Никто не отзывался в соседней комнате. Там никого не было, никого, кто мог бы перекрыть воду. Никого, кто мог бы повернуть скорпиона…
Мы остались совсем одни, в темноте, с ледяной черной водой, которая, обнимая нас, поднимала и уносила вверх!
– Эрик! Эрик! Кристина! Кристина!
Мы потеряли опору и закружились в воде, увлекаемые непреодолимым водоворотом. Нас кидало к невидимым зеркалам и отбрасывало обратно. Мы бессильно кричали, захлебываясь в наступающем потоке воды.
Неужели мы умрем здесь? Утонем в камере пыток? Никогда я не видел, чтобы подобное случалось с кем-то в зеркальной комнате. Во время «розовых часов» Мазендерана через маленькое невидимое окно Эрик никогда не показывал мне ничего похожего!..
– Эрик! Эрик! Я спас вам жизнь! Помните?.. Вы ведь были обречены!.. Вы должны были умереть!.. Я открыл перед вами двери в жизнь!.. Эрик!..
Но мы вращались в воде, как обломки потерпевшего крушение корабля…
Мои руки вдруг наткнулись на ствол железного дерева. Я позвал Рауля, и секунду спустя мы оба держались за металлическую ветку.
Вода продолжала прибывать.
– Рауль, постарайтесь вспомнить, насколько купольный потолок зеркальной комнаты выше ветки железного дерева. Постарайтесь вспомнить. Вода должна где-то остановиться. Она не может подняться выше определенного уровня. Держитесь! Мне кажется, что она останавливается… Хотя нет… Нет! О ужас! Нам нужно плыть! Плывите!
Мы отпустили дерево, задыхаясь, сражаясь с бурлящей черной водой в полной темноте. Нам уже не хватало дыхания. Холодный воздух с шумом уходил из комнаты через вентиляционное устройство над нашими головами. Мы вращались в ледяном водовороте, пока не нашли вентиляционную отдушину и не прижались к ней губами, жадно глотая воздух. Но силы покидали меня. Я хватался слабеющими пальцами за стены – за скользкие зеркальные стены. У меня не было шансов за них удержаться! Последнее усилие… Последний крик:
– Эрик! Кристина!
В моих ушах оставалось только бульканье. И прежде чем полностью потерять сознание, мне показалось, что я услышал издевательское:
– Бочки!.. Бочки!.. У вас есть бочки на продажу?
ГЛАВА XXVII.Конец любви Призрака
На этом заканчивается рассказ, оставленный мне Персом.
Несмотря на ужас ситуации, когда гибель казалась неизбежной, Рауль де Шаньи и его спутник были спасены благодаря удивительной преданности Кристины Даэ. Остальное мне рассказал сам дарога.
Когда я зашел к нему, он все еще жил в маленькой квартирке на улице Риволи, напротив Тюильри[54]. Он был очень болен, и мне потребовалось все мое умение репортера-историка, служащего истине, чтобы уговорить его снова мысленно пережить эту невероятную драму. Его старый и верный слуга Дариус оставался с ним, он и привел меня к своему господину. Дарога встретил меня у окна, выходящего в сад, сидя в большом кресле. Он пытался держаться прямо, и до сих пор было видно, что это красивый и мужественный человек. Он смотрел на меня по-прежнему прекрасными глазами, но его бледное лицо осунулось и выглядело утомленным. Его голова, которую он обычно прикрывал остроконечной каракулевой шапкой, была полностью выбрита; он невольно развлекал себя тем, что вертел большими пальцами рук внутри рукавов просторного, очень простого жакета, в который был одет. Но разум его оставался ясным.
Он не мог без содрогания вспоминать ужасы прошлого, и мне пришлось вытягивать у него конец этой странной истории буквально по крохам. Порой я долго умолял его ответить на мои вопросы, а иногда, увлеченный своими воспоминаниями, он сам с поразительными подробностями воссоздавал передо мной дьявольский образ Эрика и те кошмарные часы, которые они с Раулем де Шаньи провели в доме на озере.
Никогда не забуду, как он дрожал, когда описывал пробуждение в полумраке спальни Луи-Филиппа после того, как потерял сознание в водовороте в камере пыток.
И вот конец этой ужасной истории, которую Перс любезно рассказал мне, завершив написанный им ранее отчет.
Открыв глаза, Перс обнаружил себя лежащим на кровати. Рауль лежал на диване возле зеркального гардероба. Ангел и демон, стоя рядом, молча взирали на них.
После миражей и иллюзий в камере пыток обстановка этой маленькой тихой комнаты, казалось, была создана с единственной целью – окончательно сбить с толку разум смертного, достаточно безрассудного, чтобы явиться в обитель живого мертвеца. Изогнутая кровать, кресла из красного дерева с наброшенными на их спинки кружевными салфетками, комод и столик с медными украшениями, часы… и на камине по обе стороны – маленькие шкатулки, выглядевшие такими безобидными… и полка, уставленная ракушками, красными подушечками для булавок, перламутровыми лодочками, и среди всего этого – огромное страусиное яйцо. Комната мягко освещалась лампой под абажуром, стоящей на столике.
Это убранство, воплощавшее собой этакое трогательное домашнее уродство, казавшееся таким мирным, таким разумным, находясь при этом глубоко в подвалах Оперы, ошеломляло больше, чем все прошлые фантасмагории.
И фигура человека в маске на фоне этой аккуратной и старомодной обстановки выглядела еще более пугающей. Человек наклонился к уху Перса и тихо сказал:
– Вам лучше, дарога? Вы рассматриваете мою мебель? Это все, что осталось от моей несчастной матери.
Он говорил что-то еще, но Перс уже не мог вспомнить что. Лишь одно врезалось ему в память – и это показалось ему странным: за все время их пребывания в спальне Луи-Филиппа говорил только Эрик. Кристина Даэ не произнесла ни слова, двигаясь бесшумно, словно сестра милосердия, которая дала обет молчания. Она безмолвно приносила в чашке горячий чай или восстанавливающий силы напиток, которые Эрик брал у нее из рук и протягивал Персу.
Что касается Рауля, то он спал.
Эрик, наливая немного рома в чашку Перса, кивнул в сторону лежавшего на диване виконта и сказал:
– Он пришел в себя задолго до того, как мы узнали, останетесь ли вы в живых, дарога. С ним все в порядке. Он спит. Не стоит его будить.
Через мгновение Эрик вышел из комнаты, и Перс, приподнявшись на локте, огляделся. Он увидел сидящую у камина белую фигуру Кристины Даэ. Он позвал ее, но тут же, ослабев, снова упал на подушки. Кристина подошла к нему, положила руку ему на лоб, затем вернулась на прежнее место. Перс с удивлением заметил, что, проходя мимо Рауля, она даже не взглянула на него и села в кресло у камина, по-прежнему молчаливая, как монахиня, которая дала обет безмолвия.
Эрик вернулся с маленькими склянками, поставил их на камин, уселся у постели дароги и нащупал его пульс. Затем тихо, чтобы не разбудить Рауля, сказал Персу:
– Теперь вы оба в безопасности. Скоро я отправлю вас обратно наверх, чтобы доставить удовольствие моей жене.
После этого он встал и без дальнейших объяснений снова удалился.
Перс смотрел на спокойный профиль Кристины Даэ в свете лампы. Она читала маленькую книжечку в золотом переплете, какие бывают в религиозных изданиях вроде «Подражания Христу»[55]. В ушах Перса все еще звучали последние слова Эрика: «…чтобы доставить удовольствие моей жене»…
Дарога тихо позвал еще раз, но Кристина, видимо, слишком глубоко погрузилась в чтение и не услышала его.
Эрик вернулся и дал новую порцию зелья Персу, посоветовав ему больше не пытаться заговорить ни с его «женой», ни с кем бы то ни было еще, поскольку это очень опасно для здоровья.
Перс помнил, как лежал, а по комнате бесшумно скользили черная тень Эрика и белая фигура Кристины, склоняясь то над ним, то над Раулем. Перс был еще очень слаб, и малейший шум вроде скрипа открывающейся двери зеркального гардероба вызывал у него головную боль. Наконец он тоже заснул.
На этот раз он проснулся уже дома, под присмотром своего верного Дариуса, который сообщил ему, что прошлой ночью его нашли у двери его квартиры, куда его доставил незнакомец, который позвонил в дверь и тут же скрылся.
Как только дарога восстановил силы и ясность ума, он послал слугу в дом графа Филиппа за вестями о виконте.
Ему ответили, что молодой человек пропал и что граф Филипп мертв. Его труп нашли на берегу озера в подвале Оперы со стороны улицы Скриба. Перс вспомнил реквием, который слушал через стену зеркальной комнаты, и у него не осталось никаких сомнений, кто был преступником, а кто – жертвой. Зная Эрика, он без труда воссоздал все трагические события. Решив, что его брат увез Кристину Даэ, Филипп бросился в погоню за ними по дороге в Брюссель, где, как он знал, все было подготовлено к бегству. Но, не встретив там никого, он вспомнил странные откровения Рауля о своем фантастическом сопернике и вернулся в Оперу, где услышал, что виконт сделал все возможное, чтобы проникнуть в нижнюю часть театра, и исчез, оставив шляпу в гримерной певицы рядом с ящиком от пистолетов. И граф, уже не сомневавшийся в безумии брата, тоже отправился в этот адский подземный лабиринт. Других доказательств Персу не требовалось, чтобы объяснить, почему труп графа был найден на берегу озера мертвых, где сирена, поющая сирена Эрика, надежно охраняла дом.
Больше Перс не колебался. Напуганный этим новым злодеянием и не в состоянии выносить неопределенность относительно судьбы виконта и Кристины Даэ, он решил рассказать все правосудию.
Однако расследование дела было поручено судье Фору, и именно с ним Персу пришлось иметь дело. Можно себе представить, как этот приземленный и недалекого ума скептик (я пишу то, что думаю), совершенно не готовый выслушивать подобные вещи, воспринял показания дароги. С Персом обошлись как с сумасшедшим.
Отчаявшись когда-нибудь быть услышанным, Перс начал писать. Поскольку правосудию его показания были не нужны, возможно, ими бы заинтересовалась пресса. Однажды вечером, когда он набросал последнюю строчку рассказа, который я в точности представил здесь, слуга Дариус объявил, что его хочет видеть незнакомец, не пожелавший ни называть своего имени, ни показать лицо, но заявивший, что не уйдет, пока не переговорит с дарогой.