астием Эрика в трагедии братьев Шаньи.
Невозможно описать, в какое волнение погрузило это дело жителей столицы. Странное похищение певицы, загадочная смерть графа Филиппа де Шаньи, исчезновение его брата, трое осветителей в Опере, найденные в бессознательном состоянии!.. Какие драмы! Какие страсти! Какие преступления творились вокруг любви Рауля и милой, очаровательной Кристины!..
Что сталось с этой яркой и непостижимой певицей, о которой мир никогда, никогда больше не слышал?.. Говорили, будто она стала жертвой соперничества двух братьев, но никто не знал, что же случилось с ней на самом деле. Люди не допускали даже мысли, что Рауль и Кристина скрылись, дабы насладиться счастьем вдали от общества, которое они не желали видеть после необъяснимой смерти графа Филиппа. А между тем в один из дней они просто сели на поезд в северном направлении… Однажды и я, быть может, сяду на такой же поезд и отправлюсь взглянуть на твои озера, о Норвегия, о задумчивая Скандинавия, где, возможно, все еще сохранились следы Рауля и Кристины, а также мадам Валериус, которая исчезла одновременно с ними!.. Быть может, там я услышу когда-нибудь одинокое эхо страны Севера, повторяющее песню той, которая встретила Ангела музыки?..
Даже после того, как это дело было закрыто благодаря совершенно бестолковому ведению следствия Фором, пресса время от времени возобновляла попытки проникнуть в тайну, снова и снова задаваясь вопросом, чей чудовищный разум подготовил и осуществил все эти неслыханные преступления.
Лишь одна-единственная бульварная газета, будучи в курсе закулисных сплетен, написала, что «за всеми этими злодеяниями стоял Призрак Оперы». Но и это было написано в ироническом тоне.
И только Перс, которого не хотели слушать и который после визита Эрика не возобновлял больше попыток обратиться к правосудию, знал истину. Он имел веские доказательства в виде тех самых реликвий, оставленных ему Эриком.
Мне оставалось только завершить расследование, пользуясь поддержкой самого Перса. Я держал его в курсе своих поисков, и он направлял их. Прошло много лет с тех пор, как он посещал Оперу в последний раз, но планировку здания он помнил прекрасно – о лучшем проводнике и мечтать было невозможно. Перс помог обнаружить мне самые потаенные уголки театра, указывал все источники информации, советовал, с кем можно переговорить; именно он убедил меня постучать в дверь Полиньи – бедняга был почти на смертном одре. Я и не знал, насколько он плох. Никогда не забуду его реакцию на мои вопросы о Призраке. Он посмотрел на меня так, словно увидел дьявола, и ответил мне всего несколькими обрывочными фразами, но их оказалось достаточно – и это главное, – чтобы судить о том, какую смуту внес в свое время Призрак в его и без того неспокойную жизнь (а ведь Полиньи был тем, кого мы называем любителем удовольствий).
Когда я сообщил Персу о весьма скудных результатах моего визита к Полиньи, Перс неопределенно улыбнулся: «Полиньи даже отдаленно не понимал, в сеть какого гнусного обмана завлек его Эрик, – Перс иногда говорил об Эрике как о боге, иногда – как о мерзком ублюдке. – Полиньи был суеверен, и монстр это знал. Он многое знал об общественных и частных делах в Опере».
Когда Полиньи услышал в ложе № 5 таинственный голос, рассказывающий директору самые личные подробности о нем самом, о его доверительных отношениях со вторым директором, Дебьеном, и другими сотрудниками, он не стал проситься в отпуск подлечить расстроенные нервы. Сначала, конечно, «голос с небес» поразил директора, заставив подумать, будто он проклят, но затем, когда голос попросил у него денег, он сразу понял, что имеет дело с шантажистом, жертвой которого стал и Дебьен.
Вскоре оба они ушли, устав от своих обязанностей по многим причинам и не пытаясь более установить личность странного Призрака Оперы, который предоставил им книгу с необычными инструкциями. Они передали эту тайну своим преемникам, вздохнув с глубочайшим облегчением и избавив себя от истории, которая интриговала, но вовсе не веселила.
Все это мне рассказал Перс. Тогда я спросил об их преемниках, выражая удивление, что в первой части «Мемуаров директора» Моншармин так подробно расписал действия Призрака Оперы, однако во второй о нем нет почти ни слова. На что Перс, который знал эти мемуары так, словно он сам их написал, заметил, что я найду объяснение всему этому делу, если задумаюсь над несколькими фразами во второй части мемуаров, которые Моншармин все же посвятил Призраку. Вот эти строки, которые нас особенно интересуют, поскольку в них раскрывается, чем закончилась пресловутая история о двадцати тысячах франков:
Что касается Призрака Оперы, о странных причудах которого я поведал в начале моих мемуаров, я хочу сказать только одно: он одним изящным жестом компенсировал все неприятности, которые причинил моим сотрудникам и, должен признаться, мне. Он, без сомнения, рассудил, что есть пределы любой шутке, особенно если она обходится так дорого и если в дело вмешивается комиссар полиции. Ибо через несколько дней после исчезновения Кристины Даэ, когда мы назначили встречу в нашем кабинете мсье Мифруа, чтобы рассказать ему обо всем, мы нашли на столе Ришара конверт, на котором красными чернилами было написано: «от П. О.». В конверте лежала крупная сумма денег – как раз та самая, которую шутнику удалось выманить, конечно временно, путем удачной мистификации, из директорской кассы. Ришар сразу же пришел к выводу, что мы должны удовлетвориться этим и не продолжать дело. Я согласился с мнением Ришара. Все хорошо, что хорошо кончается. Не так ли, мой дорогой П. О.?
Очевидно, Моншармин, особенно после того как деньги были возвращены, продолжал считать, что стал жертвой причудливой фантазии Ришара. Со своей стороны, Ришар не переставал верить, что это Моншармин, в отместку за некоторые из прежних шуток, развлекался тем, что выдумал все дело П. О.
Я не мог удержаться от того, чтобы попросить Перса рассказать мне, каким образом Призрак извлек двадцать тысяч франков из кармана Ришара, несмотря на булавку. Он ответил мне, что не стал вдаваться в подробности этого пустячного трюка, но, если у меня есть такое желание, я мог бы сам справиться, поискав ключ к загадке в директорском кабинете и памятуя, что Эрика не зря прозвали «любителем люков».
Я пообещал Персу, что, как только у меня будет время, обязательно займусь исследованием этой головоломки. Сразу скажу читателю, что результаты моих поисков были вполне удовлетворительными. По правде говоря, я никогда не думал, что найду так много неоспоримых доказательств подлинности явлений, приписываемых Призраку.
Письма Кристины Даэ, предоставленные мне Персом, признания, сделанные мне бывшими служащими Ришара и Моншармина, откровения маленькой Мэг (неподражаемая мадам Жири, увы, скончалась) и Ла Сорелли, которая ныне уединенно живет в Лувесьене, – все это составляет документальные свидетельства существования Призрака. Я намерен передать их в архив Оперы; мне хотелось бы, чтобы стало известно, какую роль они сыграли, позволив мне совершить нескольких важных открытий, за которые я испытываю некоторую гордость.
Мне все же не удалось найти дом на озере, так как Эрик намертво заблокировал все тайные входы (хотя я уверен, что проникнуть туда было бы легко, если осушить озеро, о чем я неоднократно просил администрацию изящных искусств)[56]. Тем не менее я нашел секретный проход коммунаров, дощатая стена которого местами обвалилась; там я отыскал люк, через который Перс и Рауль спустились в нижнюю часть подвалов театра. А в подземелье коммунаров обнаружил множество инициалов, начертанных на стенах несчастными, которые там томились. И среди этих инициалов – буквы «Р» и «Ш». Вам это ни о чем не говорит? Рауль де Шаньи! Буквы хорошо заметны и сегодня. Разумеется, на этом я не остановился. В первом и третьем подвалах я дважды сумел открыть и закрыть люки, работающие при помощи системы вращения, совершенно неизвестной рабочим сцены, использующим только горизонтально скользящие люки.
Наконец я могу с полной уверенностью сказать читателю: посетите как-нибудь Оперу, попросите разрешения спокойно прогуляться по ней без глупого экскурсовода, зайдите в ложу № 5 и постучите по огромной колонне, отделяющей эту ложу от соседней. Постучите по ней тростью или кулаком и послушайте – вы обнаружите, что колонна полая! И после этого у вас не останется сомнений, откуда мог исходить голос Призрака: в этой колонне хватит места для двоих человек. А если вы зададитесь вопросом, почему тогда никто из посетителей ложи не оборачивался к этой колонне, то учтите: она выглядит сделанной из цельного мрамора, и голос из нее, скорее всего, доносился с противоположной стороны. Ведь голос Призрака-чревовещателя исходил оттуда, откуда он хотел. Колонна имеет причудливую резьбу – и я не теряю надежды обнаружить сегмент колонны, который благодаря хитрому устройству способен опускаться и подниматься по желанию, что давало возможность Призраку свободно и незаметно осуществлять переписку с мадам Жири и щедро одаривать ее маленькими подарками.
Несомненно, то, что я видел, – ничтожная часть по сравнению с тем, что на самом деле создал этот поразительный, фантастический человек внутри такого здания, как Опера. Но все свои открытия я отдал бы лишь за то, которое посчастливилось мне сделать в кабинете директора, в нескольких дюймах от кресла: люк, шириной с доску паркета и длиной в предплечье, не более. Этот люк откидывается, как крышка шкатулки, и я легко представляю, как высовывается оттуда рука и ловко забирается в карман фрака, фалды которого касаются пола.
Именно так ушли сорок тысяч франков!.. А затем, благодаря неведомому соучастнику, они вернулись обратно.
Обсуждая это с Персом, я спросил его с понятным волнением:
– Итак, поскольку сорок тысяч франков вернулись, значит, Эрик просто развлекался, заставляя директоров выполнять его инструкции?
– Это не так, – ответил он мне. – Эрику нужны были деньги. Ставя себя вне человечества, он нисколько не стеснялся использовать свой необычайный дар – ловкость и фантазию, полученные им от природы в качестве компенсации за ужасное уродство, которым она его наделила, – чтобы эксплуатировать людей, иногда необычайно искусно и без зазрения совести. Он вернул эти сорок тысяч франков Ришару и Моншармину просто потому, что на тот момент они были больше ему не нужны. Он отказался от брака с Кристиной Даэ. Он отказался от всего, что есть на земле.