На первом этаже я наткнулась на огромную полупустую комнату, судя по всему, служившую когда–то главной гостиной. Пыль здесь лежала таким толстым слоем, что приходилось догадываться, что из себя представлял тот или иной предмет мебели. Я обошла вокруг фортепьяно, низкой софы, больших неудобных кресел и остановилась перед почерневшим от многолетней копоти камином. Над ним висел портрет мужчины с прямым узким носом, выступающим подбородком, смуглой, почти оливковой кожей. Он сидел за письменным столом в деловом костюме старого покроя вполоборота к зрителю. Где я могла видеть эту открытую улыбку и веселые, с бесовскими огоньками, глаза? Я подошла ближе и обнаружила под рамкой золоченую табличку: «Александр Вейд. 1888–1921».
Сомнений не оставалось, это был отец Джефа. Он умер очень молодым, всего тридцати трех лет от роду, и мне вдруг подумалось, что будь он сейчас жив, то не позволил бы поместью прийти в такое плачевное состояние. Не потерпел бы пыльных полов, немытых окон и заросших паутиной потолков. Быть может, в отсутствии его улыбки и лукавого взгляда черных глаз как раз и кроется причина ужасного упадка поместья Вейдов?
Скоро мне прискучило бродить по полумертвому дому, хранящему память о давно ушедших временах, о когда–то бурной, теперь почти угасшей жизни. После обеда я с книгой в руках расположилась в саду на плетеном стуле, найденном мною во время прогулки в одном из дальних чуланов.
Душистый запах мимозы, смешанный с густым, настоявшимся ароматом розы и лимонника, наполнял осенний воздух. Над ковром маргариток, разросшихся на месте некогда аккуратной клумбы, хлопотливо кружили запоздалые пчелы. Под их мерное гудение мои веки стали закрываться, книга выпала из рук на колени, и через минуту я сладко дремала, подставив лицо косым лучам уже начинавшего клониться к горизонту солнца.
Меня разбудил порыв холодного ветра, с тревожным шелестом пронесшийся по саду со стороны океана. Я открыла глаза и увидела, что входные ворота открывает молодой человек в табачно–зеленой военной форме.
— Джеф! — радостно крикнула я, но тут же запнулась.
Это был не Джеф. Незнакомец был таким же смуглым и черноволосым, но выше и тоньше Джефа. Прикрыв за собой чугунную створку ворот, он не спеша направился в мою сторону. Не могу сказать почему, но я ощутила смутное беспокойство — быть может, его причина крылась в том, что к тому моменту я чрезвычайно устала от новых лиц — ведь от природы я более склонна к уединению, нежели к обществу, и каждый незнакомый человек непроизвольно вызывал у меня чувство страха. А может быть, виной тому было внезапное предчувствие своей судьбы, на мгновение пробудившееся во мне при виде его самоуверенной походки и надменного взгляда.
Когда он подошел вплотную и с удивлением наклонился ко мне, я увидела, что лицом он еще меньше походил на Джефа, чем сложением. Его черты были тоньше и суше, глаза холоднее, взгляд жестче, и лишь выступающий вперед подбородок — фамильная черта Вейдов — указывал на их несомненное родство. Еще до того, как он заговорил, я поняла, что это был Тони, старший брат Джефа.
— Кто вы? — недоуменно спросил он.
— Нэнси, — простодушно ответила я.
— Нэнси? Что еще за Нэнси?
Во мне вдруг заговорило самолюбие. С какой стати он говорит со мной так, будто я в чем–то перед ним виновата? Довольно оправдываться перед всем светом за то, что меня зовут Нэнси Дэйвенпорт, а не как–нибудь иначе! Вскинув голову, я с достоинством произнесла:
— Я — новая миссис Вейд!
Несколько секунд он оторопело смотрел на меня.
— Джеф женился?! — наконец произнес он обескураженно.
Не понимаю, почему все приходят в такое волнение, услыхав о женитьбе Джефа? Не век же ему ходить в холостяках, в самом деле!
— Вы догадливы, — холодно ответила я.
— Примите мои поздравления, — он отвесил шутовской поклон.
— Благодарю вас.
Его темно–карие глаза беззастенчиво оглядывали меня. Насмешливый взгляд скользнул по моей студенческой блузке и простенькой юбке, белым носочкам и босоножкам с цветными ремешками. Увидев у меня на коленях книгу, он быстрым движением схватил ее.
— Что я вижу! — вскричал он восхищенно. — Эдна Сент–Винсент Миллер! Сборник любовной поэзии: «…И лета песнь звучит в душе моей!» — продекламировал он с пафосом.
Я в негодовании вскочила на ноги и выхватила книгу из его рук.
— Не вижу в этом ничего предосудительного! — вспыхнув, проговорила я.
— Я тоже, уверяю вас. И где же, скажите на милость, Джеф вас откопал?
Я не знала, расценивать ли мне его слова как оскорбление или как комплимент.
— Мы познакомились в университете, — сказала я, опустив глаза.
— Я было подумал, что в начальной школе…
— Если вы намекаете на мой возраст, то будьте уверены — я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, ни у кого не спросясь. — Заметив сомнение в его глазах, я добавила: — Через два месяца мне исполнится двадцать один.
— Весьма солидный возраст, — с иронией проговорил он.
Уже потом, оставшись одна, я поразилась тому, как легко мне было беседовать с Тони, несмотря на всю его бесцеремонность и насмешки, и как трудно бывало говорить с холодной и презрительной миссис Кингсли.
— Вот не думал, что Джеф может питать интерес к девушкам, читающим стихи о любви, — снова заговорил Тони.
— Какие же девушки, по–вашему, его интересуют?
— По большей части раскрашенные жеманные дуры с голыми коленками, не вылезающие из дешевых баров.
— Вы слишком низкого мнения о своем брате.
— О, вы уже успели определять, что Джеф — мой брат!
— Это не так сложно, как кажется, — ведь вы очень на него похожи.
— Гм, не могу сказать, что чрезвычайно рад это слышать.
Несколько мгновений он изучающе смотрел на меня.
— Объясните мне, — проговорил он серьезно, — зачем вы вышли за этого оболтуса?
Его бестактность перешла уже все границы.
— А вот это не вашего ума дело! — крикнула я запальчиво.
— И все же, — не отступал он. — Может быть, из–за денег?
— Каких–таких денег?
— Ладно вам притворяться, что не понимаете, о чем идет речь. Джеф еще ни разу не упускал случая похвастать своим будущим богатством. Неужто он не говорил вам о том, что, когда ему стукнет двадцать пять, он станет владельцем миллионов Вейдов?
— Миллионов Вейдов? Я и не догадывалась, что вы так богаты, — я выразительно обвела взглядом запущенный сад.
— Я вовсе не говорю, что каждый из нас богат. Все состояние наследует Джеф, мне же уготована роль бедного родственника. Вы сделали верный выбор, дорогуша.
— Как я понимаю, бессмысленно пытаться убедить вас в том, что я вышла за Джефа, потому что люблю его. Вы ведь все равно не поверите.
Его губы скривились в иронической усмешке.
— Насколько я знаю Джефа — надо сказать, я давненько его не видел, но навряд ли он изменился за эти годы, — его невозможно любить.
— А вот я другого мнения! Миссис Кингсли, между прочим, тоже.
— Белла? О да! Для нее всю жизнь только и света было в окошке, что ее обожаемый Джеффи. Избаловала его ужасно. Всегда поражался ее безрассудной любви — иногда даже грешным делом подумывал, не питает ли она к нему нечто большее, нежели просто платоническую привязанность.
При этих словах сердце мое болезненно сжалось, и острые коготки ревности царапнули где–то внутри. Я вспомнила, как страстно миссис Кингсли обнимала Джефа на крыльце в день нашего приезда, как неотступно следовала взглядом за каждым его движением, как ухаживала за ним во время ужина и говорила только с ним, не желая замечать никого другого. Я вспомнила, как в конце ужина она попыталась устроить нас в разных комнатах.
Я. тряхнула головой. Нельзя так думать — это дурные мысли. В конце концов, она годится ему в матери.
Глава четвертая
Три дня спустя Джеф объявил, что мы идем на вечеринку. Его пригласили на встречу сослуживцев авиаполка, и по традиции туда надлежало приходить с женами и подругами.
Я постаралась одеться с особенной тщательностью, не забыв, как меня учила Сисси, распустить волосы и подкрасить губы. Мне хотелось, чтобы Джеф гордился мной, чтобы окружающие говорили ему: «Какая очаровательная у вас супруга, мистер Вейд!» Но еще больше мне хотелось пустить пыль в глаза надменной миссис Кингсли и насмешливому Тони Вейду.
— Ты не могла бы надеть что–нибудь более приличное? — недовольно спросил Джеф, увидев на мне красное платье — то самое, в котором я была, когда мы с ним встретились в первый раз.
— Но… у меня ничего другого нет! — Я чуть не плакала от обиды. Неужели ему не дороги воспоминания о нашем первом вечере? — Чем же плохо это платье?
— Оно очень старомодное, и кроме того — совсем простое. Ты выглядишь в нем как монашенка. Попроси Сьюарда, пусть он отвезет тебя в город. Пройдешься по магазинам и подберешь себе что–нибудь пошикарнее. Это тебе не Колтон с его деревенскими нравами. На вечере будут присутствовать несколько высших чинов полка, в том числе командир моей эскадрильи. Его жена была первой на конкурсе «Мисс Калифорния 1940»!
— Я ничего этого не знала… — По словам Джефа выходило, что нам предстоит чуть ли не светский раут при дворе английской королевы. — Почему ты не предупредил меня заранее? — О вечеринке я услышала лишь за ужином, буквально за час до выхода. Последние дни, к слову сказать, Джеф почти не бывал дома.
— Ладно, сойдет и так, — хмуро бросил Джеф, взявшись за ручку двери. — Едем, не то мы опоздаем.
Два дня назад Джеф где–то умудрился раздобыть за полцены подержанный «бьюик» — огромный роскошный когда–то кабриолет с откидным верхом и сиденьями из черной кожи. Мы забрались, в это чудовище, и Джеф помчался по вечерним улицам, оглашая окрестности ревом могучего двигателя. Несмотря на холодный осенний ветер, Джеф и не думал поднимать верх, так что, когда мы прибыли к месту назначения, моя прическа превратилась в нечто кошмарное. Глаза у меня покраснели и слезились, но причиной тому был не столько ветер, сколько с трудом сдерживаемые рыдания — за всю дорогу Джеф не проронил ни слова.