– Но потом все изменилось! Мы стали встречаться, я начал узнавать тебя, и ты была… то есть ты… И я ничего не говорил тебе про Рим просто потому, что к тому моменту разве я бы захотел туда поехать? Или в Канаду, или на Уран, вообще куда-либо отсюда? Знаю, что ты никогда мне не поверишь, что все это кажется наскоро выдуманной чепухой, но, клянусь, я уже планировал отказаться, сказать Энрико, что больше нет никакого плана, потому что я на самом деле влю…
– Не заканчивай слово, иначе меня стошнит от отвращения, а этот двухсотлетний пол фиг отмоешь.
– Проклятье, Вани! Ты должна мне поверить! Ты знаешь, что можешь мне верить!
Воспоминание вспышкой проносится в голове. Неожиданно, точно удар кулаком в живот. Между «р» и «и» последнего «верить», я вспоминаю. Хотя во время речи Риккардо в свою защиту у меня и мелькала перед глазами раздражающая последовательность картинок всех прекрасных, счастливых, нежных и безмятежных моментов вместе. Но от них-то легко можно было отмахнуться со словами «плоды великого актерского мастерства моего бывшего парня». Проблема в том, что теперь память показала, точно 3D-кадр, тот долгий меланхоличный взгляд тем вечером у него дома, когда мы стали парой, после лазаньи Розы и обсуждения журнала, которое как раз и послужило идеей для моей мести. Вспоминаются и слова Риккардо, в точности как он их произнес, и особенно то, что сказал глазами и жестами, а это было гораздо, гораздо больше. Они вспыхивают в голове так ярко, что сложно, очень сложно принять, что все было ложью. Потому что тот взгляд, те жесты совсем не казались фальшивыми.
– Знаю, что в глубине души ты мне веришь. Ты сама это знаешь.
Черт. Возможно, у сомнения есть запах, и Риккардо его почувствовал.
Молчу.
– Ты знаешь, что можешь мне верить.
А, нет. Все, хватит. Нет, не знаю. Пусть эти хорошо разыгранные уговоры убеждают какую-нибудь другую приставучую девушку. Может, я и могу поверить тому, что увидела во взгляде, но кое-что мне известно наверняка: слова из того письма. Черным по белому. Сказанное забывается, написанное остается. А написанное как раз показывает, что за человек мой бывший парень. Мужчина, способный придумать целый план, включающий манипуляцию чувствами другого человека, чтобы только обеспечить хорошее отношение к себе. Вот о чем стоит думать. Вани, сконцентрируйся. Если кто и знает, насколько важны слова, причем написанные, это ты. Если кто и умеет обходиться без людей, это ты. Если кто и уверен в том, что доверять никому нельзя, это ты.
Прощай, Риккардо. Мне будет тебя не хватать, Риккардо.
Чтоб ты сдох, Риккардо.
– Может, когда мне трансплантируют мозг кого-то другого. Полианны, к примеру, – подвожу итоги я.
Ни он, ни Энрико ничего возразить не могут. Ну и славно. Мне кажется, удачная финальная шутка, теперь можно и уйти. Я уже собираюсь повернуться и выйти, как вдруг:
– Сарка! Можно узнать, почему вы не включаете свой чертов телефон?! – раздается вопль комиссара Берганцы, в этот самый момент ворвавшегося в кабинет.
Глава 22. Держите включенным этот чертов телефон
В изумленной тишине три пары глаз, включая мои, уставляются на комиссара, который в своем развевающемся плаще обеспечил себе фантастически эффектное появление. Внушительное, впечатляющее, идеально рассчитанное по времени. Боже, этот мужчина точно как из книги, причем очень даже недурной.
На долю секунды и комиссар отвлекается, изучая нас троих. Следую за его взглядом: присутствие Риккардо, вот что его удивило. Наверное, рассчитывал обнаружить здесь только Энрико и меня. Потом, хоть это могут заметить не все, взгляд комиссара одним молниеносным движением перемещается на скрученную копию «ХХ Поколения» в руках Риккардо, затем на его с Энрико перекошенные лица и, наконец, на дерзкое и решительное мое. К этому моменту глаза комиссара уже превратились в щелочки, и я понимаю, что он понял. Он прекрасно знает, чем я занимаюсь. Знаком с Риккардо и, готова спорить, еще тогда определил, что я его призрак пера. Он видит журнал и замечает, что что-то вывело из себя Риккардо и Энрико, но не меня. И вдруг не остается ни малейших сомнений, что этих нескольких секунд ему хватило, чтобы сложить два и два и поймать все на лету, включая то, что происходило в кабинете до его вторжения. Единственное, чего он не может определить наверняка, – почему я устроила Риккардо такой, хм, сюрприз, но, не сомневаюсь, чтобы понять, особенной интуиции здесь не нужно.
А еще он улыбается.
Этот мужчина в самом деле чокнутый коп.
Все это происходит в две, может три, секунды. Потом едва заметная мрачная усмешка исчезает так же быстро, как появилась. И его уже яростный взгляд останавливается на – ой-ой! – мне.
– Я вас целый час ищу! Можно узнать, зачем вам телефон, если вы его не включаете?
Ох, он прав. А я и забыла, что выключила его после звонка Энрико. Не хотела рисковать, вдруг он бы передумал и перезвонил, отчихвостить меня, не дожидаясь моего приезда в офис. А мне слишком хотелось видеть его лицо.
Включаю телефон и действительно обнаруживаю там четыре пропущенных от неизвестного номера, очевидно, от Берганцы.
– Что случилось? – спрашиваю я, краем глаза замечая, что у Энрико и Риккардо такие же непонимающе нахмуренные лбы. Энрико обеспокоен, Риккардо скорее в ярости, что его прервали. Факт в том, что на Берганцу сейчас уверенно устремлены взгляды трех человек разной степени озадаченности.
– То сообщение, что вы вчера оставили Бетти, – поясняет он. – Этот идиот мне его только сегодня утром передал и даже имя ваше вспомнить не мог. К счастью, три адреса веб-страниц он записал как положено, и ники спорщиков тоже, так что я велел немедленно провести проверку IP. И, госпожа Сарка, вы оказались правы: все комментарии писали с одного и того же компьютера.
Приподнимаю бровь. Какое-то утро удовольствий.
– Конечно, мы и сами проводили проверки, но никто не обнаружил связи между тремя комментаторами на основании их лингвистических повторов, как сделали вы. Никто из троих по отдельности не показался нам странным: каждый появлялся на определенном форуме, часто, да, но без одержимости; никаких сопутствующих блогов с тревожными заявлениями, ничего, что отличало бы их от похожих воинственно настроенных комментаторов с другим мнением и вызвало бы подозрения. Проводить специальное срочное расследование не было нужды ни по одному из них. А вот единственный тролль с тремя разными никами с точки зрения криминалистической психологии – совсем другой коленкор.
Берганца на секунду замолкает, и я понимаю, что: 1 – несмотря на то, что объяснения как в детективах его увлекают, он уже говорил слишком долго для себя; 2 – он хотел бы закурить. Мысленно я благодарю его за это усилие, потому что чем подробнее он объясняет, как и насколько решающей оказалась моя помощь, тем активнее печень Энрико и Риккардо превращается в два гнилостных пудинга внизу живота.
Вообще-то, я подозреваю, что именно поэтому Берганца и решил так обстоятельно все рассказать. Настоящий рыцарь. А ты, Риккардо, со своим тиром… Учись!
– Видите ли, – продолжает комиссар, – обычно вербальный агрессор на форуме выбирает себе какой-нибудь ник и прячется за ним, как за доспехом, каким-то образом ассоциируя себя с ним, передавая ему свою силу убеждения и запал на спор с противником. Но ник у него обычно только один. Практически нормальный тролль хочет выиграть, чтобы все признали его правоту, то есть обратить врага в бегство и получить титул победителя. Здесь же у нас вербальный агрессор, способный разделить свои комментарии по их эффективности и количеству на три разные личности, которые при этом не объединяются и не поддерживают друг друга в споре. И если кто-то так делает, значит, оставаться в тени для него важнее, чем сойтись в открытом поединке… к примеру, потому, что он уже решил, что способен совершить какое-то преступление и не хочет привлекать к себе внимания.
Новая секундная заминка. Держу пари, сейчас, кроме сигареты, ему ужасно хочется выпить бурбона. Он в самом деле превзошел сам себя, только чтобы потрепать нервы Риккардо и Энрико. Тогда, при допросе Серджо Кантавиллы, я уже им восхищалась, но, судя по всему, я еще ничего не видела.
– Решающим фактором, однако, было подтверждение, что тот самый IP находится очень близко от дома жертвы. Идеальная зацепка, чтобы предположить, что наш подозреваемый с самого начала учитывал возможность в какой-то момент перейти с виртуальной осады на реальную: то есть подобраться к жертве во плоти и, почему бы и нет, похитить ее.
– Так что я попала в точку, – уточняю я, просто ради удовольствия услышать, как он это четко подтвердит, даже если последние пять минут фактически только этим и занимается.
Берганца кивает:
– Вполне вероятно, что вы обнаружили возможного похитителя синьоры Кантавиллы.
Энрико не может сдержаться. Охотно верю. После подобного панегирика способностям той, кого он только что уволил, самое малое, что может посоветовать ему инстинкт самосохранения, это попытаться принизить их:
– Лингвистические повторы. Кто бы мог подумать. Уловочка из детектива.
– Проблемы с детективами? – мурлычу я.
Берганца в ту же секунду поддерживает меня, бросая на Энрико укоризненный взгляд. Хотя, в принципе, Энрико ничего такого не сказал. Ах-ах.
– Неужели, синьор Фуски. Какого черта, у вас не должно быть проблем с детективами. Вы же издатель. Детективы приносят издательствам огромные деньги. – И я знаю, что под этим он подразумевает: «В том числе половину моей зарплаты».
– И крайне недальновидно до сих пор считать их второстепенным жанром, – перехожу в наступление я, будто мне безумно важно именно в этот момент открыть литературные дебаты о триллерах и нуаре в издательском мире Италии.
– «Пренеприятнейшее происшествие на улице Мерулана», – подыгрывает мне Берганца, будто ему это тоже ну очень важно. Ой, может, ему и в самом деле важно. Но уверена, что позлить Энрико важнее. Как и мне. Какое чудесное выдалось утро. – Или Щербаненко, с его несравненным «Дука Ламберти».