Экспресс-курс по развенчанию идеальной фигуры родителя и принятию неидеального себя. Не покупайте, полная хрень.
– Адриан, если ты не готов, я могу сама, – мягко напомнила Елена.
Я молча подошел к тумбе и извлек необходимые инструменты для капельницы. Два месяца практики, пара десятков подопытных добровольцев, а руки тряслись хуже, чем в первый раз…
Я – трус, какой же я был трус… Таким же трусом и остался. Я не вынес вида отца, не смог разделить боль матери и сбежал в Лондон. Служба в полиции оплачивалась крайне дерьмово и часто была сопряжена с бумажной волокитой, которую я ненавидел всей душой, зато частный сыск казался тем, что мне было необходимо.
«Стану героем, папа будет мною гордиться!»
Хорош герой, звонящий родителям не чаще раза в месяц, чтобы не слышать все более и более бесцветные голоса. Они же ради меня храбрились по-настоящему: чтобы у единственного сына была достойная жизнь и перспективы. Отец до последних недель жизни пытался выдавливать улыбку сквозь боль от химии и бодро рассказывать небылицы о рыбалке с Юджином, на которую не ходил уже лет пять. Я же старался на все его «приезжай, сынок» неизменно отвечать: «Да, скоро, пап» – и не слышать ответного «боюсь, у меня нет столько времени». Мне было легче не замечать ни его немощности, ни маминой полки в ванной, отныне забитой антидепрессантами.
Мин прав: мы просто два поломанных человека, прикрывающиеся логикой и удостоверением частного сыщика, чтобы оградиться от собственных проблем и боли. По крайней мере, это справедливо для меня. Я всегда держал людей на расстоянии. Рассматривать их под лупой дедукции проще, чем пропустить внутрь. Поэтому я никому не доверял, разрушил наши отношения с Эмили, нанял на работу самого нелюдимого и скрытного человека – кое в чем мы с Кэпом все-таки были похожи. Поэтому я неделями кружил у телефона, прежде чем набрать номер матери.
«Как бы я хотел все исправить!»
«Черт возьми, как же я хочу все исправить…»
Не знаю, я говорил вслух или про себя, но, когда отбросил воспоминания обратно в чулан памяти, обнаружил пальцы Вивьен зажатыми в своей ладони, а щеку позорно влажной.
– Я помогу найти убийцу Ребекки и обещаю устроить тебе экскурсию к леднику, когда все кончится. – Лицо Бернелл становилось все менее четким, но я смог различить, как поднялись ее брови от удивления.
– А как же твоя любимая присказка «если, конечно, тебя не упекут за решетку, Веснушка»? – хреново подражая моему шикарному тембру, переспросила она.
– В таком случае мы с Мином пришлем тебе пару открыток, украсишь ими камеру.
Вивьен звонко засмеялась, разнося эхо по комнате.
– Тебе надо поспать, Ларсен, иначе начнешь петь любовные оды.
– Тебе не понять моих чувств, женщина. – Я театрально откинулся на подушке, с удивлением понимая, что действительно вот-вот отключусь. – Ты опять меня накачала снотворным?
– Это последствия стресса, недосыпа и снотворного Ребекки, – пояснила Бернелл, аккуратно открепляя иглу капельницы и позволяя мне занять более удобное положение. – Спи, я не сбегу.
– Только попробуй что-нибудь выкинуть в этот раз, Веснушка…
– Да-да, ты прострелишь мне нос, – отмахнулась девчонка, снимая пустую бутыль с подставки.
Я проверил неповрежденной рукой кобуру с пистолетом и, успокоившись, отключился под неразборчивое бормотание незваной гостьи.
На этот раз мне снился отец, умирающий где-то далеко, за много миль от единственного сына, которого так и не увидел в последний, самый темный, час. Матс Ларсен – мой собственный призрак. Призрак моего малодушия, с которым я твердо решил покончить.
Когда я открыл глаза, в комнату из незашторенного окна уже заползли густые сумерки. Как ни странно, но после процедур Бернелл в теле ощущалась легкость, словно я проспал всю ночь, а голова была свежей и больше не беспокоила противным стуком в висках.
В тишине раздавалось лишь мерное потрескивание холодильника и тихое дыхание Вивьен, уснувшей прямо в кресле возле меня. Я невольно засмотрелся на нее, свернувшуюся в позе эмбриона под клетчатым пледом. Никогда не любил принимать гостей и тем более не позволял немногочисленным пассиям мять мой матрас, однако сейчас вид посапывающей в кресле Бернелл не раздражал, а скорее приносил странное умиротворение.
«Ты действительно похожа на кошечку. Строптивую, непослушную, странную кошечку. Вот только у меня аллергия на котов, Веснушка».
Фонарный луч прокрался в комнату, играя крошечными пылинками и путаясь в беспорядочных локонах девчонки. Хотелось замереть, перестать дышать, лишь бы не дать хрустальному моменту ускользнуть. Как бы я хотел, чтобы наш договор «просто Вивьен, просто Адриан» продлился дольше, чтобы не было смертей, загадок и лжи, но ремень кобуры больно впился в бок. Вот она, наша реальность – оружие, убийца, преследователь, фото, Торнхилл и призраки.
Я тихо, стараясь не будить Зеленоглазку, прошелся по комнате, отыскал мобильный и быстро написал сообщение Мину, прежде чем отправиться в душ. Я не любитель водных процедур, но сейчас это ощущалось необходимостью – вода смывала все лишнее и прочищала мозги. Спешно покончив с намыванием тела и бритьем, я вышел в спальню и едва не подпрыгнул от неожиданности: ко мне спиной стояла Бернелл, что-то рассматривая на прикроватной полке. За собственными размышлениями в ванной я успел позабыть о ее присутствии в квартире.
– У тебя всегда так? – спросила Вивьен, не поворачиваясь.
«Ненавижу твою странную манеру задавать вопросы в продолжение собственных мыслей».
– Как «так»? – переспросил я, двигаясь к шкафу.
Только сейчас она соизволила посмотреть на меня. Но тут же поспешила отвернуться.
– Аккуратно, расставлено по полочкам и без единой пылинки, – все же ответила Веснушка, с возросшим вниманием изучая корешки книг.
– Если ты про мою любовь к порядку, то да. – Внутренне забавляясь от очередного приступа смущения Бернелл, я вытянул комплект одежды.
– Попахивает обсессивно-компульсивным расстройством, – хмыкнула она, кивая на идеальные стопки футболок.
«Ну люблю я, когда они аккуратно сложены, так ведь удобнее!»
– Это твоего папы? – Вивьен кивнула на открытую коробку, где я хранил его часы. – Стоп! «Ларсен и Колмайер», да? – Она прочла почти стершуюся гравировку на крышке. – Я, кажется, что-то читала о часовом заводе с таким названием, по-моему, у Уинстона были часы этой фирмы.
Часовой завод – великое дело семьи Ларсен, позор которого я так тщательно пытался смыть, помогая ловить преступников. Часы перешли от деда к отцу, он носил их в память о нем, я – никогда, но и избавиться тоже не мог.
– С чего ты взяла? – сухо переспросил я.
– Ты даже галстук не носишь, вся одежда идеальная, будто новая, а у часов потертый ремешок, их ты просто хранишь, но не надеваешь. И мне кажется, ты по нему скучаешь, – вполголоса проговорила Вивьен. – Я вот скучаю по своему папе.
Желания распахивать душу не имелось, я закатил глаза и развернулся на сто восемьдесят градусов, оказываясь прямо перед ней. Бернелл уставилась мне в грудь, но не отступила, застыв на месте. Я ведь даже не замечал прежде, какая она маленькая: едва достает носом до середины плеча – дурацкие каблуки сбивают с толку.
– Может, выйдешь? Мне надо одеться.
Вивьен не ответила, продолжая рассматривать меня. Когда молчание достигло критической точки, ее палец лег на белесую полосу на моем животе, протянувшуюся от груди до самой бедренной кости.
– Откуда у тебя этот шрам? – Палец медленно проследовал по отметине вниз. На теле выступили предательские мурашки.
– Неудачная поездка на мотоцикле.
– У меня тоже есть.
Зеленые глаза глядели прямо на меня, пока рука Вивьен медленно поднимала ее футболку вверх, оголяя сначала линию белья, затем плоский живот. Я не должен смотреть, но смотрю. Смотрю, как палец, только что очертивший мой шрам, проводит такую же линию уже на ней.
– Прикоснись ко мне, Адриан.
Вивьен говорила одними губами.
Или у меня в голове?
Не дожидаясь реакции, Бернелл перехватила мою руку и притянула к себе. Ее кожа теплая, не такая, как моя, она гладкая и бархатистая, податливая. Ее хочется касаться.
– Плохая идея, Веснушка.
Будто под гипнозом, я следил, как собственная ладонь продвигалась по ее телу вверх, повинуясь воле рыжеволосой ведьмы.
Или, может, это я сам?
– Мы уже делали это. – Вивьен привстала на носочки. – Разве тебе не понравилось?
«Боже… Ну почему ты такая?»
Ее дыхание щекотало мои губы, она едва дотягивалась, даже вытянувшись изо всех сил. Я остановил ее вторую руку, не давая коснуться. Вивьен замерла, смотря вопросительно, почти со страхом, а я опустил взор на перебинтованное запястье, что аккуратно поддерживал. Хрупкая и смелая.
Я хотел ее оттолкнуть. Потому что так правильно, потому что уже сделал ошибку и не хотел ее повторять. Потому что все еще не мог до конца доверять.
– Адриан, поцелуй меня.
«Почему ты смотришь так, будто от этого зависит твоя жизнь?»
Вивьен кусала губы, цепляясь за мое плечо, но я не сдвинулся, изучая девчонку перед собой, словно видел в первый раз. В комнате мало света, и волосы Вивьен теперь почти не отливали рыжим – их истинный цвет выдают лишь подрагивающие от волнения ресницы. Если приглядеться, то можно заметить, как родинки на ее шее образуют неправильный треугольник, а веснушки исчезают, когда она краснеет.
Я не понимаю ее… Нет, не так – рядом с ней я не понимаю себя. Не понимаю, почему не выгнал и снова согласился помочь. Не понимаю, почему стою здесь и продолжаю прижимать к себе. Не понимаю, почему думаю о чертовом запахе луга, перебивающем аромат любимого геля для душа, а не о мертвецах в доме Бернелл.
– Послушай, Веснушка…
Тишину квартиры разрезал стук кулаком о входную дверь, от которого мы оба вздрогнули. Вовремя явившийся Кэп спас меня от неловкого разговора, который я и сам не знал как продолжить.