Да, скорее всего, мучения должны были начаться автоматически.
Но кто мог сказать, какие движения со стороны непрошенных гостей запускали эти механизмы?
Я призвал своего спутника сохранять максимальную неподвижность.
Над нами повисла гнетущая тишина.
Красный фонарь продолжал скользить по стенам камеры пыток… Я узнал ее! Узнал…
ГЛАВА XXIII.В камере пыток
Продолжение истории Перса
Мы находились в центре небольшой комнаты идеально шестиугольной формы. Все шесть стен ее являлись зеркалами. По углам отчетливо различались сегменты зеркал, прикрепленные к вращающимся барабанам. Да, это была она – та самая камера. Я узнал железное дерево в углу с одной длинной веткой – виселицей.
Схватив руку своего спутника, я почувствовал, как виконт дрожит, готовый звать свою невесту, кричать, что пришел ее спасти. Я опасался, что он не сможет сдержаться.
Внезапно мы услышали шум слева от себя.
Сначала это было похоже на скрип открывшейся и закрывшейся двери в соседней комнате на фоне приглушенного стона. Я еще сильнее сжал руку Рауля, и тогда мы отчетливо услышали слова:
– Решайте, все в ваших руках! Свадебный гимн или заупокойная месса?
Я узнал голос чудовища.
Снова раздался стон.
После чего последовало долгое молчание.
Теперь я был уверен: монстр не знает о нашем присутствии в его доме, иначе принял бы меры к тому, чтобы мы его не услышали. Для этого ему достаточно было плотно закрыть маленькое невидимое окошко, через которое любители помучить других заглядывают в камеру пыток.
И к тому же у меня не вызывало сомнений: проведай Эрик, что мы там, мучения начались бы сразу.
Таким образом, на тот момент у нас имелось одно большое преимущество перед Эриком: мы находились рядом с ним, а он ничего об этом не знал.
Главным теперь было – оставить его в неведении. Ничего я так не боялся, как импульсивности Рауля, который хотел буквально прорваться сквозь стены, чтобы прийти на помощь Кристине Даэ, чьи стоны, как нам казалось, мы слышали время от времени.
– Заупокойная месса – не слишком веселая музыка! – продолжил голос Эрика. – Но зато свадебный марш – он просто великолепен! Вам нужно принять решение! Определитесь, чего вы хотите. Я не могу больше жить вот так, в дыре глубоко под землей, как крот! «Торжествующий Дон Жуан» закончен, и теперь я хочу начать жить как все. Хочу, чтобы у меня была жена, как у всех, и чтобы мы выходили гулять по воскресеньям. Я изобрел маску, которая сделает меня похожим на обычного человека. На нас даже не обернутся. Вы станете самой счастливой из женщин. И мы будем петь сами для себя, пока не умрем от наслаждения… Вы плачете! Вы меня боитесь!.. Но в глубине души я ведь не злой! Полюбите меня – и вы увидите! Чтобы быть добрым, мне не хватало только любви! Если вы полюбите меня, я стану нежным, как ягненок, и вы сможете делать со мной все, что захотите.
Стоны, сопровождавшие эту своеобразную любовную литанию, нарастали и нарастали. Никогда я не слышал ничего более отчаянного, и мы с Раулем поняли, что эти жуткие стенания принадлежат самому Эрику. Что касается Кристины, то она, вероятно, стояла у противоположной стены, онемев от ужаса, не имея сил кричать, глядя на монстра.
Этот плач был тоскливым, гулким и безнадежным, как рокот океана.
В конце концов из горла Эрика трижды вырвался вопль.
– Вы меня не любите! Вы меня не любите! Вы меня не любите!
Потом его голос смягчился:
– Почему вы плачете? Вы же знаете, что причиняете мне боль…
Молчание.
Это молчание для нас было надеждой – надеждой, что она здесь, за стеной. И мы думали только о том, как предупредить Кристину Даэ о нашем присутствии, чтобы монстр ничего не заподозрил.
Сейчас существовал только один способ выйти из камеры пыток – только если Кристина откроет нам дверь; лишь в этом случае мы могли бы помочь ей, ведь мы даже не знали, где находится эта дверь.
Внезапно тишину в соседней комнате нарушил звук электрического звонка.
В ответ раздался громовой голос Эрика:
– К нам кто-то звонит? Что ж, заходите, милости просим! – и он мрачно усмехнулся. – Кто же нас беспокоит? Подождите меня немного здесь. Я пойду скажу сирене, чтобы она открыла.
Шаги удалились, хлопнула дверь. У меня не было времени размышлять о новом злодеянии, которое сейчас произойдет; я забыл, что чудовище вышло, возможно, только для нового преступления; я понимал только одно: Кристина за стеной осталась одна!
Рауль уже звал ее.
– Кристина! Кристина!
Мы слышали то, что говорилось в соседней комнате, значит, и нас должно быть там слышно. Однако виконту пришлось несколько раз повторить свой призыв.
Наконец до нас донесся слабый голос.
– Это сон?.. – произнесла она.
– Кристина! Кристина! Это я, Рауль!
Тишина.
– Ответьте мне, Кристина… если вы одна, во имя всего святого, ответьте мне.
Затем голос Кристины прошептал имя Рауля.
– Да! Да! Это я! Это не сон!.. Кристина, поверьте! Мы здесь, чтобы спасти вас… Но будьте осторожны – когда вы услышите приближение чудовища, предупредите нас.
– Рауль… Рауль!
Несколько раз она просила повторить ей, что это не сон и что Рауль явился за ней вместе с надежным человеком, который знаком с секретами Эрика.
Но тотчас же поспешная радость, которую мы все испытали, сменилась еще большим кошмаром. Она потребовала, чтобы Рауль немедленно ушел. Ее трясло от мысли, что Эрик обнаружит и без колебаний убьет молодого человека. Она рассказала нам в нескольких торопливых словах, что Эрик сошел с ума от любви и что он решил убить себя вместе со всем миром, если она не согласится стать его женой перед лицом гражданских властей и священником церкви Мадлен. Он дал ей время на размышление до одиннадцати часов следующего вечера. Это последний срок. Тогда ей придется выбирать, как он говорил, между свадебным гимном и похоронной мессой. И Эрик произнес фразу, которую Кристина не совсем поняла: «Да или нет? Если нет, все будут мертвы и похоронены…»
Но я полностью понял эти слова, потому что они с ужасающей точностью совпадали с моими страшными мыслями.
– Вы можете сказать нам, где Эрик? – задал я вопрос Кристине.
Она ответила, что он, должно быть, вышел из дома.
– Вы можете посмотреть, так ли это?
– Нет… Я привязана… И не могу сделать ни одного движения.
Узнав об этом, мы с Раулем не смогли сдержать крика ярости.
Спасение для всех троих зависело сейчас от свободы движений девушки.
– Но где же вы? – спросила Кристина. – В моей комнате всего две двери: одна – в спальню в стиле Луи-Филиппа, о которой я вам говорила, Рауль! Через нее входит и выходит Эрик. И другая – которую он никогда не открывал передо мной и к которой он запретил мне когда-либо приближаться, потому что она, по его словам, самая опасная из дверей: дверь в камеру пыток!
– Кристина, мы за этой дверью!
– Вы в камере пыток?
– Да, но мы не видим здесь двери.
– Ах! Если бы я только могла дотянуться до нее… Я бы постучала в дверь, и вы бы нашли ее.
– Это дверь с замком? – осведомился я.
– Да, с замком.
Я подумал: из комнаты она открывается ключом, как и все двери, но с нашей стороны наверняка – с помощью пружины и противовеса, и это будет нелегко проделать.
– Мадемуазель! Если честно, нам совершенно необходимо, чтобы вы открыли эту дверь.
– Но как? – послышался дрожащий голос несчастной. Мы услышали, как она попыталась освободиться от своих пут.
– Мы справимся с этим только с помощью хитрости, – сказал я. – Нужно найти ключ от этой двери…
– Я знаю, где он, – ответила Кристина, явно измученная только что приложенными усилиями. – Но я крепко привязана!.. Негодяй!..
И она разрыдалась.
– Где же ключ? – спросил я, велев виконту замолчать и позволить вести дело мне, потому что у нас не было ни одной лишней секунды.
– В его спальне у органа, вместе с другим маленьким бронзовым ключом, к которому он тоже запретил мне прикасаться. Оба они лежат в маленьком кожаном мешочке, который он называет «мешочком жизни и смерти»… Рауль! Рауль! Бегите отсюда!.. Все здесь странно и ужасно… Эрик совсем обезумел, а вы в камере пыток!.. Возвращайтесь тем же путем, каким пришли! Эта комната неспроста так называется!
– Кристина! – возразил молодой человек, – мы выйдем отсюда вместе или вместе умрем!
– Но выбраться отсюда постараемся целыми и невредимыми, – заметил я. – Мы должны сохранять самообладание. Почему он привязал вас, мадемуазель? Вы же и так не можете выбраться из его дома, и он это прекрасно знает.
– Я хотела покончить с собой. Вечером, после того как он доставил меня сюда в полуобморочном состоянии, он привел меня в чувство и ушел, оставив меня одну. Сказал, что должен повидать своего банкира! Когда вернулся, он нашел меня в крови… Я хотела убить себя, разбив голову о стену.
– О Кристина!.. – застонал Рауль и заплакал.
– После этого он связал меня… Мне позволено умереть только завтра в одиннадцать часов вечера.
Весь этот разговор через стену был гораздо более отрывистым и торопливым, чем я смог это передать на бумаге. Часто мы замирали посреди фразы, потому что нам чудились подозрительный скрип, шаги, шорох… Кристина спешила нас успокоить, говоря:
– Нет! Нет! Это не он!.. Он ушел! Он действительно ушел! Я слышала, как закрылась дверь, ведущая к озеру.
– Мадемуазель! – сказал я. – Монстр, который вас привязал – он вас и развяжет. Просто надо найти правильный подход к нему. Не забывайте – он вас любит!
– Как бы я хотела забыть об этом навсегда…
– Постарайтесь ему улыбнуться. Умоляйте его. Скажите ему, что веревки причиняют вам боль.
Но Кристина Даэ прервала нас:
– Тихо!.. Я что-то слышу! Это он!.. Уходите! Уходите! Уходите!..
– Мы не можем отсюда выйти, даже если бы захотели! – объяснил я как можно убедительнее. – Отсюда нет выхода. И мы в камере пыток!