с ним стало?
– Он умер.
– Когда?
– Этой ночью.
– А каким образом он умер?
– Его убили, сударыня.
– Где же?
– В Квадратной башне.
При этих словах все вскочили; наше волнение было вполне объяснимо: супруги Ранс были ошеломлены известием, супруги Дарзак и я – тем, что Рультабийль не побоялся рассказать об убийстве.
– В Квадратной башне?! – вскричала миссис Эдит. – Но кто же его убил?
– Господин Робер Дарзак, – ответил Рультабийль и попросил всех занять свои места.
Удивительное дело, но все покорно расселись, словно в такой момент нам больше было нечего делать, кроме как слушаться этого мальчишки. Однако миссис Эдит почти сразу же встала опять и, взяв господина Дарзака за руки, воскликнула с неподдельной силой и восторгом (нет, я был решительно не прав, когда говорил, что в ней много напускного):
– Браво, господин Робер! All right! You are a gentleman![30] – Затем, повернувшись к мужу, заметила: – Вот настоящий мужчина! Он достоин любви.
После этого она рассыпалась перед госпожой Дарзак в комплиментах (все-таки ей было свойственно все преувеличивать), принялась клясться ей в вечной дружбе и заявила, что в столь непростых обстоятельствах она и господин Дарзак могут рассчитывать на нее и ее мужа, что они готовы показать следователю все, что будет нужно.
– В том-то и дело, сударыня, – прервал излияния Рультабийль, – что ни о каких следователях и речи нет. Нам они не нужны. Мы не желаем, чтобы они вмешивались. Ларсан умер для всех раньше, задолго до того, как его убили этой ночью; вот и пускай продолжает оставаться мертвым. Мы решили, что ни к чему снова затевать скандал – господин и госпожа Дарзак, а также профессор Стейнджерсон и без того много пережили, – и надеемся, что вы нам поможете. Новая драма разыгралась при столь таинственных обстоятельствах, что, если бы мы о ней не рассказали, вам и в голову не пришло бы что-либо заподозрить. Однако господин и госпожа Дарзак слишком хорошо воспитаны, чтобы забыть, как в таких обстоятельствах вести себя с хозяевами. Простая вежливость заставляет их сообщить вам, что этой ночью они убили у вас в замке человека. Но как бы там ни было, несмотря на уверенность, что мы сможем скрыть эту досадную историю от итальянского правосудия, нам нужно иметь в виду: она может всплыть наружу из-за какого-нибудь непредвиденного случая, и поэтому господин и госпожа Дарзак не хотят, чтобы вы рисковали, – вдруг в один прекрасный день в окрестностях поползут слухи о том, что произошло под вашей крышей, или даже нагрянет полиция?
Молчавший до этих пор Артур Ранс встал и заговорил; лицо его было бледно.
– Фредерик Ларсан мертв. Что ж, тем лучше. Я рад этому больше, чем кто-либо, и если его настигло возмездие в лице господина Дарзака, то я первый поздравлю господина Дарзака. Но я полагаю, что господин Дарзак не прав, скрывая этот славный поступок. Лучше всего сообщить о нем в полицию, и как можно скорее. Если полиция узнает об этом деле из другого источника, представляете, в каком положении мы окажемся? Если мы сознаемся, то будем чисты перед правосудием; если нет – сделаемся злоумышленниками. О нас могут подумать все, что угодно…
Мистер Ранс был весьма взволнован трагическим происшествием, говорил заикаясь, словно сам убил Фредерика Ларсана, словно его уже обвинили в этом и тащат в тюрьму.
– Нужно все рассказать. Господа, нужно все рассказать!
– Я думаю, мой муж прав, – добавила миссис Эдит. – Но прежде чем принять какое-либо решение, хотелось бы знать, как все случилось.
Она обращалась непосредственно к господину и госпоже Дарзак. Но они никак не могли оправиться от удивления, вызванного словами Рультабийля – Рультабийля, который еще утром, в моем присутствии, пообещал им молчать и сам призывал нас к молчанию; супруги были связаны словом и сидели словно окаменев. Артур Ранс повторил:
– Зачем скрывать? Нужно во всем признаться!
И тут мне показалось, что репортер внезапно принял решение: глаза его сверкнули, как будто в голове у него мелькнула важная мысль. Он наклонился над Артуром Рансом, который сидел, опираясь правой рукой о трость с загнутой ручкой, затейливо вырезанной из слоновой кости знаменитым мастером из Дьепа. Взяв у Ранса трость, Рультабийль заговорил:
– Вы позволите? Я очень люблю слоновую кость, а мой друг Сенклер рассказывал мне о вашей трости. Я только сейчас ее заметил. Очень красиво. Это работа Ламбеса – он лучший мастер на нормандском побережье.
Молодой человек разглядывал трость и, казалось, был поглощен только этим. Он вертел ее до тех пор, пока она не выскользнула у него из рук и не упала перед госпожой Дарзак. Я поспешил ее поднять и протянул Артуру Рансу. Рультабийль поблагодарил меня грозным взглядом. В этом испепеляющем взгляде я прочитал, что вел себя как дурак.
Раздраженная несносным самодовольством Рультабийля и молчанием супругов Дарзак, миссис Эдит встала.
– Душенька, – сказала она, обращаясь к госпоже Дарзак, – я вижу, вы очень устали. Переживания этой ужасной ночи вконец вас измотали. Прошу вас, пойдемте к нам в комнаты, там вы сможете отдохнуть.
– Прошу прощения, но я еще ненадолго задержу вас, миссис Эдит, – вмешался Рультабийль. – То, что мне осталось сообщить, касается лично вас.
– Так говорите же, сударь, не тяните.
Она была права. Интересно, понял ли это Рультабийль? Во всяком случае, неторопливость своих предварительных рассуждений он с лихвою искупил краткостью и точностью, с какою рассказал о событиях прошлой ночи. Никогда еще вопрос о «лишнем трупе» в Квадратной башне не представал перед нами в столь таинственном и ужасном свете. Миссис Эдит вся дрожала (в самом деле дрожала, честное слово). Что же до мистера Ранса, то он покусывал ручку трости с поистине американской флегмой и весьма убежденно повторял:
– Просто дьявольская история, просто дьявольская! Этот «лишний труп» – просто дьявольская история…
Произнося эти слова, он, правда, посматривал на высунувшийся из-под платья кончик ботинка госпожи Дарзак. Тут начался общий разговор, бессвязный, состоявший сплошь из восклицаний, негодования, жалоб, вздохов сочувствия, а также из просьб объяснить появление «лишнего трупа» и объяснений, которые ничего не объясняли, а лишь усиливали общее замешательство. Зашел разговор и о том, как труп был увезен в мешке из-под картошки, и миссис Эдит вновь разразилась комплиментами в адрес героя – господина Дарзака. Рультабийль, однако, в эту словесную неразбериху не вмешивался. Он явно не одобрял поднявшейся суеты и смятения, за которыми наблюдал с видом учителя, давшего своим примерным ученикам несколько минут передышки. Подобная манера мне весьма не нравилась, и я неоднократно упрекал за нее Рультабийля, впрочем без особого успеха: тот всегда напускал на себя такой вид, какой хотел.
Наконец, решив, по-видимому, что перемена затянулась, он резко спросил у миссис Эдит:
– Ну как, миссис Эдит, вы все еще считаете, что следует сообщить в полицию?
– Уверена в этом еще больше, чем раньше, – ответила та. – Полиция обязательно раскроет то, что нам раскрыть не под силу. – (Рультабийль остался безучастен к этому сомнению в его умственных способностях.) – И признаюсь вам, господин Рультабийль, что, по-моему, ее следовало известить еще раньше. Вам тогда не пришлось бы дежурить столько бессонных ночей; да это, в сущности, оказалось ни к чему – тот, кого вы опасались, все равно проник в замок.
Рультабийль далее вздрогнул, но подавил возмущение и сел, как бы машинально снова завладев тростью, которую Артур Ранс прислонил к ручке кресла. «Что он собирается делать с этой тростью? На сей раз надо быть осторожнее и не притрагиваться к ней!» – сказал я себе.
Поигрывая тростью, Рультабийль ответил миссис Эдит, которая столь задиристо и даже несколько жестоко напала на него:
– Вы заблуждаетесь, миссис Эдит, полагая, что меры, которые я принял, чтобы обеспечить безопасность господина и госпожи Дарзак, оказались бесполезны. Они позволили мне установить, что у нас появился «лишний труп»; они же позволили мне установить, что одного трупа у нас недостает. Это, впрочем, не так уж необъяснимо.
Мы переглянулись: одни – пытаясь понять, другие – страшась.
– Ну, в таком случае вы увидите, что никакой тайны больше нет и все устроится наилучшим образом, – отозвалась миссис Эдит и добавила, передразнивая Рультабийля: – С одной стороны – «лишний труп», с другой – недостающий. Все к лучшему.
– Да, – согласился Рультабийль, – но самое страшное в том, что этот недостающий труп появился как раз вовремя, чтобы объяснить присутствие «лишнего трупа», сударыня. Только знайте, что недостающий труп – это труп вашего дядюшки, мистера Боба.
– Старый Боб! – вскричала женщина. – Пропал Старый Боб?
– Старый Боб! Пропал Старый Боб? – подхватили все присутствующие.
– Увы, – проговорил Рультабийль и уронил трость.
Однако весть об исчезновении Старого Боба до такой степени взволновала и Рансов, и Дарзаков, что на упавшую тросточку никто не обратил внимания.
– Дорогой Сенклер, будьте столь любезны, поднимите трость, – попросил Рультабийль.
Ей-богу, я поднял ее, но Рультабийль даже не соблаговолил меня поблагодарить: в этот миг миссис Эдит, словно львица, набросилась на господина Дарзака с криком:
– Вы убили дядюшку!
Нам с господином Рансом едва удалось сдержать ее и немного успокоить. Мы принялись ее уверять, что, если дядюшка исчез на некоторое время, это вовсе не означает, что его увезли в этом жутком мешке. Одновременно мы осыпали Рультабийля упреками за то, что он был столь жесток и сообщил нам свое мнение, которое к тому же всего лишь шаткая гипотеза, родившаяся в его растревоженном мозгу. Затем мы стали умолять миссис Эдит не считать эту гипотезу за оскорбление, поскольку она возможна, только если предположить, что Ларсан проявил чудо изобретательности и появился здесь под видом ее уважаемого дядюшки. Однако миссис Эдит приказала мужу замолчать, смерила меня взглядом с головы до ног и заявила: