Кристина остановилась, задумавшись. Она склонила голову на грудь Рауля, и некоторое время они молчали, обняв друг друга. Поглощенные переживаниями, они не заметили, не почувствовали, как всего в нескольких шагах от них двигалась вдоль крыш тень от больших черных крыльев, как она подошла к ним вплотную, так близко, что могла бы накрыть их собой…
– На следующий день, – продолжила Кристина с глубоким вздохом, – я вернулась в свою гримерную. Голос был там. О Рауль, он говорил со мной так печально! Он сказал мне, что, если я отдам свое сердце кому-то на земле, то он, Голос, покинет меня и вернется на небеса. И он говорил мне это с такой человеческой болью, что в мою душу закралось сомнение. Я начала подозревать, что стала жертвой странного самообмана. Но моя вера в Голос, который в моем сознании так тесно сплетался с образом моего отца, была все еще сильна. Больше всего я боялась, что не услышу его. С другой стороны, размышляя о своих чувствах к вам, я понимала, что они могут оказаться напрасными; я даже не знала, помните ли вы обо мне. А ваше социальное положение навсегда лишало меня возможности и мечтать о законном браке. Тогда я поклялась Голосу, что вы мне лишь брат и никогда не станете кем-то другим, а мое сердце закрыто для земной любви… Вот причина, мой друг, по которой я отводила глаза, когда на сцене или в коридорах вы пытались привлечь мое внимание, причина, по которой я вас не узнавала, делала вид, что не видела!.. Тем временем уроки с Голосом приводили меня в состояние божественного упоения. Никогда еще красота звуков не владела мной до такой степени. И однажды Голос сказал мне: «Идите, Кристина Даэ, теперь вы способны дать земным людям немного музыки с небес!» В тот вечер, когда состоялся гала-концерт, Ла Карлотта не пришла в театр. Почему? Я не знала. Однако меня попросили заменить ее. Я пела… Пела с незнакомым мне доселе вдохновением! Я была легка, как будто кто-то дал мне крылья. На мгновение мне показалось, что моя пылающая душа покинула тело!
– Кристина! – Глаза Рауля стали влажными при этом воспоминании. – В тот вечер мое сердце трепетало от каждой ноты вашего голоса. Я видел, как слезы текли по вашим бледным щекам, и плакал вместе с вами. Как вы могли петь, петь плача?
– Силы покинули меня, – отозвалась Кристина. – Я закрыла глаза… Когда я снова открыла их, вы были рядом со мной! Но и Голос тоже был там, Рауль! Я испугалась за вас, поэтому сделала вид, что не узнала вас и рассмеялась, когда вы напомнили мне, как отправились за моим шарфом в море!.. Увы – мне не удалось обмануть Голос! Он прекрасно понял, кто вы! И страшно ревновал. Следующие два дня он устраивал мне ужасные сцены. Он говорил мне: «Вы его любите! Если бы вы его не любили, вы бы его не избегали! Если он только ваш друг детства, вы бы просто подали ему свою руку, как и всем остальным. Если бы вы его не любили, вы бы не боялись оказаться в гримерной наедине с ним и со мной! Если бы вы его не любили, вы бы не прогнали его!..» «Довольно! – рассердилась я наконец. – Завтра же я отправляюсь в Перрос, на могилу моего отца; я попрошу мсье Рауля де Шаньи сопровождать меня туда». «Как вам будет угодно, – ответил он. – Но знайте, что я тоже буду в Перросе, потому что могу быть везде, где вы, Кристина. И если вы все еще достойны меня, если вы мне не солгали, я сыграю для вас “Воскрешение Лазаря” в полночь на могиле вашего отца на его скрипке». Вот так и случилось, мой друг, что я написала вам письмо, которое привело вас в Перрос. Как могла я настолько поддаться обману?.. Как, несмотря на столь личную заинтересованность Голоса, продолжала ему верить? Увы! Я больше не владела собой. Он полностью подчинил меня себе! У него были все средства и возможности, чтобы легко ввести в заблуждение такого наивного ребенка, как я!
По лицу Кристины текли слезы. Казалось, она оплакивала невинность своего неискушенного ума.
– Но, – воскликнул Рауль, – ведь вы скоро узнали правду! Почему же вы дали продолжаться этому отвратительному кошмару?
– Узнала правду… Рауль! Тогда я еще не узнала правду!.. В кошмар я попала только в тот день, когда узнала наконец эту правду!.. Тише, Рауль, тише! Я еще не сказала вам самого главного… И теперь, когда мы спустимся с небес на землю, пожалейте меня, Рауль!.. Пожалейте меня!.. Вы помните тот роковой вечер, когда случилось так много несчастий?.. Тот вечер, когда Карлотта почувствовала, как прямо на сцене ее превращают в отвратительную жабу, и она начала квакать, как будто всю жизнь прожила на краю болот… Тот вечер, когда внезапно упала и разбилась люстра, погрузив зал в темноту. В тот печальный вечер в театре пострадали люди. Когда произошла катастрофа, первыми, о ком я подумала, были вы и Голос, потому что в то время вы были двумя равными половинками моего сердца. О вас я не беспокоилась, так как видела вас в ложе вашего брата и знала, что вам ничто не угрожает. Что касается Голоса – он объявил мне, что будет присутствовать на представлении, и я испугалась за него. Да-да, я действительно испугалась, как если бы он был обычным живым человеком, который мог умереть. Я подумала: «Боже мой! Неужели от люстры мог погибнуть Голос?» Меня охватил такой ужас, что я готова была бегать по залу в поисках Голоса среди раненых. Но потом мне пришла в голову мысль, что если с ним не случилось ничего плохого, он должен находиться в моей гримерной. Я поспешила туда в надежде услышать его там. Но мне никто не ответил. Я заперлась в гримерной и со слезами на глазах умоляла дать мне знать, что он жив. Голос молчал, но внезапно я услышала долгий, протяжный стон, который я хорошо знала. Это был «Стон Лазаря», когда на голос Иисуса он начал открывать глаза и увидел дневной свет. Это были звуки скрипки моего отца. Я узнала его манеру игры, ту самую, которая так зачаровала вас на кладбище в Перросе, мой дорогой Рауль. А потом невидимый инструмент издал торжествующий крик жизни, и наконец сам Голос запел слова Иисуса: «Иди! И верь в меня! Тот, кто верит в меня, если и умрет – оживет, а кто живет и верит в меня, тот никогда не умрет». Не могу сказать вам, какое впечатление произвела на меня эта музыка, воспевающая вечную жизнь в тот момент, когда в зале страдали несчастные, раздавленные этой роковой люстрой… Мне показалось, что Голос велит мне встать и пойти за ним. Он уходил, я следовала за ним. «Иди! И верь в меня!» И я верила в него и шла. И что удивительно, моя гримерная, по мере того как я двигалась, казалось, становилась все длиннее и длиннее… Очевидно, это был какой-то эффект зеркала. Потому что передо мной находилось зеркало… И внезапно я оказалась вне своей гримерной, не зная, как это получилось.
Тут Рауль резко прервал девушку:
– Как же так? Кристина! Кристина! Что же вы не попытались прервать ваше наваждение?!
– Эх, бедный мой Рауль, это было вовсе не наваждение! Я оказалась вне своей гримерной, не зная, каким образом! Вы же видели, как я исчезла однажды вечером, мой друг, – может быть, вы могли бы объяснить мне это? Я сама не могу этого сделать! Знаю одно: только что я стояла перед своим отражением, а потом перестала его видеть. И зеркало, и комната исчезли. Я была в темном коридоре. От испуга я закричала.
Меня окружала тьма, лишь вдалеке слабое красное свечение освещало угол стены, где пересекались два коридора. Я опять закричала. Мой голос был здесь единственным звуком, потому что пение и скрипка смолкли. И вот вдруг в темноте чья-то рука легла на мою – или, скорее, что-то костлявое и холодное, оно обхватило мое запястье и больше не отпускало. Я закричала снова. Другая рука обхватила меня за талию и приподняла. В панике я пыталась сопротивляться. Мои пальцы скользили по влажным камням стен, но не могли за них зацепиться. После этого я замерла, думая, что умру от ужаса. Меня понесли к тусклому красному сиянию; когда оно стало ярче, я увидела, что нахожусь в руках человека, закутанного в большой черный плащ и в маске, скрывающей лицо. Я предприняла последнюю попытку дать отпор. Но руки и ноги меня не слушались, а когда я открыла рот, чтобы закричать, то рука мужчины закрыла его. Рука, которую я почувствовала на своих губах, на своем теле… она пахла смертью! Я упала в обморок.
Не могу сказать, как долго я оставалась без сознания. Когда снова открыла глаза, черный человек и я все еще были во тьме. Лишь тусклый фонарь на полу освещал струи журчащего фонтана. Вода, вытекавшая из стены, почти сразу же исчезала под полом, на котором я лежала; моя голова покоилась на коленях человека в черном плаще и маске, и он заботливо и нежно смачивал мои виски холодной водой. Это показалось мне еще более ужасным, чем жестокость, с которой меня только что похитили. Его руки, такие легкие, ласковые, все равно пахли смертью. Я сделала слабую попытку оттолкнуть их и спросила: «Кто вы? Где Голос?» – но единственным его ответом был вздох. Внезапно теплое дыхание коснулось моего лица, и в темноте, рядом с черной фигурой человека, я смутно различила белые очертания. Черный человек поднял меня и посадил в седло, я оказалась на спине животного, услышала радостное ржание и прошептала: «Цезарь!» Конь вздрогнул. Я узнала белого коня из «Пророка», которого часто баловала лакомствами. Однажды вечером в театре разнесся слух, что этот конь исчез и что его украл Призрак Оперы. Я верила в Голос, но никогда не верила в Призрака, и теперь с содроганием подумала, не оказалась ли я пленницей Призрака! Мысленно я позвала Голос на помощь, потому что никогда не могла себе представить, что Голос и Призрак – одно и то же! Вы ведь слышали о Призраке Оперы, Рауль?
– Да, – ответил молодой человек. – Но продолжайте, Кристина! Что с вами случилось, когда вы оказались на спине белого коня из «Пророка»?
– Я больше не сопротивлялась и позволила себя везти. Странное оцепенение пришло на смену тому состоянию тревоги и ужаса, в которое меня ввергло это адское приключение. Черный человек придерживал меня, и я больше не предпринимала попыток убежать от него, хотя полностью владела всеми своими чувствами. На меня снизошло необычайное умиротворение, и я подумала, что нахожусь под успокаивающим воздействием какого-то снадобья. Мои глаза уже привыкли к темноте, которую местами нарушали небольшие проблески света. Мне показалось, что мы находимся в узкой галерее, идущей по окружности, и я предположила, что эта галерея огибает весь оперный театр, подземная часть которого огромна. Когда-то один раз, мой друг, только один раз, я спустилась вниз, в эти гигантские подвалы, но остановилась на третьем уровне, не решившись идти дальше. Но оттуда были видны еще два этажа, где мог бы разместиться целый город. Появившиеся передо мной фигуры заставили меня бежать. Они выглядели как настоящие демоны, все черные, возле огромных котлов. Орудуя лопатами, они топили печи, разжигая пламя, и если приблизиться к ним, их жаркие печи хищно распахивали свои алые пасти. А теперь Цезарь тихо нес меня на своей спине, и я снова увидела далеко, очень далеко, совсем маленьких черных демонов перед красными топками их печей и котлов. Они появлялись, исчезали и снова появлялись в зависимости от поворотов нашего пути. Наконец они исчезли совсем. Мужчина продолжал поддерживать меня, а Цезарь шел сам, уверенно, не нуждаясь в указаниях. Не могу даже приблизительно сказать вам, как долго длилось это путешествие во тьме. У меня только промелькнула мысль, что мы спускаемся по неуклонной спирали в самую бездну в центре земли. Возможно, это потому, что голова у меня кружилась. Однако я так не думаю. Мой разум был абсолютно ясен. Потом Цезарь на мгновение раздул ноздри, фыркнул и ускорил шаг. Воздух стал влажным, и тут Цезарь остановился. Ночь прояснилась. Нас окружало голубоватое свечение. Я осмотрелась. Мы оказались на берегу озера, свинцовые воды которого терялись вдалеке, в темноте. Но берег освещало синее зарево, и я увидела на причале маленькую лодку, привязанную к железному кольцу!