Она игриво погрозила мне пальцем:
— Поцелуй — и узнаешь.
— Не возражаю.
— А я возражаю. Жизнь — мое частное дело. Интимная — тем более.
— Разве твои друзья совсем ничего про тебя не знают?
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — сказала она. — Я знаю, зачем мне нужен ты, а вот зачем тебе я?
— Да затем, что стоило мне увидеть тебя, и — поверь — словно какая-то неведомая сила вселилась в меня. Никогда со мной такого не бывало. Правда.
А сам подумал: «В самом ли деле правда?» Врать мне приходилось так много, так долго и стольким людям, что дело пахло раздвоением личности. Что я такое — чудовище или просто запутавшийся человек?
— Наверно, — сделал я глубокомысленный вывод, — такое бывает, когда встречаешь человека, абсолютно одинакового с тобой во всем.
Модена посмотрела на меня с оттенком сомнения, подумав скорее всего о моей неухоженной макушке.
— Точно, — согласилась она и очень осторожно поцеловала меня снова, как будто пробуя кусок породы на содержание золота.
— Может, уйдем отсюда куда-нибудь? — предложил я.
— Нет. Сейчас десять минут седьмого, и через двадцать минут мне надо бежать. — Она вздохнула. — К тому же я не могу лечь с тобой в постель.
— Почему нет?
— Я уже выбрала квоту. — Она коснулась моей руки. — Я верю в серьезные связи. Так что одновременно позволяю себе только две. Одну для стабильности, другую для удовольствия.
— Короче, на сегодня вакансии заполнены?
— У меня есть замечательный человек в Вашингтоне, который заботится обо мне. Я встречаюсь с ним, когда летаю туда. Он меня прикрывает, протежирует мне.
— По виду не скажешь, что тебе требуется протекция.
— Протекция не в том смысле. Он… протежирует мне на работе. Он шишка в «Истерн». Короче, следит за тем, чтобы мне давали подходящие рейсы.
Этот ее «шишка» выглядел много мельче обещанных Проституткой гигантов.
— Ты любишь его?
— Я бы так не сказала. Но он хороший человек и абсолютно надежный. Я верю, что он хочет, чтобы я была счастлива.
— Ты ничуть не похожа на девушек, с которыми мне до сих пор приходилось иметь дело.
— Что ж, приятно думать, что ты хоть в чем-то уникальна.
— Это именно так. Да, это так.
Она постучала длиннющим ногтем по крышке бара.
— Однако здесь, в Майами-Бич, моя любимая пристань.
— У тебя невероятно длинные ногти, — заметил я. — Как это они не ломаются при твоей работе?
— Постоянная бдительность и уход, — ответила она. — И все равно бывали случаи, когда какой-нибудь ломался. Это болезненно и накладно. Иногда половина жалованья уходит на ремонт.
— Похоже, и отель этот дорогой.
— Да нет. Тут у них скидки. Летом.
— А не далековато до аэропорта?
— Я не жажду тусоваться с экипажем. Лучше потрачу время на дорогу в гостиничном автобусе.
— Говоришь, тебе неохота проводить время с командой?
— А к чему? — удивилась она. — Если, конечно, не стремишься выскочить замуж за пилота, а они все жадюги немыслимые. Когда три стюардессы плюс командир, да плюс еще второй пилот набиваются в такси за доллар восемьдесят и чаевые, можешь не сомневаться: командир потребует с каждой по тридцать шесть центов.
— Да, — сказал я понимающе. — Радости мало.
— Кстати, я еще не сказала, о чем собираюсь тебя попросить.
— Так о чем же?
— Тебе нравится Фрэнк Синатра?
— Никогда с ним не встречался.
— Да не то. Нравится тебе, как он поет?
— Перехвален.
— Ты, видно, просто ничего в этом не понимаешь.
— Стоит ли задавать вопрос, если не можешь с уважением выслушать ответ?
Она кивнула, показывая тем самым, что уже сталкивалась с таким ответом.
— Я знаю Фрэнка, — добавила она.
— В самом деле?
— Мы встречались какое-то время.
— Как же вы могли пересечься?
— В рейсе.
— И он взял твой телефон?
— Мы обменялись телефонами. Я никогда не открою такую интимную подробность, как номер своего телефона, прежде чем знаменитость не выложит свой.
— А если он вдруг назовет липовый?
— Тут и конец истории.
— Мне сдается, что у вас с Синатрой далеко зашло.
— Не думаю, чтобы это как-то тебя касалось. Но, может статься, когда-нибудь и расскажу.
В наших возлияниях мы пошли уже по третьему кругу. До половины седьмого было рукой подать. Я внимательно изучал пастельные ушки-завитушки на стенах бара «Май-Тай», выполненные словно по лекалу французского рисовальщика. Сквозь застекленную стену был виден циклопических размеров бассейн, по форме напоминавший амебу. По одну сторону этой рукотворной лагуны темнела рукотворная пещера, а рядом был еще один бар, где обслуживали страждущих в купальных костюмах. Ближе к нам, через пешеходную дорожку, раскинулся просторный пляж с упругим, тщательно, словно теннисный корт, вылизанным и утрамбованным песком, который мерно ласкали теплые морские волны.
Я ломал голову, как бы развить тему Фрэнка Синатры. Был ли он одним из тех двоих, которые не сочетаются вместе?
— А что именно ты бы хотела выяснить насчет Синатры? — спросил я наконец.
— Это не тема нашего разговора, — отрезала она. — Фрэнк меня на данном этапе не интересует.
— Хотя в свое время он был твоей излюбленной гаванью.
— А ты и вредина тоже, — сказала Модена. — Впрочем, это не имеет значения, поскольку тебе, возможно, предстоит обнаружить, если мы вдруг снова увидимся, что и я в этом смысле не подарок.
— Верхом вредности с твоей стороны было бы отказать мне в новой встрече. Так что прими мои извинения.
— Хочу внести ясность. У меня действительно есть в Майами, как ты выразился, излюбленная гавань. Но он бывает наездами и останавливается в Палм-Бич. И я люблю его. — Она произнесла это таким торжественным тоном, будто призывала в свидетели собственное сердце, и добавила: — Да, я люблю его, когда мы бываем вместе.
— Прекрасно, — сказал я.
— Бываем, но не часто. Он чрезвычайно занятой человек. Сейчас он как раз особенно занят.
— И все же, что я могу сделать для тебя?
— Да ничего. Более того, ты никогда не узнаешь, кто он.
Я допил то, что оставалось в стакане. На часах было 18.28, и я твердо, как и подобает тому, кто прошел школу Сент-Мэттьюз, решил: ровно в 18.30 встаю и ухожу.
— То есть, если я правильно понял, никакого дела у тебя ко мне нет, — сказал я.
— Подожди минутку, — попросила Модена.
— Не уверен, что могу.
— Можешь. — До меня вдруг дошло, что она чем-то поразительно напоминает мою мать. Властные, привыкшие повелевать женщины, должно быть, делятся опытом, используя для своего телеграфа шелковые нити ночных сорочек. — Словом, я вижу его теперь настолько редко, что подумываю о замене. Есть другой человек, и он достаточно неравнодушен ко мне.
Я дернул чеку.
— Он не приятель Синатры?
— Да. — Она взглянула на меня. — А ты в своем деле спец, верно?
Я уже начал подумывать, не стал ли я действительно таковым.
— Ага, — подтвердил я, — только я палец о палец не ударю, если ты не назовешь мне его имя.
— Хорошо, я тебе назову его, только имя будет ненастоящее. По крайней мере я в этом уверена.
— Для начала сойдет.
— Я знаю, это ненастоящее его имя. Сэм Флад. Он так себя называет, но я ни разу не видела в газетах такого имени, а ведь к нему относятся с уважением, так что он должен быть известен.
— А почему ты уверена, что он в самом деле такая величина, как ты думаешь?
— Потому что Синатра не уважает тех, кто вертится вокруг него, а Сэма Флада он уважает.
— Увидимся завтра вечером, — сказал я, — здесь, в это же время. К тому моменту я уже буду знать, кто такой Сэм Флад.
— Я не смогу. У меня завтра рейс в шесть вечера.
— Так почему бы тебе не попросить твоего человека в Вашингтоне еще об одном свободном вечере? Я так понял, что ты контролируешь подобные детали.
Она сняла с меня новую мерку.
— Хорошо. Если завтра до двух ты оставишь мне сообщение, что подлинное имя Сэма Флада у тебя в руках, я позабочусь о том, чтобы изменить свое расписание.
Мы обменялись рукопожатиями. Я хотел было поцеловать ее, но в зеленых глазах вспыхнул предупредительный огонек: не надо.
8
Поскольку я задолжал вашингтонскому Эпицентру шифровку с отчетом об обеде Ханта с «фронтовиками», пришлось вернуться в «Зенит». А там достаточно было сделать несколько шагов по коридору, чтобы приступить к вычислению мистера Флада.
Ведь в Вашингтоне, в Аллее Тараканов, находился мощный компьютер НАСТАВНИК, а в его памяти, по слухам, пятьдесят миллионов имен. Поэтому я не удивился, когда на запрос о Сэме Фладе выполз список в шестнадцать человек. Пятнадцать отпали сразу: майор ВВС, командированный в Японию; сантехник из Ланкашира, естественно, Англия; офицер Королевской конной полиции из Эдмонтона; спекулянт из Бейрута, также известный под именем Акмаль Акбаль… Стоит ли продолжать? Интересной оказалась лишь одна строчка: «Флад, Сэм, проживает в Чикаго и Майами — смотри ВЕЯЛКУ».
Так назывался еще более мощный, чем НАСТАВНИК, компьютер, для входа в который был нужен специальный пароль. Эта информация хранилась в сейфе у Ханта. Не желая терпеть до утра, я решил позвонить Розену. Я слышал, что он отягощен знанием сорока или пятидесяти кодовых входов, которые по штату ему не полагалось знать.
К моему радостному изумлению, Розен не только оказался на месте, но и был не один. Поэтому на расспросы типа «зачем» у него не было времени — надо было возвращаться к гостям.
— Теперь не могу выдавать код, не зная, зачем это нужно, — все же повыкобенивался он.
— Ханту нужна объективка на кубинца, у которого, как нам кажется, криминальное прошлое.
— А, понятно, — сказал Розен. — Молодец, что позвонил, не ошибся. ВЕЯЛКА отошлет тебя в базу ЗЛОДЕИ. Так что тебе скорее всего понадобятся оба кода. Готов? Лови. Первый дырокод — Экс-Си-Джи-15, а второй — Экс-Си-Джи-17А. А — с большой.