Заговорил он, только когда мы выехали на Риккенбеккер, ведущую к Майами-Бич.
— Мы едем на встречу с неким Рэлстоном. Ты знаешь, кто это?
— Да.
— Хорошо. Когда мы туда приедем, не раскрывай рта. Разговаривать буду я. Ясно?
— Дассэр.
— Ты не подготовлен для такой работы. Как ты, вероятно, знаешь, тебя навязали мне. С моей точки зрения, это ошибка.
— Я постараюсь, чтобы вы изменили свое мнение.
Он рыгнул.
— Передай мне этот кувшин с мартини, ладно?
На Коллинз-авеню в Майами-Бич он заговорил снова.
— Ты не только будешь держать рот на замке, но и будешь не спускать глаз с этого жирного шара Джонни Рэлстона. Смотри на него так, словно перед тобой кусок дерьма, который ты разотрешь, если он пошевелится. Думай, что ты способен плеснуть кислотой ему в глаза. Молчи, иначе он сразу поймет, что все это лабуда.
— Теперь картина для меня ясна, — сказал я.
— Лично против тебя я ничего не имею. Просто считаю, что ты не создан для такого рода дел.
Розелли жил на новехонькой яхте, которая стояла на приколе в Индейском ручье, напротив «Фонтенбло». Рядом с ней был пришвартован новенький сорокафутовый прогулочный корабль. Стройный загорелый мужчина лет пятидесяти, с тонкими чертами лица и красиво зачесанными седыми волосами сидел на палубе яхты и встал при виде подъехавшего «кадиллака». Он был в белых брюках и белой рубашке, босой.
— Приветствую вас, — сказал он.
Я заметил, что яхта называется «Лентяйка II», а пришвартованное к ней судно — «Рывок III».
— Можем мы сесть где-нибудь не на солнце? — спросил Харви, как только мы поднялись на борт.
— Заходите внутрь, мистер ОʼБрайен.
Гостиная на яхте, больше тридцати футов в длину, была выдержана в телесных тонах, как и номер люкс в «Фонтенбло». Мягкая мебель с изогнутыми спинками и ножками стояла на ковре, покрывавшем пол от стены до стены. У белого кабинетного рояля, спиной к клавиатуре, сидели две девицы в розовом и оранжевом лифчиках с завязками на шее, в желтых юбочках и туфлях на высоких каблуках. Обе были блондинки, загорелые, с детскими личиками и пухлыми губами. Почти белая помада на губах отливала лунным светом, как бы возвещая, что девицы готовы целовать всего тебя без изъятия, и это им не претит, ибо в таких делах они мастерицы.
— Познакомьтесь: Терри и Джо-Энн, — сказал Розелли.
— Здравствуйте, девушки, — сказал Харви достаточно любезным и в то же время презрительным тоном.
Словно сговорившись, девицы даже не взглянули на меня, и я им не улыбнулся. У меня было такое чувство, что я отлично справлюсь с указанием не раскрывать рта. Я все еще внутренне кипел оттого, какую оценку дал мне мой босс.
Харви слегка нагнул голову в сторону Терри и Джо-Энн.
— Девушки, — сказал Розелли, — пойдите-ка на палубу и позагорайте, хорошо?
Как только они вышли, Харви недоверчиво опустился на краешек большого круглого кресла и вытащил из чемоданчика маленькую черную коробочку. Включив ее, он произнес:
— Для начала нашей беседы скажу вам, что я приехал сюда не баклуши бить.
— Вполне понимаю, — сказал Розелли.
— Если вы подключили запись, лучше выключите ее и сидите спокойно. Если у вас где-то крутится магнитофончик, вы только зря потратите пленку. Эта черная коробочка не даст ничего записать.
И словно в подтверждение слов Харви из прибора раздалось легкое, весьма неприятное электронное гудение.
— Так вот, — продолжал Харви, — мне плевать, с кем вы раньше имели дело, теперь вы будете иметь дело со мной, и только со мной.
— Согласен.
— Слишком быстро соглашаетесь. У меня есть целый ряд вопросов. Если вы не дадите мне удовлетворительных ответов, я выброшу вас из проекта. А если попробуете поднять шум, отдам вас на съедение волкам.
— Слушайте, мистер ОʼБрайен, не грозите. Ну что вы можете мне сделать — убить? Я ведь уже побывал в том месте. — Он кивнул как бы в подтверждение своих слов и спросил: — Что будете пить?
— Ничего, я при исполнении служебных обязанностей, — сказал Харви, — нет, спасибо. Повторяю: мы знаем, почему вы в это ввязались. Вы нелегально прибыли в США, когда вам было восемь лет, и звали вас тогда Филиппо Сакко. Теперь вы хотите получить гражданство.
— Мне следовало бы его иметь, — сказал Розелли. — Я люблю эту страну. Миллионы людей, имеющих гражданство, ненавидят ее, а я, не имея паспорта, ее люблю. Я патриот.
— О том, чтобы провести меня или тех, кого я представляю, не может быть и речи, — сказал Харви. — Попробуйте выкинуть какую-нибудь штуку, и я живо вас депортирую.
— Вам нет нужды говорить со мной, держа палку над головой.
— Вы предпочли бы, чтобы я говорил за вашей спиной, что держу вас за короткие волоски?
Розелли рассмеялся. Веселился он один и тем не менее утихомирился не сразу.
— По-моему, мистер ОʼБрайен, — сказал он, — вы типичный мерзавец.
— Подождите, пока я вас вздую как следует.
— Выпейте чего-нибудь, — предложил Розелли.
— Мартини. Залейте лед виски, перемешайте и добавьте джина.
— А вам, сэр, — обратился ко мне Розелли, — чего бы вы хотели?
Я посмотрел на него и ничего не ответил. Быть элементарно нелюбезным с незнакомым человеком оказалось труднее, чем я ожидал. К тому же мне хотелось выпить. Розелли пожал плечами, встал и подошел к белому роялю. Мы с Харви продолжали молча сидеть. Розелли протянул Харви мартини. Себе он налил бурбона со льдом и виски для меня, которое поставил на столик рядом с моим креслом, — ловкий шаг со стороны Розелли, решил я, поскольку стакан с виски то и дело отвлекал мое внимание.
— Давайте рассмотрим проблему с положительной стороны, — сказал Розелли. — Что, если я все сделаю? Что, если Великан…
— Распутин.
— Что, если пуля попадет в цель?
— В таком случае, — сказал Харви, — вы получаете гражданство.
— За успех, — сказал Розелли, поднимая свой стакан.
— А теперь ответьте на мои вопросы, — сказал Харви.
— Давайте спрашивайте.
— Во-первых, как вы оказались причастны к этому проекту?
— Классик Боб явился ко мне.
— Почему?
— Мы знали друг друга.
— И как вы поступили дальше?
— Отправился к Сэму.
— Почему?
— Потому что мне надо было повидаться со Святым.
— Зачем?
— Вы знаете.
— Пусть вас не волнует, что я знаю. Отвечайте на мои вопросы.
— Святой — единственный, кто знает достаточно много кубинцев и может выбрать наиболее подходящего для этого дела.
— Сэм что-нибудь сделал?
— Помимо того, что все завалил? — спросил Розелли.
— Да.
— Проволынил. Подобрал нескольких человек. В общем, не потрудился как следует.
— Однако сумел устроить неприятности Классику Бобу с ФБР.
— Это вы сказали, не я.
— Зато вы сказали, что Сэмми все завалил, — сказал Харви.
— Я не знаю, что он там сделал. По моим расчетам, мы готовы были действовать. Распутин должен был слететь за борт до выборов Никсона в президенты. Потому я и задаю единственный вопрос: Сэм вставил палки в колеса?
— Мы говорим о тридцать первом октября прошлого года в Лас-Вегасе.
— Да.
— Значит, по-вашему, Сэм это сделал?
— Я бы не хотел говорить то, чего не могу доказать.
— Сэм похваляется, — сказал Харви, — будто работает с кем-то из моих коллег.
— Для человека, который должен держать рот на замке, Сэм слишком раскрывает его, — заметил Розелли.
— Почему?
— Тщеславие.
— Поясните, — попросил Харви.
— Однажды на арене появился еще один некрасивый маленький парнишка с некрасивой маленькой женой — так начинал Сэм. А теперь только и слышно, как он похваляется: «Мы, итальянцы, лучшие любовники в мире. Мы можем переплюнуть любого негра в самый его хороший день. Взгляните на доказательства».
— И кому же он такое говорит?
— Тупицам, которые его окружают. Но слухи-то разносятся. Слишком много он хвастает. Тщеславие. Он говорит: «Взгляните на доказательства. В мире два лидера: Кеннеди и Кастро». — Розелли осекся. — Извините. Вы не возражаете против употребления имен?
— Все в порядке, — сказал Харви. — Можете употреблять.
— Ну хорошо, — сказал Розелли, — так вот две свиньи — Сэмми и Фрэнк Фьорини — трахают девок Кеннеди и Кастро. Модена, может, и сосет Кеннеди, но за настоящим товаром она возвращается к Сэмми, говорит Сэмми. Я б сказал, у него слишком преувеличенное мнение о себе. Когда я только познакомился с Сэмом Дж., он ходил в черных туфлях и белых носках, причем всегда спущенных. Вот какой он был фрикаделькой.
— Спасибо, — сказал Харви, — вы нарисовали мне ясную картину.
— Сэм — большой человек в Штатах, — продолжал Розелли. — Чикаго, Майами, Лас-Вегас, Лос-Анджелес — тут ему дороги не переступай. А вот на Кубе — нет. Для Кубы ему нужен Святой.
— А Мэю?
— Он верен Ховарду Хьюзу.
— А разве Хьюз интересуется Гаваной?
— Кто ею не интересуется? Гавана способна снова превратить Лас-Вегас в пустыню.
— Все сходится, — сказал Харви. — Больше не имейте дела с Бобом и Сэмми. Считайте, что они не заслуживают доверия и вообще лишние.
— Слушаюсь. Согласен.
— Пьем до дна, — сказал Харви и протянул Розелли свой стакан. Когда тот его наполнил, Харви сделал большой глоток и сказал: — Теперь посмотрим на ситуацию с Сантосом.
— Он в меню, — сказал Розелли.
— Черта с два, — взорвался Харви. — Траффиканте работает с нами и работает с Кастро. Как вы можете ему доверять?
— Святой работает со многими людьми. Он работал и с Батистой. Он и сегодня близок с некоторыми из людей Батисты. С Масферрером и с Коли. У Святого друзья в самых разных организациях. Я могу назвать целую кучу. В Майами половина эмигрантов сражается с другой половиной, а Святой дружит со всеми. Он друг Прио Сокарраса и Карлоса Марчелло в Новом Орлеане — очень большой друг — а также Серджио Аркача Смита. Друг Тони Бароны и Тото Барбаро. Друг Фрэнка Фьорини. Он дружит с Джимми Хоффой и кое с кем из нефтяных толстосумов Техаса. Так почему бы ему не дружить с Каст