– Ну и как они думают, я подошла бы? – Мы подходили к машине.
– Подошла бы? – Он покачал головой. – Об этом забудьте. Не надо вам вмешиваться в наши дела, они и так запутаны.
Пока Эрик укладывал мои вещи в машину, я смогла наконец хорошо разглядеть дом. Он был удивителен: маленький средневековый замок, отделанный частично в викторианском стиле, частично с добавлением самых разнородных стилей. Создавалось впечатление, что здесь беспорядочно перемешано множество отдельных зданий, построенных не ранее ста лет назад, и в результате получалось нечто, мягко говоря, «интересное».
Машина тронулась, а я все продолжала оглядываться на дом. Не то чтобы я всерьез ожидала, что Бертран выйдет проститься со мной. И все–таки, после того что он говорил вчера вечером, я думала… даже рассчитывала, что он появится. Но – ни намека на появление. Скорее всего он говорил точно так же с любой девушкой, которая могла сойти за привлекательную.
– Забыли что–то? – поинтересовался Эрик, и я перестала вертеться, пробормотав что–то о необычной архитектуре здания и что от него нельзя оторвать глаз. Но по насмешливой улыбке Эрика я поняла, что он догадался, что именно я высматриваю, и разозлилась на него за это.
– Слышно что–нибудь о мисс Хайс? – спросила я.
– Ни словечка. Именно за этим мне нужно в деревню. Я хочу успеть к утреннему поезду. А если она опять не приедет, я сам пошлю ей телеграмму.
Теперь при свете дня я могла разглядывать места, по которым мы ехали. Местность была очень красива – какой–то первобытной красотой. Эрик сказал, что земля здесь практически не возделывается.
– Здесь все почти так же, как было в те времена, когда белые впервые пришли в эти места. Конечно, деревья кое–где вырубались, и где–то у этого края озера когда–то, кажется, была индейская деревня. Недалеко отсюда сохранился форт. Но все равно в основном все покрыто девственным лесом. Дедушка мечтает, чтобы эти места так и сохранялись – «навеки дикими», но с трудом верится, что это будет продолжаться долго после его смерти. Если только об этом не позаботится правительство. Я был бы только рад, если так, – у меня будет меньше хлопот.
Мне не хотелось, чтобы меня опять ставили на место и говорили, хоть бы и намеком, что я лезу не в свое дело, и я не стала спрашивать объяснений. Вместо этого я сказала: «Вы не слышали, как Призрак кричал прошлой ночью?»
– Чего не слышал?! – Он в изумлении уставился на меня.
– Горничная мне сказала, что он, или она… или оно напугало своими воплями миссис Гаррисон.
– Бедная миссис Гаррисон. Ей по ночам всегда что–то слышится, видится… особенно когда она чувствует, что переработала, и хочет провести утро в постели.
– Предположим, в этот раз она действительно что–то слышала.
И я рассказала все как было. Эрик смеялся так, что я испугалась, как бы он не перевернул машину. Я немножко жалела, что рассказала ему, – я не находила, что это так смешно. Маргарет по–настоящему напугала меня, но Эрик, похоже, не видел в ее действиях ничего необычного.
– Чего я никак не могу понять, – немного обиженно сказала я, после того как Эрик взял себя в руки, – как это вышло, что никто, кроме миссис Гаррисон, ничего не слышал? Мой крик – это, поверьте, не слабый женский визг.
– Уверен, вы перекрыли даже шум ветра, – торжественно заверил меня Эрик. – Дело в том, что все, кроме Гаррисонов, спят в другом конце дома. А что касается самого Гаррисона, то я не думаю, что даже труба Страшного Суда разбудила бы его: он как следует напился перед сном.
– Все–таки мне кажется, что меня могли услышать и в другом конце дома.
На губах Эрика опять заиграла улыбка.
– Вы хотите сказать, что кто–то слушал ваши вопли и потирал руки: «Ага, там, кажется, избивают – или насилуют – или убивают эту мерзкую мисс Пэймелл; вот и славно».
– Я просто думаю, это очень странно, что никто ничего не слышал.
– Дедушка – только помните, это страшная–страшная тайна, – немного туговат на ухо. У него в дужки очков вделаны слуховые трубки, но на ночь он их, естественно, снимает. Насчет других не знаю, но меня лично не было в доме. У меня мастерская в лесу, я там рисую.
– Вы хотите сказать, что отправились в лес рисовать посреди ночи? Во время этой грозы?!
– Что же, многие художники рисуют по ночам, особенно если им приходится весь день напролет встречать поезда. Вот я и подумал, почему бы не надеть плащ и не выйти порисовать на несколько часов. Когда я кончил, гроза все еще не стихала, и я просто лег там спать… Ну, что вы еще хотите знать?
– Расскажите о Призраке. У меня не было возможности расспросить Гаррисона, а я имею право знать об этом, поскольку мы с Призраком так похожи.
– Что вам рассказать? Призрак обитает в этих местах, и говорят, – это совершенно стандартная история о привидениях, – что он показывается перед тем, как кто–то из членов семьи должен умереть. Вся штука в том, что у нас – по крайней мере всегда так было – очень большая семья и в любой момент кто–нибудь да находится при смерти.
– Но этот Призрак – чье это привидение? Кого–то из вашей семьи, кто умер страшной смертью?
Я уже приготовилась выслушать следующий кусок «стандартной истории о привидениях», но Эрик только пожал плечами.
– Увы, я не имею ни малейшего понятия. Этот Призрак здесь так давно, что никто не знает по–настоящему, откуда он взялся и кто он такой. Моя гипотеза состоит в том, что это целое потустороннее Семейство. Потому что ни один уважающий себя призрак не станет появляться то в виде индейского Шамана, то в виде монаха.
– Монаха! – с сомнением повторила я.
– Да, к этим местам как–то не подходит. Возможно, кому–то просто показалось, что местные предания недостаточно изящны, и он заменил их привидением более классической традиции. Этот Призрак не привязан только к нашему дому. Его видели повсюду с этой стороны озера. Смотрите, когда будете жить у Калхаунов, не заходите слишком далеко и держитесь той стороны, а то вас утащит Призрак. – Эрик издал что–то вроде рычания.
Я все больше удивлялась.
– Вы хотите сказать, что дом Калхаунов стоит на озере?
– Рядом с озером, не на нем. Такой чести они не удостоились.
– Тогда почему же вы говорили мне, что их дом так далеко? Если только Потерянное Озеро – это не одно из Великих Озер, расстояние не может быть слишком большим.
Лицо Эрика стало очень серьезно, и шутливость исчезла из его голоса:
– На лодке действительно очень близко, но мы не пользуемся лодками на этом озере. – Потом, после долгого молчания: – Прямых дорог тоже нет, только в объезд… Мы подъезжаем к деревне. Хорошенько рассмотрите ее, это будет для вас центр цивилизации на все оставшееся лето.
Он поднял руку с руля и показал, куда смотреть. Деревня была больше, чем я ожидала, и не такая уж первобытная. По крайней мере улицы были мощеными, и, пока мы проезжали по ним, я успела заметить кинотеатр, аптеку, универмаг и магазинчик подарков. Наличие здесь этого последнего магазинчика было особенно приятно. Это означало, что летом здесь бывает много народу.
За деревней дорога стала лучше – не такой плохой, скажем, – и по ее сторонам время от времени стали появляться дома, в основном летние, по словам Эрика.
– Зимой температура падает ниже нуля и здесь довольно тяжело жить.
– Должно быть, вам и вашему деду… довольно неудобно оставаться здесь круглый год.
– Мы запираем большую часть комнат и почти все время проводим в доме. Дедушка, по крайней мере. А я не нахожу зимние виды спорта привлекательными, если только это не в компании. У нас есть небольшая морозилка, а если отключают электричество, мы используем колодец, и таким образом мы запасаем достаточно еды, чтобы не голодать, когда дороги непроходимы. А потом мы впадаем в спячку до первых оттепелей. Не то чтобы великолепно, но довольно удобно. Подумайте, через что пришлось пройти моим предкам, когда они впервые оказались здесь.
– Вам здесь, должно быть, очень одиноко, – сказала я, но он ничего не ответил.
Мы остановились у приземистого, обвитого плющом здания, стоявшего в конце лужайки стриженого газона.
– Ну, вот мы и приехали, – голос Эрика стал резким. – Дом Калхаунов во всем своем великолепии.
Солнце безжалостно палило через редко растущие деревья. Даже оставаясь в машине, я уже чувствовала зной, хотя до полудня было еще далеко. У меня было такое чувство, что меня вытолкнули из другой реальности, которая, можно предположить, была в каком–то смысле частью ночного кошмара, но в то же время зачаровывала, в ослепительный и душный от жары мир.
Здание было старое, но не производило впечатления древнего. Краска на нем уже облупилась, но некрашеным назвать его было нельзя. Как бы оно ни пострадало от времени, на нем все еще сохранялся отпечаток какого–то неопрятного, но все же благополучия. На газоне валялся перевернутый трехколесный велосипед, на ступеньках у входа было навалено множество всяких вещей. Позади дома виднелась веревка с порхающим на ветру бельем. Входная дверь была приоткрыта, и из–за внутренней двери доносились голоса и визг множества детей. Все было очень обычно – и очень удручающе.
– Я и не представляла, что здесь может быть так жарко, – механически сказала я Эрику, пока он нес мои сумки к входной двери.
– С этой стороны озера бывает довольно жаркая погода, – согласился он, оборачиваясь через плечо. – Наша сторона находится выше, и с ветром там происходит что–то такое, что дает нам более мягкий климат. – Он поставил мои вещи на веранде. – Мне чего–то не хочется обмениваться вежливыми колкостями с Калхаунами, я, пожалуй, покину вас здесь. Надеюсь, все будет хорошо. – Он щелкнул пальцами на прощание.
Я почувствовала себя невероятно одинокой, стоя вот так у двери, рядом со своими сумками, которые образовали целую гору.
– Надеюсь, увидимся!.. – прокричала я ему вслед. Он обернулся у самых ворот. Вид у него был очень мрачный.
– Надеюсь, что никогда. Это в ваших интересах. Надеюсь, вы никогда больше не встретитесь ни с кем из нас.