– Вы знаете, что в сумке два ключа. Зачем они вам? – спросил Эрик.
– Я хотела зайти в комнату, в которой еще не была, которую вы от меня прячете… Простое женское любопытство, – оправдывалась она, но ее слова только усилили настороженность Эрика: настолько они звучали неестественно.
– Терпеть не могу любопытных женщин! – отрезал он. – А вам следовало помнить историю Синей Бороды. А теперь отдайте сумку! А, вы хотите оставить себе ключ, любопытная малышка!
Он зловеще засмеялся, когда Кристина закричала от боли. В тот момент, когда Эрик отобрал у нее сумочку, из груди виконта вырвался вопль бессильной ярости, который я успел приглушить, зажав ему рот.
– Ага! – воскликнул тиран. – Это еще что такое? Вы слышали, Кристина?
– Нет, нет! – торопливо ответила несчастная. – Я ничего не слышала.
– Мне показалось, кто-то крикнул.
– Вы с ума сошли, Эрик. Кто здесь может кричать, в этой пещере? Может быть, это вскрикнула я, когда вы сделали мне больно. А больше я ничего не слышала.
– Почему же вы дрожите? Почему так взволнованы? Вы лжете! Здесь кто-то кричал. В «комнате пыток» кто-то есть. Ага, теперь все понятно!
– Никого здесь нет, Эрик…
– Теперь понятно!
– Никого!
– Это, наверное, ваш жених.
– У меня нет жениха, и вы это хорошо знаете.
Снова мы услышали злой смешок.
– Впрочем, это легко проверить. Знаете, Кристина, любовь моя, нет нужды открывать дверь, чтобы увидеть, что происходит в той комнате. Вы хотите туда взглянуть? Хотите? Прямо сейчас? Если там кто-нибудь есть, вы увидите, как наверху, возле потолка загорится свет в невидимом окошке. Достаточно снять с него черную занавеску, потом погасить здесь свет… Вот так! Вы не боитесь темноты в компании со своим муженьком?
– Я боюсь. – Голос Кристины прозвучал совсем тихо. – Я боюсь темноты! И та комната меня больше не интересует. Вы же сами все время пугали меня, как ребенка, «комнатой пыток». Признаться, на минуту мне стало любопытно, но теперь она меня уже не интересует. Нисколечко!
И вот то, чего я опасался больше всего на свете, началось автоматически… Внезапно на нас обрушился поток света. Как будто вверху вспыхнул большой костер. Виконт де Шаньи пошатнулся от неожиданности. И тут же за стеной раздался разгневанный голос:
– Я же говорил, что там кто-то есть! Взгляните на окошко: оно светится! Вон там наверху! Тому, кто находится в той комнате, его не видно. Теперь вы можете подняться по этой лесенке: вы часто спрашивали меня, для чего она служит. Знайте же: она служит для того, чтобы смотреть в «комнату пыток», любознательная моя малышка!
– Какие пытки? Зачем пытки? Эрик, скажите, что вы просто хотите попугать меня. Скажите, если любите меня, Эрик! Ведь там нет никаких пыток? И все это детские сказки…
– Идите, дорогая, и посмотрите в окошко.
Я не знаю, слышал ли виконт слабый голос девушки – настолько он был поражен невиданным доселе зрелищем, которое предстало его испуганному взору. Я же повидал достаточно подобных «спектаклей» через потайное окошко во дворце «сладостных ночей Мазендарана», поэтому внимательно прислушивался к тому, что творилось в соседней комнате, и лихорадочно искал выход из нашего отчаянного положения.
– Идите, идите к окошку! И расскажите мне, какой у него нос!
Мы услышали, как к стене приставили лестницу.
– Поднимайтесь же! Не хотите? Тогда поднимусь я, моя дорогая.
– Ну ладно, я посмотрю… Пустите меня.
– Ах, милая моя, как вы прелестны! Очень любезно с вашей стороны, что избавили меня от лазания по лестнице… в моем-то возрасте. Вы мне расскажете, какой у него нос! Если бы люди знали, какое это счастье – иметь свой собственный нос, нормальный нос, они ни за что не пришли бы сюда и не попали бы в «комнату пыток».
В этот момент мы отчетливо услышали над нашими головами:
– Здесь никого нет, друг мой.
– Никого? Вы уверены, что никого?
– Честное слово, никого.
– Ну что ж, тем лучше. Но что это с вами, Кристина? Вам плохо? Плохо оттого, что там никого нет? Ладно, спускайтесь, раз никого нет. А как вы находите пейзаж?
– Очень красиво.
– И это все, что вы можете сказать? Ну хорошо, тогда скажите, разве дом, в котором можно увидеть такие пейзажи, – не замечательный дом?
– Да. Как будто находишься в Музее Гревена[29]. Но скажите, Эрик, что там не бывает никаких пыток. Как вы меня напугали!
– Почему же? Ведь там никого нет.
– Вы сами сделали эту комнату? Это очень красиво. Действительно, вы большой художник.
– Да, художник, в своем роде.
– Но почему вы назвали ее «комнатой пыток»?
– О, это очень просто. Но сначала скажите, что вы там видели.
– Я видела лес.
– А что в лесу?
– Деревья.
– А на деревьях?
– Птицы, наверное…
– Вы видели птиц?
– Нет, птиц я не видела.
– Тогда что вы видели? Вспомните! Вы видели ветку! А что там на ветке? – продолжал допытываться он зловещим голосом. – Виселица! Вот почему я назвал свой лес «комнатой пыток». Понимаете, это просто такое название… Чтобы было смешнее. Я люблю выражаться туманно. Но довольно, я очень устал от всего этого. Мне надоело жить в доме, где есть лес и «комната пыток». Жить, как последнее ничтожество, на дне коробки с двойным дном. Я хочу иметь тихую квартирку, с обычными дверями и окнами, с порядочной женой, как у всех людей! Вы должны понять меня, Кристина, и не стоит постоянно повторять это. Я хочу иметь жену, как и другие! Жену, которую я бы любил, с которой бы гулял по воскресеньям и которую бы смешил всю неделю. Вам не было бы со мной скучно! Я знаю много всяких фокусов, не считая карточных. Хотите, я покажу вам фокус с картами? Во всяком случае, мы приятно проведем хоть несколько минут в ожидании завтрашнего вечера. Кристина, маленькая моя Кристина! Вы меня слушаете? Вы больше не оттолкнете меня? Вы меня любите? Нет, не любите! Но это неважно – вы меня полюбите! Раньше вы не могли даже смотреть на мою маску, потому что знали, что находится под ней. А теперь смотрите на нее и не отталкиваете меня… ко всему можно привыкнуть, если захочешь… если очень захочешь! Сколько на свете людей, которые не любили друг друга до свадьбы, а потом обожали до самой смерти. Ах, я сам уже не знаю, что говорю! Зато вам будет весело со мной: на свете нет никого – клянусь перед господом богом, который соединит нас, если вы будете благоразумны! – нет никого, кто может сравниться со мной в чревовещании. Я – лучший чревовещатель в мире! Вы смеетесь… Может быть, вы мне не верите? Тогда слушайте!
Негодяй (который на самом деле был первым чревовещателем в мире) заговаривал девушку – я чувствовал это, – чтобы отвлечь ее внимание от «комнаты пыток». Напрасный расчет! Кристина думала только о нас. Она несколько раз повторила самым нежным, самым умоляющим голосом, на который была в это время способна:
– Погасите окошко! Погасите окошко, Эрик!
Она сообразила, что свет, внезапно вспыхнувший в маленьком окошке, свет, о котором так загадочно и зловеще говорил Эрик, означает что-то страшное; ее успокаивало только то, что она увидела нас обоих посреди удивительного полыхания, целыми и невредимыми. Но если бы свет погас, ей все же стало бы гораздо спокойнее.
Между тем хозяин дома начинал сеанс чревовещания.
– Смотрите, – говорил он. – Я чуть-чуть приподнимаю маску. Только чуть-чуть… Вы видите мои губы? Что с ними? Они не шевелятся: рот плотно закрыт – я хочу сказать, закрыта эта дыра, заменяющая мне рот! – и тем не менее вы слышите мой голос. Я разговариваю своим животом, это совсем просто, и это называется «чревовещание»! Это старый трюк. Послушайте мой голос: куда его направить? В ваше левое ухо? Или в правое? Может быть, в стол… в маленькие шкатулки на камине? Это вас удивляет? Теперь мой голос в шкатулках! Хотите, и он будет удаляться или приближаться… Он может быть раскатистым, звонким или гнусавым… Мой голос повсюду! Слушайте, дорогая, как он спрашивает вас из правой шкатулки: «Повернуть скорпиона?» А теперь – раз! – слушайте, как он спрашивает из левой шкатулки: «Повернуть ящерицу?» А теперь он уже в кожаной сумочке. Что он говорит? «Я – сумка жизни и смерти!» А вот он в горле Карлотты, в самой глубине ее золотого горла, хрустального горлышка Карлотты… и он говорит: «Это я – госпожа жаба! Это я пою: «Ква! Ква!» И вот он уже в кресле, в ложе призрака: «Мадам Карлотта сегодня поет так, что не выдержит и люстра!» Ха! Ха! Ха! А где теперь голос Эрика? Слушайте, милая моя Кристина, слушайте! Он уже за дверью в «комнате пыток»! Это я говорю из «комнаты пыток»: «Горе тем, кому повезло с носом, у кого нормальный нос и кто заходит в эту комнату!» Ха! Ха! Ха!
Проклятый голос мерзкого чревовещателя! Он везде и повсюду! Он проходит через невидимое окошко, через стены, он кружится вокруг нас… Эрик был здесь! И разговаривал с нами. Мы невольно сделали движение, будто собираясь броситься на него, невидимого, но он, быстрее и неуловимее, чем эхо, выскочил из комнаты сквозь стену.
Скоро все стихло, только Кристина сказала:
– О Эрик! Как вы меня утомили своим голосом. Замолчите, прошу вас! Вам не кажется, что здесь становится жарко?
– Конечно, – ответил голос Эрика. – Жара становится невыносимой.
И снова хриплый от страха голос Кристины:
– Что это такое? Стена совсем горячая! Она обжигает!
– Это, милая моя Кристина, из-за того леса за стеной.
– Что вы хотите сказать? При чем здесь лес?
– Так вы не поняли, что это «конголезский лес»?
И злодей разразился таким оглушительным хохотом, что мы не слышали умоляющих стенаний Кристины. Виконт де Шаньи, как безумный, кричал и колотил в стены. Я не мог удержать его. Но вокруг нас только грохотал хохот чудовища. Потом послышался шум борьбы, стук упавшего на пол тела, потом это тело потащили по полу, с громким стуком захлопнулась дверь, и наконец вокруг нас осталась только тишина и обжигающий полуденный зной, какой бывает в самом сердце африканского леса…»