Скоро все стихло, только Кристина сказала:
— О Эрик! Как вы меня утомили своим голосом. Замолчите, прошу вас! Вам не кажется, что здесь становится жарко?
— Конечно, — ответил голос Эрика. — Жара становится невыносимой.
И снова хриплый от страха голос Кристины:
— Что это такое? Стена совсем горячая! Она обжигает!
— Это, милая моя Кристина, из-за того леса за стеной.
— Что вы хотите сказать? При чем здесь лес?
— Так вы не поняли, что это «конголезский лес»?
И злодей разразился таким оглушительным хохотом, что мы не слышали умоляющих стенаний Кристины. Виконт де Шаньи, как безумный, кричал и колотил в стены. Я не мог удержать его. Но вокруг нас только грохотал хохот чудовища, Потом послышался шум борьбы, стук упавшего на пол тела, потом это тело потащили по полу, с громким стуком захлопнулась дверь, и наконец вокруг нас осталась только тишина и обжигающий полуденный зной, какой бывает в самом сердце африканского леса…»
XXV. «Бочки! Бочки! Кто продает бочки?»
«Я уже сказал, что комната, в которой находились мы с виконтом де Шаньи, имела правильную шестигранную форму, и все стены были покрыты зеркалами. Такие комнаты можно видеть на ярмарках, они называются «комнаты чудес» или «дворцы иллюзий». Мне кажется, что честь их изобретения принадлежит исключительно Эрику, который на моих глазах построил первый зал такого типа во дворце «сладостных ночей Мазендарана». Достаточно установить по углам какой-нибудь декоративный элемент, например зеркальную колонну, чтобы получился огромный зал с тысячью колонн, потому что в силу зеркального эффекта помещение дробится на шесть шестигранных залов, каждый из которых, в свою очередь, множится до бесконечности. Когда-то, чтобы доставить удовольствие маленькой султанше, он придумал эту систему «бесчисленных пространств», но капризной хозяйке скоро надоела такая ребяческая забава, тогда Эрик переделал свое творение в «комнату пыток». Вместо углового декоративного элемента он поставил на переднем плане железное дерево. Почему это дерево с раскрашенными листьями, имитирующими живую природу, было сделано из железа? Да потому что оно должно быть прочным и выдерживать все отчаянные атаки обезумевшего «пациента», которого запирали в эту комнату. Один декоративный пейзаж мгновенно превращался в другой, затем в третий, благодаря автоматически вращающимся барабанам, которые были установлены по углам и делились на три части, обращенные к угловым зеркалам, причем каждая часть создавала свой пейзаж.
Человек, запертый в таком стеклянном зале, не мог даже опереться о стену, так как, кроме выступающих декоративных элементов исключительной прочности, все стены были сплошь покрыты зеркалами, причем зеркалами достаточно толстыми, чтобы им не была страшна никакая ярость обреченного, которого к тому же бросали сюда безо всякого оружия и даже с голыми ногами.
Потолок в зале был светящийся, а хорошо продуманная система электрообогрева, которую с тех пор приняли на вооружение во всем мире, позволяла регулировать температуру стен и создавать в комнате нужную атмосферу.
Я намеренно так подробно описываю это изобретение человеческого гения, создающее потрясающе реальную иллюзию экваториального леса, опаленного полуденным африканским солнцем, чтобы никто не усомнился в правдивости моих слов, чтобы никто не мог сказать: «Этот человек сошел с ума», «Этот человек лжет» или же «Этот человек принимает нас за дураков».[30]
Если бы я начал описывать события, скажем, таким образом: «Спустившись на дно пещеры, мы оказались в экваториальном лесу, опаленном полуденным солнцем», я бы немало озадачил читателя, но подобные эффекты мне не нужны, поскольку цель этих строк — рассказать о том, что с нами — виконтом де Шаньи и со мной — происходило на самом деле во время этих жутких событий, которые когда-то наделали немало шума.
Однако вернемся к тому, на чем я остановился.
Когда потолок вспыхнул ослепительным светом и нашим глазам предстал пышущий жаром лес, изумление виконта превзошло все мои ожидания. Появление этого прозрачно-неощутимого леса с бесчисленными деревьями, окружавшими нас со всех сторон, деревьями, которые множились до бесконечности, погрузило его в опасное оцепенение. Он потер рукой лоб, будто пытаясь прогнать дурной сон, и заморгал глазами, как только что проснувшийся человек, не понимающий, где он находится. В какой-то момент он даже перестал вслушиваться в звуки за стеной.
Я уже отметил, что вспыхнувший ярким светом лес почти не удивил меня, и я продолжал прислушиваться к тому, что творилось в соседней комнате. Кроме того, мое внимание привлек не столько сам пейзаж, сколько зеркала, которые его создавали. Эти зеркала в некоторых местах были разбиты.
Да, на них были трещины, царапины и выбоины, несмотря на высокую прочность стекла, и это, несомненно, говорило о том, что «комната пыток», в которую мы попали, уже не раз исполняла свое предназначение.
Наверное, какой-то несчастный, очевидно, не столь беззащитный, как приговоренные к смерти во дворце «сладостных ночей Мазендарана», побывал в этом зале «смертельных иллюзий» и, сойдя с ума от ужаса и бессильной ярости, бился об эти зеркала, которые, несмотря на трещины и царапины, продолжали хладнокровно отражать его удары и множить его агонию. А ветка железного дерева, на которой приговоренный заканчивал свои мучения, располагалась таким образом, что перед смертью он — в качестве последнего утешения! — мог видеть, как вместе с ним судорожно дергаются тысячи повешенных.
Да, Жозеф Бюкэ прошел через это…
Неужели и мы умрем так же, как он?
Правда, я отгонял от себя эту мысль, помня, что у нас в запасе еще несколько часов, которые я собирался употребить с большей пользой, нежели бедняга Бюкэ.
Разве напрасно я изучил большую часть трюков Эрика? Теперь наступило самое время воспользоваться моими знаниями.
Прежде всего, у меня с самого начала не было и мысли о том, чтобы вернуться тем же путем, который привел нас в эту проклятую комнату, как не помышлял я и о том, чтобы отвернуть камень, закрывающий проход. Впрочем, причина тому была простой: для этого у нас не было никаких средств. Мы прыгнули в «комнату пыток» со слишком большой высоты, и никакая мебель — тем более что ее здесь вообще не было — не дала бы нам возможности дотянуться до этого камня, даже если бы мы использовали в качестве лестницы ветви железного дерева или плечи друг друга.
Нам оставался только один выход: дверь в комнату, обставленную в стиле Луи-Филиппа, где находились Эрик и Кристина Даэ. Но если с той стороны этим выходом была обычная, хотя и запертая дверь, для нас она оставалась абсолютно невидимой. Значит, надо было искать ее.
Когда я окончательно понял, что нечего надеяться на Кристину, когда услышал, что злодей куда-то утащил несчастную девушку, чтобы она не могла помешать ему мучить нас, я решил, не теряя времени, взяться за дело сам.
Но прежде всего надо было успокоить виконта, который, как загипнотизированный, ходил по опушке леса и что-то невнятно бормотал. Обрывки разговора между Кристиной и злодеем, услышанные им, а также неожиданно появившийся волшебный лес с его невыносимой жарой, от которой по лицу струился обильный пот, сделали свое дело, и неудивительно, что господин де Шаньи начал терять рассудок, но хуже всего было то, что, забыв все мои советы, он совершенно потерял осторожность.
Он беспорядочно шагал взад-вперед, устремлялся в несуществующее пространство, собираясь войти в аллею, ведущую к горизонту, и через несколько шагов натыкался на свое отражение в раскаленном стекле.
При этом он то и дело повторял: «Кристина! Кристина!» — и угрожающе размахивал своим пистолетом, отчаянно призывая Эрика, бросая вызов ангелу музыки и проклиная воображаемый лес. Эта пытка была чрезмерна для его неопытного разума. По мере возможности я старался успокоить его безрассудную ярость и самым сдержанным тоном уговаривал бедного Рауля: заставлял его касаться пальцем зеркал и железного дерева и объяснял, что мы столкнулись с обманом зрения, подчиняющимся законам оптики, однако же мы не должны, как последние невежды, сделаться его жертвами.
— Мы находимся в комнате, в маленькой комнате, вы должны как следует вдолбить это себе в голову, и мы выйдем отсюда, как только найдем дверь. Так давайте искать ее!
И я добавил, что, если он перестанет оглушать меня своими криками и отвлекать своим непрестанным хождением из угла в угол, я за какой-нибудь час найду секрет двери.
Тогда он улегся на пол, как это делают путники в лесу под деревьями, и заявил, что во всем полагается на меня, поскольку ему больше ничего не остается. И счел своим долгом добавить, что оттуда, где он лежал, открывается «чудесный вид». (Должен признать, что пытка уже оказывала на него свое пагубное действие.)
Я же, забыв про лес, принялся тщательно ощупывать зеркала в поисках той единственной точки, где находится пружина, на которую следовало нажать, чтобы открыть дверь, как это было предусмотрено в системе вращающихся дверей и люков, придуманной Эриком. Этой точкой могло быть любое пятно на стекле, совсем незаметное, величиной с горошину. Я искал, искал, не останавливаясь. Я ощупывал зеркала до такой высоты, куда доставали мои руки. Мы с Эриком были примерно одинакового роста, и вряд ли он мог установить пружину там, где не мог бы до нее дотянуться, впрочем, это было лишь мое предположение. Как бы то ни было, я решил обследовать таким образом, пядь за пядью, все шесть зеркальных стен, затем, так же тщательно, прощупать пол.
Я старался не терять ни минуты, потому что жара ощущалась все сильнее, и мы начинали буквально поджариваться в пылающем лесу.
Прошло полчаса с тех пор, как я принялся за работу. Я проверил уже три стороны шестигранника, и вдруг злой рок сделал так, что мне пришлось обернуться на неожиданное восклицание виконта: