– Не скрою, мне тоже тяжело здесь находиться. – Ларсен закурил, протянув мне пачку. – Никогда в жизни так не боялся.
Неожиданное признание вырвало из собственных мыслей – я глянула на Адриана, который, напротив, будто ушел в себя. Не хотелось мешать или спугнуть, потому я просто осталась молча слушать, выдыхая горький дым, отдававший привкусом щепок.
– Два дня, Веснушка. Два дня я считал, что потерял тебя. Мы были знакомы всего ничего, но я никогда не испытывал такого страха и пустоты. Ты неслабо сбила меня с толку, когда заявилась в квартиру, – немного бодрее добавил он.
– Прости, я не могла прийти раньше. Пришлось дождаться, пока уляжется вся шумиха, – говоря, я неосознанно коснулась живота. Торнхилл не ушел бесследно, оставив на теле выжженную метку – единственное, что у меня от него осталось.
Ларсен, заметив жест, притянул меня к себе, упершись подбородком в макушку. Я знала, он винит себя за то, что не успел помочь, но, по правде говоря, это он меня спас.
– Я думала о тебе тогда, – впервые призналась я. – Когда пламя добралось до потолка над нами, я решила: ну все, сейчас умру. Почти смирилась, а потом услышала твой голос у себя в голове.
– И что же я сказал?
– «Не глупи, Веснушка, думай головой, а не задницей!» – Я изо всех сил постаралась изобразить его тембр, рассмешив Адриана, но у самой в горле вдруг образовался ком. – А потом я убила Лили.
Признание вылетело слишком быстро и слишком бесконтрольно – монстр, дожиравший изнутри столько времени, выбрался наружу. Дальше слова просто хлынули уже безо всякого заслона. По ощущениям, внутри меня будто прорвало плотину, и вода готовилась затопить весь город.
– Я видела, что балка над нами вот-вот рухнет, мне нужно было только сбросить ее с себя и откатиться подальше. Лили обезумела. Казалось, она едва ли понимает, что происходит вокруг, но в ней было столько силы! Я не могла ее просто перебороть. Схватила с пола какой-то предмет и ударила ее по голове – вышло недостаточно хорошо, но у меня появилась секунда, и я ей воспользовалась. Перекрытие рухнуло прямо на Лили, мне достался лишь обломок поперек живота, но тогда я не почувствовала боли и видела только ее лицо. – Я растерла глаза руками, будто надеялась убрать навязчивое видение. – Она так кричала, Адриан!.. Я до сих пор слышу эти крики, когда засыпаю. Мне кажется, тогда она словно очнулась, прозрела или что-то вроде того. Лили просила меня помочь ей, но я побежала к окну и выбралась из дома. Я просто оставила ее там одну.
Поток оборвался так же резко, как и начался. Я больше не могла произнести ни слова, жадно глотая ртом воздух, которого внезапно не стало. Вокруг опять воняло гарью и паленой кожей, легкие нещадно жгло жаром, а в ушах звенело от удара по голове и воплей: моих и ее. Я помнила, как обожгло ладони, когда снимала с себя вплавившееся в кожу дерево с остатками одежды; как шатались ноги, когда расчищала себе путь к свободе; как плакала Лили, умирая в одиночестве.
«Ви-ви!» – вопль Лили намертво впаялся в память, беспокоя через годы куда больше белесого шрама на коже. Я приняла тогда решение, убив сестру своим бездействием.
– Ты не убийца, Вивьен.
Адриан все крепче и крепче прижимал меня к себе, будто возмещая этим ту защиту, что не дал когда-то. По его телу разносилась странная вибрация – я запоздало поняла, что плачу, но без слез. Это больше походило на дрожь от страха или мороза.
– Ты не вынашивала планы, не пыталась отомстить или потешить свое эго, ты спасала собственную жизнь. И, честно говоря, я очень рад, что именно тебе это удалось.
Новый смешок. Плакать хотелось уже не так сильно. Монстры внутри, порожденные чувством вины, замолкали – не знаю, как это работало, ведь общение с Адрианом не походило даже на подобие дешевой терапии, но почему-то все равно помогало. Возможно, из-за того, что я произнесла вслух, дала чудовищам имя, а меня не осудили, не испугались и не заклеймили, как делала я сама. Возможно, потому, что я держалась за эти воспоминания, не давая им до конца развеяться и превратиться в прах. Какими бы они ни были, но принадлежали мне и моей семье, от которой теперь фактически ничего не осталось.
– Пришла пора попрощаться.
Я обернулась к гранитным плитам с краткой эпитафией, одной на двоих: «Проведшие жизнь порознь пусть воссоединятся навеки после». Влажный камень охладил пылающие ладони, наверное, так ощущаются последние объятия мертвых с живыми.
– Уже решила, как поступишь с поместьем?
– Да, завтра подпишу бумаги, Торнхилл снесут. – Неожиданно, но я смогла произнести это без тени сожаления. – Я думаю построить на его месте реабилитационный центр для детей с особенностями психического развития, в память о Лили.
– Это отличная идея. – Адриан чмокнул меня в висок.
– Спасибо, что приехал со мной сюда. – Вдруг ужасно захотелось увидеть его льдисто-голубые глаза, в которых словно затонуло небо и растопились фьорды. – Я люблю тебя, Ларсен.
Адриан пораженно замер и уставился на меня – от его реакции я расхохоталась. Да, возможно, кладбище не лучшее место для подобных признаний, и мне понадобилось чуть больше времени, чем ему, чтобы произнести «заветные три слова». Но… он что, удивлен?
Как этому умнейшему дураку могло прийти в голову, что я способна испытывать нечто иное к этой широкоплечей, темноволосой, саркастичной, сильной, гениальной, наглухо влюбленной в кофе и странное печенье заднице что-то кроме любви? Ларсен однозначно был умным дураком – только так он мог искренне не замечать, какое впечатление производит на всех женщин вокруг себя, и тем более на меня, растаявшую от его холодно-пронзительно-высокомерного взгляда, кажется, еще в самую первую встречу.
– Вивьен, иди сюда. – Адриан прошептал уже мне в губы, когда я встала на носочки, зарываясь пальцами в его мягкие волосы и щекоча носом подбородок с легкой щетиной.
Ларсен обхватил мое лицо и прижался к губам так, будто я вот-вот растворюсь в прохладном воздухе, – я отвечала с неменьшим жаром. Хотелось согреть озябшие руки под его свитером, хотелось выкрутить нашу близость на максимум, почувствовать его тело своим, вдыхая запах, ставший родным. Люблю… Разумеется, люблю! Сонного и ворчливого, пахнущего табаком или ментолом после душа, самого смелого, стойкого и умного мужчину, что я встречала в жизни. Адриана можно или любить, или ненавидеть. И часто эти два чувства шли вместе, но я выбрала первое.
– Вивьен Вилулла Бернелл, – начал Ларсен.
Я внутренне напряглась от такого официального обращения и на всякий случай уточнила:
– Ты же не собираешься делать мне предложение посреди кладбища?
– Значит, тебе признаваться в любви можно, а мне нет? – притворно возмутился он, но все же сдался под моим строгим взглядом. – Ты еще хочешь увидеть норвежские фьорды?
Я смогла только кивнуть, чувствуя, как на щеках появились предательские дорожки.
– Тогда поехали домой, пора навестить матушку Марен. – Ларсен подхватил меня на руки и понес в машину, заставив во второй раз за сегодняшний день рассмеяться сквозь слезы. – Кстати, после ухода Кэпа мне в агентство все же нужен помощник.
– Сколько бы ты ни платил Мину, я хочу в два раза больше.
– Полтора максимум, у тебя нет опыта, Бернелл. – Адриан приподнял бровь, видимо, не ожидая такой наглости.
– Я сплю с начальником, – резонно добавила я.
– Да-а, Мин явно не использовал все преимущества своего положения.
Шутливо переругиваясь, мы залезли в салон авто и включили отопление, пытаясь согреть озябшие руки.
Я в последний раз оглянулась на место, в котором провела детство. Ребекка и Лили, мама и папа – они остались там, за покосившейся оградой, навечно вместе, навсегда молодые. Глядя на дымчатые силуэты, я вдруг поняла, что готова отпустить их и оставить прошлое позади. Ради будущего, нашего будущего.
– Поехали, Адриан.
Однажды Вивьен сказала, что призраки – это порождения людских пороков. Столкнувшись с одним из них, я понял, насколько, сама того не подозревая, она оказалась права. Дело призрака поместья Торнхилл было официально закрыто, убийца найден, секреты развеяны, но я почему-то не ощущал привычного удовлетворения от завершения расследования.
Маленький призрак остался следом в моей памяти, шрамом на коже Вивьен и пеплом себя самого. Его история подошла к финалу, счастливому ли? В таких историях не всегда очевидно, кто герой, а кто злодей; кто на самом деле заслуживает наказания, а кто – сочувствия.
Наблюдая в зеркало заднего вида удаляющийся силуэт разрушенного Торнхилла, я неожиданно вспомнил сказку про паучка. Смог ли он добраться до неба? Мне хотелось верить, что да.