Призрак Оперы.
К этому письму прилагалась вырезка из колонки личных объявлений в «Театральном ревю», где значилось следующее:
П. О.: Р. и М. непростительны. Мы предупредили их и оставили им Вашу инструкцию. С уважением!
Едва Фирмин Ришар закончил чтение, как дверь его кабинета открылась и перед ним появился Арман Моншармин с точно таким же письмом. Они посмотрели друг на друга и расхохотались.
– Итак, шутка продолжается, – заключил Ришар, – но она перестает быть забавной!
– Что они хотели этим сказать? – спросил Моншармин. – Неужели Дебьен и Полиньи думают, что раз они были директорами Оперы, то могут требовать предоставлять им ложу до конца жизни?
Ибо как для первого, так и для второго не было никаких сомнений в том, что двойное послание было результатом шутливого сотворчества их предшественников.
– У меня нет ни малейшего желания позволять и дальше себя разыгрывать! – объявил Ришар.
– Это довольно безобидно! – возразил Моншармин. – Собственно, чего они хотят? Ложу на сегодня?
Фирмин Ришар приказал секретарю прислать билеты в ложу № 5 первого яруса господам Дебьену и Полиньи, если она еще не зарезервирована.
Она оказалась свободной. Дебьен жил на углу улицы Скриба и бульвара Капуцинов, а Полиньи на улице Обера. Оба письма Призрака Оперы были отправлены из почтового отделения на бульваре Капуцинов. Это заметил Моншармин, осматривая конверты.
– Хорошее наблюдение! – оценил Ришар.
Они пожали плечами и выразили сожаление, что люди такого почтенного возраста все еще развлекаются детскими забавами.
– Все-таки они могли быть повежливее! – заметил Моншармин. – Ты видел, как они отозвались о Ла Карлотте, Ла Сорелли и маленькой Жамме?
– Ну что ж! Дорогой мой, эти люди во власти болезненной ревности! Удивительно – они зашли так далеко, что заплатили за небольшую переписку в «Театральном ревю»!.. Неужели им больше нечего делать?
– Кстати! – снова заговорил Моншармин. – Похоже, они очень заинтересованы в маленькой Кристине Даэ…
– Ты не хуже меня знаешь, что у нее репутация целомудренной девушки! – ответил Ришар.
– Мы очень часто имеем фальшивую репутацию, – возразил Моншармин. – Вот у меня – разве нет репутации знатока музыки? А ведь я не отличу скрипичный ключ от басового.
– Успокойся, у тебя никогда не было такой репутации, – заверил его Ришар.
После этого Фирмин Ришар приказал швейцару пригласить артистов, которые уже в течение двух часов бродили по большому коридору в ожидании открытия директорской двери – той двери, за которой их ждали слава и деньги… Или увольнение.
Весь оставшийся день прошел в обсуждениях, переговорах, подписаниях или расторжениях контрактов. Поэтому можете мне поверить: в тот вечер – 25 января – оба наши директора, уставшие от тяжелого дня, полного гнева, интриг, рекомендаций, угроз, протестов, заверений в любви, ненависти… оба они легли спать пораньше, даже не испытывая любопытства, чтобы заглянуть в ложу № 5 и узнать, пришлось ли Дебьену и Полиньи по вкусу представление. После ухода прежнего руководства в театре велись ремонтные работы, и Ришар приложил немало труда, чтобы спектакли в это время не прекращались.
На следующее утро Ришар и Моншармин нашли в своей почте, во-первых, благодарственную открытку от Призрака, составленную таким образом:
Мои глубокоуважаемые директора!
Благодарю вас. Это был прекрасный вечер. Даэ великолепна. Хоры требуют доработки. Ла Карлотта отличный инструмент – но и только. Ожидайте скорого сообщения по поводу 240 000 франков – точнее, 233 424 франков 70 сантимов. Господа Дебьен и Полиньи прислали мне 6 575 франков 30 сантимов, что составляет оплату первых десяти дней в этом году – так как их полномочия закончились 10-го числа вечером.
Ваш покорный слуга
П. О.
Во-вторых, там было письмо от Дебьена и Полиньи:
Мсье!
Мы благодарим вас за оказанную любезность, но вы легко поймете, что перспектива вновь послушать «Фауста», как бы ни мила она была для бывших директоров Оперы, не может заставить нас забыть, что мы не имеем права занимать ложу № 5 первого яруса. Ведь она принадлежит исключительно тому, о ком мы говорили вам, перечитывая вместе с вами инструкцию. Взгляните еще раз на последний пункт статьи 63.
Примите наши уверения и пр.
– Они начинают меня раздражать! – заявил Фирмин Ришар, яростно вырвав письмо у Моншармина из рук.
В тот вечер ложа № 5 первого яруса была сдана в аренду.
На следующий день, придя в свой кабинет, Ришар и Моншармин нашли отчет капельдинера[21] о событиях, произошедших накануне вечером в ложе № 5 первого яруса. Вот главный отрывок этого краткого отчета:
Этим вечером у меня возникла необходимость, – написал капельдинер, – дважды вызывать полицейского (в начале и в середине второго акта). Лица, занявшие ложу № 5 первого яруса, прибыли туда лишь в начале второго акта. Вскоре они вызвали возмущение публики оглушительным смехом и громкими неуместными шутками. Я вошел туда и сделал им замечание, призвав к порядку и потребовав вести себя подобающе. Эти люди, казалось, были не в себе, они хихикали и говорили глупости. Я предупредил их, что, если они продолжат в том же духе, мне придется их выдворить. Не успел я выйти, как снова услышал их смех и протесты зрителей из зала. Я вернулся с полицейским, который вывел их. Продолжая смеяться, они заявили, что не уйдут, пока им не вернут деньги. В конце концов они, казалось, успокоились, и я позволил им вернуться в ложу; однако смех тотчас же возобновился, и на этот раз я удалил их окончательно.
– Пусть позовут капельдинера, – крикнул Ришар секретарю, который первым прочитал этот отчет и уже сделал на нем пометки синим карандашом.
Секретаря звали Реми – это был умный и застенчивый молодой человек, двадцати четырех лет, с тонкими усами, элегантный, высокий, всегда безупречно одетый (в любую погоду он носил фрак). Жалование его составляло 2 400 франков в год. Он просматривал газеты, отвечал на письма, распределял ложи и пригласительные билеты, назначал встречи, общался с посетителями, навещал больных артистов, подыскивал замену, вел переписку с главами департаментов. Но самой главной его обязанностью было служить своеобразным замком директорского кабинета, непреодолимой преградой для тех, кого директора не желают видеть.
Секретарь уже вызвал капельдинера и теперь пригласил его в кабинет.
Тот вошел, немного обеспокоенный.
– Расскажите нам, что произошло, – резко приказал Ришар.
Капельдинер нахмурился и указал на отчет.
– Но эти люди – почему они смеялись? – спросил Моншармин.
– Господин директор, они, должно быть, хорошо поужинали и выглядели более готовыми к шалостям, чем к прослушиванию музыки. Едва появившись в ложе, они сразу вышли обратно и позвали билетершу. На ее вопрос, что им угодно, они сказали: «Осмотрите ложу – там действительно никого нет?..» – «Никого», – подтвердила билетерша. «А мы, – заявили они, – когда вошли, услышали голос, который говорил, что ложа занята».
Моншармин не мог сдержать улыбки, но Ришар выглядел мрачным. Будучи опытным мистификатором, он слишком хорошо разбирался в вещах такого рода, чтобы не распознать в рассказе следы одной из тех отвратительных шуток, которые сначала забавляют своих жертв, а в конечном итоге приводят их в ярость.
Капельдинер, глядя на улыбающегося Моншармина, счел нужным тоже ухмыльнуться в ответ. Это было ошибкой. Ришар одарил служащего таким испепеляющим взглядом, что тот сразу же стер улыбку с лица и постарался изобразить встревоженную озабоченность.
– Когда эти люди прибыли, – грозно продолжил допрос Ришар, – в ложе кто-нибудь был?
– Никого, господин директор! Никого! И в соседних ложах тоже никого не было, ручаюсь! Я могу поклясться в этом на Библии! Уверен, что все это просто шутка.
– А билетерша – что она сказала?
– О! Для билетерши все объясняется довольно просто. Она сказала, что это Призрак Оперы. Вот и все!
Капельдинер снова усмехнулся. Но тут же пожалел об этом. Потому что как только он произнес слова «Призрак Оперы», Ришар окончательно пришел в ярость.
– Пусть вызовут билетершу! – приказал он. – Немедленно! Сейчас же пришлите ее ко мне! И отошлите прочь всех остальных!
Капельдинер хотел было возразить, но Ришар рявкнул ему: «Молчать!» Затем, когда губы несчастного подчиненного, казалось, сомкнулись навсегда, господин директор потребовал, чтобы они снова открылись.
– Что еще за «Призрак Оперы» такой?.. – свирепо спросил он.
Но теперь капельдинер был не в силах вымолвить ни слова. Отчаянной мимикой он пытался дать понять, что ничего об этом не знает и даже не хочет знать.
– Вы видели этого Призрака Оперы?
Капельдинер энергично замотал головой в знак отрицания.
– Очень плохо! – зловеще заявил Ришар.
Капельдинер в ужасе расширил глаза, которые и так уже вылезали из орбит, и пролепетал:
– Почему?
– Потому что я уволю каждого, кто его не видел! – объяснил директор. – Это просто недопустимо: не видеть столь вездесущего призрака! Мои служащие должны делать свое дело – и делать его хорошо!
ГЛАВА V.Ложа № 5 (продолжение)
После этих слов Ришар повернулся к только что вошедшему администратору и занялся обсуждением с ним текущих дел. Капельдинер решил, что может теперь незаметно ускользнуть, и тихо-тихо стал пятиться к двери, когда Ришар, заметив этот маневр, пригвоздил служащего к месту громовым окриком:
– Стоять!
Благодаря расторопности Реми быстро нашлась билетерша, которая работала еще и консьержкой на улице Прованс, в двух шагах от оперного театра. Вскоре она вошла.
– Как вас зовут?
– Мадам Жири. Вы меня хорошо знаете, господин директор: я мать Мэг Жири, маленькой Жири, как ее еще называют!
Это было сказано настолько серьезным и торжественным тоном, что на мгновение даже произвело впечатление на Ришара. Он посмотрел на мадам Жири (выцветшая шаль, стоптанные туфли, старенькое платье из тафты, шляпка цвета копоти). По его взгляду стало очевидно, что он никоим образом не знал и не помнил ни саму мадам Жири, ни даже маленькую Мэг Жири.