Я вспомнил первый жест Дарзака, когда, встретив нас в Канне, он вошел в наше купе. Он опустил занавеску! Всегда в тени.
Силуэт у западной стены повернулся в мою сторону. Я вижу лицо этого человека без очков и абсолютно недвижимым, как будто он приготовился фотографироваться. Да, это Робер Дарзак. Это несомненно Робер Дарзак!
Он снова уходит. Чего-то явно не хватает в походке Дарзака, чтобы признать ее походкой Ларсана. Но чего?
Рультабиль увидел бы все, потому что он размышляет больше, чем смотрит. Правда, в этот раз ему и вовсе некогда было смотреть.
Не забудем, что Дарзак провел три месяца на юге. Три месяца, в течение которых мы его не видели. Он уехал больным, а вернулся здоровым. Нечего удивляться, что его лицо несколько изменилось.
И свадьба произошла практически тотчас же. С тех пор минула всего неделя! А Ларсан безусловно может выдержать этот срок.
Человек впереди (Дарзак? Ларсан?) направился в мою сторону. Видит ли он меня? Я съеживаюсь в своем укрытии.
Три месяца отсутствия, в течении которых Ларсан мог изучить все жесты и движения Дарзака. Затем Дарзака уничтожают, занимают его место и увозят его жену. Дело сделано!
Голос? Но что может быть легче, чем подражать наречию южанина? Чуть больше или чуть меньше акцента — вот и все. Мне казалось, что сегодняшний Дарзак говорит с большим акцентом, чем Дарзак до свадьбы.
Вот он почти рядом со мной и проходит мимо, не замечая меня.
Это Ларсан! Я уверен, что это Ларсан!
Но вот он останавливается на мгновение, смотрит в растерянности и смущении на все эти уснувшие предметы вокруг себя, среди которых он так одинок, и стонет, как несчастный, несчастный человек, каким он и является на самом деле.
Это Дарзак!
Затем он уходит, а я остаюсь на месте, потрясенный тем, что осмелился предположить…
Сколько времени я оставался в подобной прострации? Час? Или два? Поднявшись, я почувствовал сильную усталость. В результате моих ошеломляющих гипотез я дошел до того, что спрашивал себя, не мог ли случайно (хорошенькое «случайно»!), не мог ли Ларсан, находившийся в мешке из-под картофеля, заменить Дарзака, который вез его в английском шарабане, запряженном Тоби, к пропасти Кастильона?
Честное слово! Я вообразил себе, что тело, бьющееся в предсмертной агонии, внезапно приходит в себя и просит господина Дарзака занять его место. Все это было весьма недалеко от моих остальных абсурдных предположений. Но тут я вспомнил о своей краткой беседе с Дарзаком при выходе из Четырехугольной башни, где выяснялись обстоятельства появления Лишнего тела. В тот момент я задал ему несколько вопросов о князе Галиче, чей нелепый образ не переставая меня преследовал. Он немедленно ответил на них, сославшись при этом на разговор, состоявшийся между нами накануне. Так как этого разговора никто слышать не мог, то, без сомнения, Дарзак, так занимавший меня сегодня, был тем же Дарзаком, который разговаривал со мной вчера. Как ни бессмысленно выглядела мысль об этой подмене, меня все-таки можно было простить. Причиной этой мысли отчасти был сам Рультабиль, постоянно твердивший мне о своем отце, как о гении перевоплощений. И я вернулся к единственной возможной гипотезе — возможной для Ларсана, занявшего место Дарзака, — к подмене в момент свадьбы, когда жених мадемуазель Станжерсон возвратился в Париж после трехмесячного пребывания на юге.
Я вновь вспомнил его входящим в церковь Святого Николая, которую он выбрал для свадьбы, может быть, именно потому, что это самая угрюмая церковь в Париже.
«До каких только нелепостей можно дойти! — говорил я себе, пробираясь потихоньку в свою одинокую комнатку в Новом замке. — Рультабиль совершенно правильно полагал, что, если бы Ларсан занял место Дарзака, то ему достаточно было просто увести свою прекрасную добычу, а не показываться Матильде под видом Ларсана, не являться с ней в замок Геркулес к добрым знакомым и возможным защитникам, и уж, конечно, не красоваться в лодке у Тулио, демонстрируя образ Русселя-Бальмейера на всю округу. В этот момент Матильда, еще принадлежавшая своему мужу, ускользнула от него окончательно. Появление Ларсана похищало Матильду у Дарзака, следовательно, Дарзак не может быть Ларсаном».
Моя бедная голова просто раскалывалась от всех этих мыслей. Это ослепительная луна там, наверху, поразила мой мозг. У меня лунный удар.
И потом, он же появился перед Артуром Рансом в парке Ментоны, когда Дарзак ехал поездом в Канн, чтобы встретиться с нами. Если Артур Ранс говорил правду, то я могу спокойно отправляться в постель. Да и зачем ему лгать? Он тоже любил некогда Даму в черном, и эта любовь не прошла до сих пор. Госпожа Эдит не глупа, она же все видит.
Пойдемте-ка лучше спать.
Я был еще под аркой садовника и собирался пройти во двор Карла Смелого, как вдруг послышался какой-то шум. Можно было предположить, что где-то открылась дверь — такой звук бывает, когда дерево скребет по железу. Я выглянул из-под арки и у дверей Нового замка заметил силуэт человека. Может быть, мне показалось? Я выхватил револьвер и бросился вперед, но ничего не увидел. Однако дверь Нового замка была закрыта, а я ясно помнил, что, уходя, оставил небольшую щель. Я буквально ощущал чье-то присутствие. Кто здесь мог быть? Конечно, если этот силуэт действительно существовал, а не являлся плодом моего воспаленного воображения. Он мог находиться только внутри замка, так как двор Карла Смелого был пуст. Осторожно толкнув дверь, я вошел и, не шевелясь, внимательно прислушивался около пяти минут. Никого. Должно быть, мне все-таки показалось. И все же я пробрался в свою комнату, не зажигая спичек и соблюдая полную тишину. В комнате я запер дверь и только тогда вздохнул с облегчением. Но видение продолжало меня тревожить. Не спалось. Появление этого силуэта и мысли о Дарзаке-Ларсане странным образом сливались в моем воспаленном мозгу.
«При ближайшей возможности я постараюсь убедиться, кто же это: Дарзак или Ларсан», — твердил я себе.
Да, но как это сделать? Потянуть за бородку? Если я ошибаюсь, он примет меня за сумасшедшего или, еще хуже, угадает мои мысли и тоже не слишком обрадуется. Ко всем несчастьям недоставало только, чтобы его принимали за Ларсана!
Вдруг, откинув одеяло, я сел на кровати.
— Австралия! — воскликнул я.
Мне вспомнился эпизод, который я уже упоминал в начале своего рассказа. Помните, как после несчастного случая в лаборатории я сопровождал Робера Дарзака к врачу. В кабинете окулиста мой подопечный принужден был снять пиджак, случайно приподняв при этом рукав рубашки. Пока оказывалась помощь, я с интересом рассматривал на сгибе локтя его правой руки широкое родимое пятно, удивительно напоминавшее географические контуры австралийского материка. И, больше того, под этим широким пятном имелось еще и маленькое пятнышко, расположенное примерно в том же месте, где на карте изображают землю, именуемую Тасманией. Вот это родимое пятно и пришло мне на ум бессонной ночью.
Едва я успел поздравить себя с обнаружением такого неопровержимого доказательства, обдумывая, как бы мне половчее взглянуть на это пятно, как за дверью послышался новый шум. Казалось, что под чьими-то медленными и осторожными шагами слегка поскрипывают ступени.
Затаив дыхание, я подошел к двери и прислушался, приложив ухо к замочной скважине. Ступени вновь заскрипели. Кто-то шел по лестнице, я в этом больше не сомневался. Кто-то, кто желал скрыть свое присутствие. Я вспомнил о силуэте, который заметил еще входя во двор Карла Смелого. Кто это мог быть и что ему надо на лестнице? Поднимается он или спускается?
Снова тишина. Я воспользовался этим, чтобы быстро надеть брюки, и, вооружившись револьвером, тихо открыл дверь своей комнаты. Затаив дыхание, я вышел на лестничную площадку и остановился.
Мне уже приходилось описывать плачевное состояние, в котором находились внутренние помещения Нового замка. Мрачный свет луны проникал через высокие окна, находившиеся на каждой площадке, и четкими бледными квадратами высвечивал в черноте ночи всю лестничную клетку. Убожество замка, отдельными деталями выступавшее в этом призрачном свете, казалось еще более удручающим. Обломки лестничных перил, покореженные оконные решетки, ободранные стены, с которых там и сям еще свисали лохмотья обивки, все эти подробности, не слишком-то волновавшие меня днем, подействовали сейчас весьма странно. Мой воспаленный мозг, окруженный этими мрачными декорациями прошлого, оказался вполне подготовленным к появлению какого-нибудь привидения. Мне стало страшно и показалось, будто легкая тень скользнула у меня между пальцев, коснувшись моего тела.
Однако же любое привидение, безусловно, способно, прогуливаясь по старинному замку, не скрипеть при этом ступенями. Впрочем, они уже больше и не скрипели. И тут, склонившись над перилами, я увидел эту тень вновь. Но только теперь абсолютно отчетливо. Луна, осветив ее, заставила вспыхнуть как факел. Я узнал Робера Дарзака!
Он спустился в первый этаж и пересекал вестибюль, подняв голову, как будто чувствовал на себе мой взгляд. Инстинктивно я отступил назад, затем занял свой наблюдательный пост вновь. И как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дарзак исчезает в коридоре ведущем к лестнице в другом конце здания. Что все это значит? Что делал Робер Дарзак ночью в Новом замке? Почему он пробирался с такими предосторожностями? Тысячи подозрений промелькнули у меня в мозгу, или, вернее, все мои мрачные мысли охватили меня с новой силой, и по следам Дарзака я бросился на поиски «Австралии».
Я оказался у коридора именно в тот момент, когда он, уже миновав его, начал с теми же предосторожностями подниматься по источенным временем ступеням противоположной лестницы. Притаившись в коридоре, я видел, как он остановился на первой площадке и толкнул какую-то дверь. Затем он исчез, быть может, оказался в тени или вошел в комнату. Я быстро вскарабкался по лестнице к этой двери, нашел ее запертой и, убежденный, что он находится там, трижды постучал. Сердце мое готово было выскочить из груди. Все эти комнаты заброшены и необитаемы. Что же понадобилось Роберу Дарзаку в одной из них этой ночью?