— Не клянитесь, мадам! А теперь я вам скажу, зачем вас вызвал. Я собираюсь арестовать вас, мадам.
Два черных пера на шляпе цвета копоти, которые обычно торчали, как два вопросительных знака, тут же качнулись, приняв форму восклицательных знаков; что же касается самой шляпы, она угрожающе дрогнула. Удивление, возмущение, протест и одновременно ужас в движениях самой матушки Жири выразились в экстравагантном пируэте, называемом «жетэ глиссад» — жест оскорбленной добродетели, прыжок, который перенес ее вплотную к креслу директора, заставив того невольно отшатнуться.
— Арестовать меня!
Было просто удивительно, что произнесший эти слова рот не выплюнул в лицо Ришару три оставшихся там зуба.
Но господин Ришар выстоял. Его указательный палец предостерегающе уперся в грудь билетерши ложи № 5.
— Я арестую вас, мадам Жири, как воровку!
— А ну-ка повтори!
И мадам Жири наотмашь ударила директора Ришара по щеке, прежде чем успел вмешаться Моншармен. Правда, директорской щеки коснулась не сухая ладонь старой истерички, а только конверт, виновник скандала. Магический конверт раскрылся от удара, и новенькие банкноты, стайка фантастических гигантских бабочек, закружились по комнате.
Директора вскрикнули в один голос, одна и та же мысль бросила обоих на колени, и они принялись лихорадочно собирать бесценные бумажки.
— Настоящие? — спросил Моншармен.
— Настоящие? — спросил Ришар.
— Настоящие! — закричали оба в один голос.
А над ними скрежетали три зуба мадам Жири, изрыгавшей невнятные ругательства. Отчетливо слышалось только:
— Я — воровка! Ах, какая наглость! Ой, не могу!
Она задыхалась. Она кричала. Потом вдруг внезапно подскочила к Ришару.
— Во всяком случае, вы, господин Ришар, должны знать лучше меня, куда девались двадцать тысяч франков!
— Я? — изумился Ришар. — Откуда?
— Что это значит? — поспешил вмешаться обеспокоенный Моншармен. — Почему вы утверждаете, что господин Ришар знает лучше вас, куда девались двадцать тысяч?
Ришар, чувствуя, что краснеет под пристальным взглядом Моншармена, взял матушку Жири за руку и сильно встряхнул. Голос его загрохотал раскатами грома по кабинету.
— Почему я должен знать, куда делись эти деньги? Почему?!
— Потому что они прошли через ваш карман! — выдохнула старая дама, глядя на него, как глядят на внезапно появившегося черта.
Теперь уже Ришар стоял пораженный. Сначала тяжестью неожиданного обвинения, потом обжигающе подозрительным взглядом Моншармена. И он потерял самообладание, столь необходимое ему в тот момент, чтобы отвергнуть это отвратительное обвинение.
Часто самые невинные люди, застигнутые врасплох внезапным обвинением, которое заставляет их побледнеть, или покраснеть, или пошатнуться, или выпрямиться, или рухнуть в бездну, или протестовать, или вообще молчать, когда надо бы говорить, или хотя бы бормотать что-нибудь, оказываются в одночасье виноватыми.
Моншармен унял воинственный порыв оскорбленного Ришара, готового броситься на мадам Жири, и обратился к ней самым ласковым голосом:
— Как могли вы заподозрить моего коллегу в том, что он положил себе в карман двадцать тысяч франков?
— Я ничего такого не говорила! — заявила с вызовом мадам Жири. — Просто я сама сунула эти двадцать тысяч в карман господина Ришара. — Потом добавила вполголоса: — Раз пошло такое дело, пусть призрак простит меня.
Ришар собирался снова возмутиться, но Моншармен остановил его:
— Постой, постой! Пусть эта женщина объяснится. Я сам буду задавать вопросы. А вообще-то странно, что ты так раскипятился. Мы подошли к тому, чтобы все наконец выяснить, а ты в это время злишься. Ты не прав. Мне, например, все это очень интересно.
Несчастная мадам Жири подняла на него глаза, в которых светилась несокрушимая вера в свою невиновность.
— Вы говорите, что в конверте, который я самолично сунула в карман господина Ришара, было двадцать тысяч франков, но повторяю: я этого не знала, да и господин Ришар сам не знал об этом.
— Вот! Вот! — засуетился вдруг Ришар с победным видом, который Моншармену не понравился. — Я тоже ничего не знал! Вы кладете мне в карман двадцать тысяч, а я об этом не знаю. Интересная получается шутка, мадам Жири.
— Да, — кивнула женщина, — это правда. Никто из нас ничего не знал об этом, но вы-то должны же были обнаружить в конце концов эти деньги. Ришар непременно съел бы мадам Жири, если бы здесь не было Моншармена, но тот был здесь и продолжал допрос:
— Какой же конверт вы положили в карман господина Ришара? Ведь это был не тот, который мы вам дали, который вы на наших глазах унесли в ложу номер пять и в котором денег не было?
— Простите, как раз тот, который дал мне господин директор, я и сунула ему в карман, — объяснила матушка Жири. — А тот, что я положила в ложу призрака, был приготовлен у меня в рукаве, и его дал мне призрак!
С этими словами мадам Жири вытащила из рукава конверт, как две капли воды, включая надпись, похожий на тот, в котором лежали двадцать тысяч. Директора схватили его, рассмотрели и констатировали, что он запечатан их собственной директорской печатью. Вскрыли конверт… И увидели двадцать билетов «Sante Farce» — точно таких, которые так поразили их в прошлом месяце.
— Как это просто, — удрученно заметил Ришар.
— Совсем просто, — торжественным голосом подтвердил Моншармен.
— Самые эффектные фокусы — всегда самые простые. Достаточно иметь ловкого напарника…
— Или напарницу, — подхватил Моншармен, не спуская глаз с мадам Жири, гипнотизируя ее взглядом. — Так это призрак вручил вам конверт, призрак заставил вас подменить его, не так ли? Призрак сказал, чтобы вы положили другой, подмененный, конверт в карман господина Ришара?
— Да, так оно и было.
— Тогда не продемонстрируете ли вы нам свои способности, мадам? Вот конверт. Делайте так, будто мы ничего не знаем.
— К вашим услугам, господа.
Матушка Жири взяла конверт с двадцатью тысячами и направилась к двери. Когда она была на пороге, директора подскочили к ней.
— Ну уж нет! Больше этот фокус не пройдет! С нас довольно!
— Простите, господа, — сконфузилась женщина. — Простите… Вы сказали, чтобы я сделала все так, будто вы ничего не знаете. Так вот, если бы вы ничего не знали, я бы ушла с вашим конвертом.
— А как бы вы тогда сунули его в карман моего пиджака? — вопросил Ришар, с которого Моншармен не спускал косого испытующего взгляда, продолжая держать в поле зрения мадам Жири, что было весьма затруднительно, однако Моншармен во что бы то ни стало решил докопаться до истины.
— Я должна была положить его в ваш карман в тот момент, когда вы меньше всего этого ожидаете, господин директор. Вы ведь знаете, что по вечерам я часто прогуливаюсь за кулисами и как мать имею право сопровождать свою дочь в танцевальный зал, приношу ей носочки и тому подобное, то есть вхожу и выхожу, когда вздумается. Там всегда толпится много народу — владельцы лож и прочие… Да и вы, сударь, тоже бываете там. Так вот, я прохожу сзади вас и незаметно опускаю конверт в карман вашего сюртука. И никакого колдовства!
— Никакого колдовства! — прорычал Ришар, вращая глазами, как разгневанный Юпитер. — Никакого колдовства! Но вот я ловлю вас на слове, старая ведьма!
Ругательство обидело билетершу меньше, чем сомнение в ее честности, которое подразумевалось и которое должно было прозвучать следом. Она выпрямилась, ощетинилась, выставила вперед все три зуба.
— Это насчет чего же?
— Насчет того, что в тот вечер я выходил в зал понаблюдать за ложей номер пять и за фальшивым конвертом, который вы туда отнесли. И ни разу не спускался в танцевальный зал.
— Так это не в тот вечер я сунула вам конверт, господин директор! Это было на следующем спектакле! Да, действительно, то был вечер, когда заместитель министра изящных искусств…
При этих словах Ришар нетерпеливо остановил мадам Жири.
— Действительно, — нахмурился он. — Я припоминаю… Теперь припоминаю! Господин заместитель министра пришел за кулисы и вызвал меня. Я спустился в танцевальный зал, заместитель министра и его заместитель были уже там. Вдруг я поворачиваюсь… И сзади стоите вы! Мне даже показалось, что вы задели меня, и больше никого сзади не было. О, я как сейчас вижу вас!
— Да, так оно и было, господин директор, так оно и было! Тогда я только что сыграла свою шутку с вашим карманом… Он был такой удобный!
И мадам Жири сопроводила свои слова неуловимым жестом. Она прошла за спину Ришара и так ловко, что сам Моншармен, который смотрел во все глаза, поразился, опустила конверт в карман господина директора.
— Ну конечно! — воскликнул немного побледневший Ришар. — Очень ловкий трюк призрака! Перед ним стояла такая проблема: убрать любого опасного посредника между тем, кто дает деньги, и тем, кто их принимает. Потом ему оставалось лишь взять их из моего кармана так, чтобы я не заметил, тем более что я даже не знал, что деньги там… Великолепно, не правда ли?
— Великолепно! Разумеется, великолепно, — проворчал Моншармен. — Только ты забываешь, мой друг, что я вложил свои десять тысяч в этот конверт и что в мой карман ничего не положили…
XVIII. Продолжение предыдущей главы
Последняя фраза Моншармена слишком прозрачно намекала на подозрение, под которым отныне находился его коллега. Между ними немедленно завязалась жаркая перепалка, и в конце концов было решено, что с этой минуты Ришар будет беспрекословно слушаться Моншармена и помогать ему искать негодяя, который над ними насмехается.
Теперь мы подходим к антракту, когда секретарь Реми, от которого ничто и никогда не ускользает, отметил странное поведение своих директоров, и нам легко будет понять, почему они вели себя столь нелепым образом, который так не соответствует директорскому достоинству.
Поведение Ришара и Моншармена было обусловлено только что сделанным ими открытием; поэтому, во-первых, в тот вечер Ришар должен был в точности повторять те жесты и движения, которые он делал в день исчезновения первых двадцати тысяч франков; во-вторых, Моншармену предстояло во все глаза следить за задним карманом коллеги, в который мадам Жири должна была вложить новый конверт.