повторяла она, стараясь успокоить ее своими ласками, потому что старая дама душераздирающе вздыхала.
– Тогда обещай, что никогда меня не оставишь! – взмолилась вдова.
Кристина промолчала, и Рауль сказал:
– Вы должны обещать, Кристина. Это единственное, что может нас утешить – меня и вашу матушку. Мы даем слово не задавать вам ни единого вопроса о прошлом, если вы обещаете впредь во всем полагаться на нас.
– Я вовсе не прошу вас о подобном одолжении, – гордо ответила девушка. – Я свободна в своих действиях, господин де Шаньи, и у вас нет никакого права следить за мной, так что прошу вас оставить этот разговор. Что же до того, чем я занималась эти две недели, знайте: только один человек в мире мог бы потребовать у меня отчета – мой муж! Но у меня его нет и никогда не будет!
Произнеся эту тираду, она вытянула руку в сторону Рауля как бы для того, чтобы придать своим словам больше торжественности, и Рауль побледнел – не столько из-за услышанного, сколько из-за того, что успел заметить на пальце Кристины золотое колечко.
– У вас нет мужа, и тем не менее вы носите обручальное кольцо!
Он хотел схватить ее за руку, но Кристина живо отдернула ее.
– Это подарок! – Она покраснела, безуспешно стараясь скрыть свое замешательство.
– Кристина! Если мужа у вас нет, значит, это кольцо подарил вам человек, который надеется им стать! Зачем обманывать меня? Зачем мучить? Это кольцо – предложение руки и сердца, и вы его приняли!
– И я то же самое говорила ей, – заволновалась старушка.
– А что она вам ответила, мадам?
– То, что сочла нужным! – в отчаянии воскликнула Кристина. – Вам не кажется, сударь, что этот допрос слишком затянулся? Что касается меня…
Рауль, крайне взволнованный, удержался от слов, которые могли привести к окончательному разрыву, и прервал ее:
– Простите меня за такой тон, мадемуазель. Вам хорошо известно, какое чувство вынуждает меня сейчас вмешиваться в дела, которые, разумеется, меня не касаются. Но позвольте мне сказать: все, что я видел, а я видел больше, чем вы можете предположить, Кристина… Или все, что мне привиделось? По правде говоря, в такой ситуации трудно поверить своим глазам…
– Что же вы видели, сударь, или что вам показалось?
– Я видел ваше возбуждение, когда вы слышали тот голос, Кристина! Голос доносился откуда-то из стены или соседнего помещения… Да, я видел это. И это страшит меня. Вы в большой опасности. И мне сдается, что вы сами понимаете это – понимаете всю опасность этого очарования, если сегодня говорите нам, что гения музыки не существует… Но зачем тогда вы пошли за ним? Зачем вы встали с таким сияющим лицом, как будто услышали ангелов? Да, этот голос очень опасен, Кристина, потому что я сам, пока слушал его, был настолько очарован, что даже не понял, каким образом прямо на моих глазах вы исчезли… Ах, Кристина! Кристина! Ради бога, ради вашего отца, который смотрит на вас с небес и который так любил и вас и меня, скажите же нам: кому принадлежит этот голос? И мы спасем вас. Итак, как зовут того человека, Кристина? Того, кто осмелился надеть вам на палец кольцо?
– Господин де Шаньи, – холодно заявила девушка, – вы никогда этого не узнаете.
В этот момент послышался резкий голос матушки Валериус, которая неожиданно вступилась за Кристину:
– Знаете, господин виконт, если она любит того человека, так это вас не касается!
– Увы, мадам, – смиренно, со слезами на глазах ответил Рауль. – Увы! Я знаю, что Кристина любит его. У меня есть все доказательства, но не это приводит меня в отчаяние: просто я не уверен, что человек, которого она любит, достоин этой любви.
– Только мне судить об этом, сударь, – бросила в ответ Кристина, глядя прямо в глаза Раулю негодующим взглядом.
– Когда для того, чтобы соблазнить молодую девушку, используют столь романтические средства… – продолжал Рауль, чувствуя, что силы покидают его.
– То это непременно оттого, что мужчина подлец, а девушка непроходима глупа! – договорила Кристина.
– Кристина!
– Рауль, как вы можете судить о человеке, которого никогда не видели, о котором ничего не знаете?
– Вы ошибаетесь, Кристина. По крайней мере, мне известно его имя, которое вы так желаете скрыть. Вашего ангела музыки, мадемуазель, зовут Эрик!
И Кристина выдала себя… Она сделалась белой, как алтарное покрывало, и пробормотала:
– Кто вам это сказал?
– Вы сами.
– Когда?
– В тот вечер на костюмированном балу. Войдя в свою артистическую, вы произнесли: «Бедный Эрик!» И не знали, что вас слышит бедный Рауль.
– Значит, вы снова подслушивали за дверью, господин де Шаньи!
– Я был вовсе не за дверью! Я был в комнате!.. В вашем будуаре, мадемуазель.
– О, несчастный! – простонала девушка, вложив в этот стон весь свой ужас. – Несчастный! Вы ищете смерти?
– Может быть.
Рауль произнес это «может быть» с такой любовью и с таким отчаянием, что Кристина не смогла сдержать рыданий.
Потом она взяла его руки в свои и посмотрела ему в лицо со всей целомудренной нежностью, на какую была способна, и юноша почувствовал, что его злость проходит.
– Рауль, – сказала она. – Вы должны забыть об этом «голосе» и никогда больше не вспоминать его имя… И не пытайтесь узнать его тайну.
– Значит, здесь есть тайна?
– Ужасная тайна.
Тяжелое молчание повисло над молодыми людьми и разделило их. Рауль был подавлен.
– Поклянитесь, что вы ничего не предпримете, чтобы узнать, – настаивала она. – Поклянитесь, что больше не зайдете в мою артистическую, пока я сама вас не позову.
– Вы даете слово, что позовете меня, Кристина?
– Я вам обещаю.
– Когда же?
– Завтра.
– Тогда я клянусь!
Это были их последние слова в тот день. Он поцеловал ей руку и ушел, проклиная Эрика и обещая себе быть терпеливым.
Глава XIIНа чердаке
На другой день они встретились в Опере. На ее пальце по-прежнему блестело золотое колечко. Она была тихой и какой-то умиротворенной. Когда она спросила его о планах на будущее, он рассказал, что полярная экспедиция должна отправиться раньше намеченного срока и что через три недели, самое позднее через месяц, он покинет Францию.
Она весело, с радостью заговорила об этом путешествии, сказала, что это будет его первый шаг к будущей славе. Когда же он ответил, что слава без любви не имеет для него никакой ценности, она назвала его ребенком и добавила, что все его неприятности скоро пройдут.
– Как вы можете, Кристина, с такой легкостью говорить о таких серьезных вещах? Возможно, мы никогда больше не увидимся. Я могу погибнуть во время этой экспедиции…
– Я тоже могу умереть, – просто сказала она.
Она больше не улыбалась и не шутила. Она казалась чем-то озабоченной, и вдруг ее глаза неожиданно загорелись, как будто она что-то вспомнила.
– О чем вы думаете, Кристина?
– Я думаю о том, что мы больше не увидимся.
– И эта мысль приводит вас в такой восторг?
– И что через месяц нам придется распрощаться… навсегда.
– Но мы можем обручиться и дать слово ждать друг друга.
Она прикрыла ему рот ладонью.
– Молчите, Рауль… Об этом не может быть и речи, вы же отлично знаете! И мы никогда не поженимся. Это решено!
Казалось, она с трудом сдерживает неожиданно охватившую ее радость, а когда она по-детски захлопала в ладоши, Рауль с беспокойством посмотрел на нее.
– Впрочем… – снова заговорила она и подала юноше обе руки, словно вдруг решила сделать ему подарок. – Впрочем, раз уж мы не можем пожениться, можно устроить хотя бы помолвку. И никто, кроме нас, не будет знать об этом, Рауль. Бывают же тайные браки, почему же не быть тайным помолвкам? Итак, решено: мы помолвлены, мой друг! Через месяц вы уезжаете, и я всю жизнь буду счастлива, вспоминая об этом месяце.
Эта мысль привела ее в восторг. Потом она снова стала серьезной.
– Это будет счастье, которое никому не принесет ничего плохого, – сказала она.
Рауль просиял и, преисполненный восторга, захотел немедленно осуществить ее идею. Он склонился перед Кристиной с неожиданной для себя покорностью и воскликнул:
– Мадемуазель, я имею честь просить вашей руки!
– Да они обе уже у вас, дорогой мой жених… О Рауль, как мы будем счастливы!.. Мы будем играть в жениха и невесту.
«Погоди же! – подумал Рауль. – Не пройдет и месяца, как я заставлю тебя забыть об этом «голосе», а еще через месяц ты согласишься стать моей женой. А пока – да здравствует игра!»
Это была самая прекрасная игра в мире, и они отдавались ей, как малые дети, какими, в сущности, они и были. Ах, какую милую чушь говорили они друг другу! Какие произносили клятвы! Мысль о том, что через месяц эти клятвы ничего не будут значить, приводила их в замешательство, которым они наслаждались с каким-то извращенным восторгом, впадая то в беззаботный смех, то в слезы. Они играли в эту игру, как другие играют в мяч, только перебрасывали друг другу свои сердца, поэтому приходилось быть очень-очень ловкими и осторожными, чтобы не уронить их при этом. Однажды – шел восьмой день их обручения – сердце Рауля не выдержало, и юноша неожиданно заявил:
– Я не поеду на Северный полюс.
Кристина, которая по своей неопытности не думала о такой возможности, вдруг обнаружила всю опасность этой жестокой игры и горько пожалела о том, что затеяла ее. Но не сказала Раулю ни слова и ушла домой.
Это случилось после обеда в ее артистической, где они встретились и устроили себе настоящее пиршество: три пирожных, парочка стаканов портвейна и букетик фиалок на столе.
В тот вечер она не пела. И он не получил обычного письма, хотя они положили себе писать друг другу каждый вечер в течение этого месяца. На другое утро он побежал к матушке Валериус, которая сказала ему, что Кристины нет дома уже второй день. Она ушла накануне вечером в пять часов, предупредив, что вернется не раньше чем послезавтра… Потрясенный Рауль страшно разгневался на старушку, которая сообщила ему это известие с удручающим спокойствием. Он попробовал вытянуть из нее еще что-нибудь, но она больше ничего не знала.