«Ага, еще и в Париж свалят – в Сену датчики метать. Вот весело парижанам-то будет!»
Напряжение почти отпустило. Андрей незаметно глубоко вдохнул.
– Адрес и телефон заказчика пожалуете? Заодно узнаю, дошла ли молитва. И на вас мне ссылаться не придется – даже если я напишу об этом. Вы как бы выпадаете из повествования.
– Ну, если только так, – согласилась матушка и выдала два стикера с телефонами.
«Во, не зря съездил! – думал Андрей, мчась по почти пустому шоссе в город. – Зверюга-то опять шалит, а?! Не я ли ее тогда выпугнул, весной, и во второй раз, когда она в получеловечьем облике по кустам шастала?»
Андрей некстати вспомнил про Пал Никитича и опять огорчился.
«Это же он, он! Водяной-леший хорошего дядьку загубил! Полковник еще пяток лет свободно прожить бы мог… Да, надо ехать к этому фермеру, расспросить как следует, что там за лихоманка. Поймаю лешака – своими руками убью гада!»
За героическими мыслями Андрей не заметил, как со спины на него, на поля и на город, уже обозначившийся вдали, наползла сизая, как синяк под глазом, туча. Пахнуло сырым холодом, по крыше машины, словно пули, защелкали первые капли.
– Как съездил? – вяло спросил главред, обернувшись на его шаги.
– Нормально. Вот только… Нельзя ли сделать так, чтобы я не присутствовал непосредственно на…
«Господи, как же не люблю даже слова эти!»
– А чего? – удивился Борода. – Он к тебе очень хорошо относился. Даже звонил мне, спрашивал: кто таков? Толковый парень, говорит, старательный, вежливый…
– Во-первых, я в натуре не терплю таких мероприятий. Во-вторых, я хочу помнить Пал Никитича живым и здоровым, с блеском в глазах… В-третьих, его жена мне в волосы вцепится, весь торжественный настрой мероприятия поломает. Она может посчитать, что я… как бы сказать… виноват. Если он рассказывал ей о наших приключениях с этим «конем»…
И тут Андрей выложил главному, который на время очнулся от своей скорби, и про то, как полковничиха не хотела пускать мужа на озеро, и про того странного мужика, чуть не попавшего под колеса их машины. Пришлось упомянуть и сегодняшний разговор с матушкой о несчастных подранных овечках-коровках.
– Значит, говоришь, Никитич верил в водяного коня – ну, что через него загнуться можно? И опять эта погань откуда-то возникла? – уточнил главный, предварительно озадаченно помолчав.
По окнам редакции стекали последние струи догнавшего Андрея грозового ливня. Над городом в просветах серых туч появились бочажки по-вечернему лазурно-эмалевого неба.
– Вы прикиньте, шеф, каждые тридцать пять лет эта нечисть на охоту выходит, а? Никитич говорил – органы хотели эти безобразия на происки врагов народа списать, да не получилось. Тридцать седьмой годок, приснопамятный, а?…
Борода слушал его, чуть приоткрыв рот.
– Вы в каком году освещали тот процесс?
– В семьдесят втором… Весной было, а потом засуха разразилась, три месяца дождей не было… Торфяники в Шатуре горели – об этом я тоже писал.
– А сейчас у нас который годик на дворе – прикидываете?
– Ох, слушай, да ты ж просто гений!
– Ну, гений не гений… Но!.. – Андрей воздел к небу палец. – Получается, вроде как одно поколение проходит, и все начинается снова. Как иначе это трактовать прикажете?
Они немного помолчали.
– Я окошки открою? – спросил Андрей у боявшегося сквозняков Бороды.
– Открой, сынок, открой… А то мне прям жарко от твоих – как бы это выразиться? – логических построений.
– Я только факты сопоставил, Михал Юрич. Повторяется та же история, которую вы когда-то освещали.
– Так мы же, э-э, упыря того, хм, чисто отловили и шлепнули. Согласно приговору советского суда.
– Того-то шлепнули! И того, что до войны, тоже шлепнули. Но ведь никакое животное одно жить не может. Популяция хоть какая-то минимальная должна быть. Племя!
– Да, но он тогда на людей, на женщин особенно, нападал. А?
– Все впереди, Михал Юрич, все впереди… Сейчас как узнаешь? Документов нет. Может, тогда тоже все с овечек у речек начиналось. Только никто этих событий не сопоставил. А закончилось женщинами.
– Ну, ты меня совсем пугаешь.
Главред звучно хлопнул себя по ляжкам, встал и принялся ходить по комнатке.
– Вопрос, как предупредить население, – продолжил Андрей.
– Никак. Либо не поверят, либо дел наделаем, смятение в умах поселим. Матушка тебе правильно говорила. Может, обойдется, а? Молитвой его, татя болотного, доконают? Святой Селиверст заступится за нас, грешных?
– Бум надеяться.
– Бум-бум.
Андрей тоже встал. За окнами было сумеречно, но дождь почти прекратился. Слышался стук последних, редких капель по жестяному подоконнику.
– Но я к этому фермеру съезжу?
– Съезди, почему нет. Сколько у тебя статей на эту тему?
– Эта четвертая будет. А почему вы спрашиваете?
– А мне сегодня бумага пришла – предлагают участвовать в конкурсе публикаций по экологической тематике. Вот я и думаю тебя выдвинуть. Не возражаешь?
– Да нет, выдвигайте.
«Вернуться в Москву лауреатом – то, что нужно!» – прикинул Андрей.
Вышел из здания на прохладный, обдавший его долгожданной свежестью воздух, вдруг подумал: «А я хочу возвращаться в Москву? Я лично, не как молодой журналист с амбициями, а как таковой? И как же Анна? Уехать без нее? С ней? А она захочет? Да, Анна, Анна… Присушила, заколдовала русалочьим смехом, невинным взглядом голубых глаз… Не звонила ему сегодня домой? Нет, рано, только полвосьмого вечера…»
Договориться с фермером было трудно. Он почему-то решил, что Андрей непременно выставит его в невыгодном свете, долго отнекивался, бормотал про свою деловую репутацию. Пришлось пустить в ход последний довод – или он сам даст правильную информацию, или другие дадут неправильную. Довод подействовал, тем более что Андрей обещал не указывать место, имя обозначить инициалами и сказал, что статья будет чисто экологической направленности.
– Только, парень, ненадолго. И во второй половине дня. Утром я сильно занят. Хозяйство!
«А на раннее утро я Костика и не раскачаю».
Несмотря на давно и клятвенно данное обещание, отец-герой в редакции отнюдь не дневал-ночевал, работая только по жестокому принуждению главного, отключал мобильный и не подходил к домашнему телефону. А если глав-вред или Валя звонили ему домой, недовольный голос Костика перекрывал мощный дуэт его сыновей.
– А что делать? – вздохнул Борода, положив трубку. – В армии тоже кому-то служить надо. Вот ты, например, злостно отлыниваешь от выполнения естественного долга перед Родиной. Костька за тебя, считай, расстарался.
– Но он подойдет сегодня? – все-таки уточнил Андрей, пропустив мимо ушей обидное замечание главного.
– Подойдет, – не слишком уверенно ответил Борода и поплелся к себе.
В комнатке, где стряпали очередной номер главный с новым верстальщиком Борей, в уголке стоял большой венок из искусственных цветов с черной лентой. Увидев его утром, Андрей внутренне содрогнулся и твердо решил, что во что бы то ни стало найдет предлог сбежать из редакции. Даже если придется идти «по письму читателя» – слушать жалобы какой-нибудь старушки на маленькую пенсию и бездушие взрослых детей.
На этой нервной волне Андрей быстро доправил статью о монашке-перевертыше, посетовал, что негодяй воспользовался добротой попечителей монастыря, и выразил надежду, что светские власти дадут должную правовую оценку деяниям этого прощелыги. Дабы не марать гнусным соседством, Андрей стер из материала светлое имя матушки настоятельницы и отнес дискету Бороде.
В угол, где стоял венок на проволочных ножках, старался не смотреть.
«Позвоню-ка Сереге… Где-то мой духовный наследник обретается?»
Павлючок ответил почти сразу:
– Ой, дядя Андрей! А я думал, вы уж обо мне и не вспомните.
– Это ты про меня забыл. Материала не приносишь, не звонишь, спецкор хренов…
Павлючок на том конце провода фыркнул.
– Подвалишь к остановке, поговорим?
– Ладно, сейчас буду.
Ждать Павлючка пришлось недолго.
– Ну ты и растешь! Месяц тебя не видел, а ты уж…
Андрей рассказал, что едет ловить некоего таинственного злоумышленника, который ворует овец и кусает за бока породистых коров.
– У меня впечатление, что это как-то связано с нашими приключениями на озере. Не хочешь со мной?
– Ой, вот жалко! – досадливо и совсем по-детски сморщился Серега. – Я мамке обещал с малым посидеть…
– А что, – не понял Андрей, – у тебя братишка есть?
– Да, – нехотя проскрипел Павлючок. – Мамка нашла какого-то придурка, родила вот только… Но я его люблю, парень все-таки, воспитываю… Смешной такой, ногами шебаршит.
«Вот-вот! Все размножаются! Все! Даже Павлючки всякие! А я-то что?!»
– А… отец его не помогает?
– Да нет, – безнадежно махнул рукой Серега. – Как мой – только узнал, слинял. Мамка всегда себе таких находила. Я теперь за кормильца.
– Ох, Серега!..
Нехорошая догадка обдала Андрея холодным душем. Павлючок это понял.
– Серега, а как наш уговор?
– Да вы не думайте, дядь Андрей. Я у своих, у стареньких и бедных, не тырю. А у кого тырю – так те даже не замечают!.. Я у одного крутого борсетку шопнул из машины, кэш забрал, а все остальное отдал через день, вроде как нашел брошенное. Так он так рад был, что я ему кредитки с башлями и мобилу с нужными номерами вернул, что мне еще и добавил! Тех денег нам втроем почти на месяц хватило. Коляску классную братану купил!
Он улыбался, явно ожидая одобрения.
– Ох, Серега, Серега…
Они шли рядом по тихой улице старого города вдоль трамвайных путей. Андрею захотелось приласкать не ко времени повзрослевшего воришку. Он на ходу прижал его коротко стриженную голову к себе, слегка потянул за ухо – символически надрал уши за воровство.
– Если попадешься – хоть позвони.
– Отмажете, да? – Павлючок хитро взглянул на него.
– Один раз выручу. Но не больше.