— Ладно, не такая ситуация, чтобы о правилах хорошего тона особо раздумывать, — пресекла наши сомнения Мариша и первой направилась к дому Любкиной матери.
Мы поднялись на третий этаж самой обычной хрущевки, впрочем, довольно чистой и недавно подкрашенной. Но за дверью нужной квартиры никто не отвечал. Мы снова набрали номер домашнего телефона Раисы Захарьевны. Он был снова занят.
— Что за история? Мне это перестает нравиться! — пробормотала Мариша. — Уж не свалилась ли она, чего доброго, с сердечным приступом?
— Или она просто плохо положила трубку на рычаг, — сказала я, осмотрев дверь.
Сердечный приступ, по моему мнению, мог случиться только с человеком, имеющим это самое сердце. А насчет Раисы Захарьевны у меня были большие сомнения. Судя по допотопной двери, которую не меняли с момента постройки дома, с финансами, должно быть, в первую очередь благодаря стараниям Митьки, в доме Раисы Захарьевны было негусто. Так что можно было предположить, что и телефон у них старенький, с рычагом, а не новенькая стационарная база с парой радиотрубок в комплекте.
— Позвони Виктору, — предложила Катька. — Может быть, он знает, где Раиса Захарьевна?
Но Виктор нас разочаровал. Выяснилось, что сегодня Раиса Захарьевна сказалась больной и переложила на него все хлопоты с устройством похорон. Хлопоты, а равно и расходы, как не без раздражения заявил нам Виктор.
— А сама она дома валяется! Больше ей быть негде! — заявил он нам. — Я ей сказал, что обязательно сегодня заеду к ней. Так что там она, не сомневайтесь. Спит небось, звоните подольше.
Мы звонили так долго, что начали беспокоиться соседи. Объяснив ситуацию трем старушкам, появившимся из трех соседних квартир, мы подняли целую бурю волнений.
— Небось сердце прихватило! — тоже решили бабки. — Горе-то какое! Митьке звонить надо!
Вскоре выяснилось, что Митька находится в полном здравии. Но почему-то принять участие в хлопотах о похоронах родной сестры не пожелал.
— Мать дверь не открывает? — удивился Митька, зевая так, что даже по телефону было слышно. — Ну так, может, вышла куда? Отстаньте, спать мешаете! Явится, куда ей деться!
Пришлось надавить на этого наглеца, пообещав, что если он немедленно не приедет, то мы просто сломаем дверь. Испугавшись возможных убытков, Митька пообещал примчаться. Прибыл он только через час.
— Вот идет! — возмутились высматривающие его в окно бабки. — Нога за ногу! Не поторопится!
С помощью Митьки мы наконец открыли дверь. Раиса Захарьевна лежала в кухне. И сразу же стало ясно, что нам или кому другому она о поисках своей дочери ничего рассказать не сможет. Кто-то сильно ударил пожилую женщину чем-то тяжелым по голове. И сейчас она лежала на полу. Кухня была крохотной. Поэтому тело приняло слегка скрюченное положение. Ноги оказались под кухонным столом. А голова возле мойки, и из-под головы уже натекла небольшая лужица крови.
— Ой, батюшки! — мелко закрестилась одна из бабок. — Сначала Любку убили, а теперь и Раису. Что же это делается на свете?
— Она еще жива! — воскликнула Мариша, которая первой бросилась на помощь Раисе Захарьевне. — Пульс бьется, хотя и слабо! Скорей врача!
Врач прибыл неожиданно быстро. Одна из соседок пулей слетала на подстанцию «Скорой помощи», и оттуда сразу же прислали свободную машину. Раису Захарьевну увезли, а нам стало совершенно ясно, что без поездки в Крым не обойтись. Именно там скрывалась разгадка той ужасной эпидемии смертей, которая напала вдруг на Любкину семью.
— С полетом все будет хорошо, — подбодрила меня Мариша. — Вот увидишь! Не может быть, чтобы все в одну кучу валилось.
И, как ни странно, оказалась права. После похорон Любки, которые были целиком и полностью оплачены весьма недовольным этим фактом Виктором и на которых, вопреки нашим с подругами ожиданиям, не появилась ни одна подозрительная личность. Мы старательно, но, увы, тщетно караулили таинственного возлюбленного Любки сначала в морге, потом на кладбище, а затем на поминках. Но никакая личность, которую можно было бы счесть годной на роль ее любовника и возможного убийцы, так и не появилась.
На похоронах Любки присутствовал стажер Коля. Прибыл он сюда за свой счет, и это была исключительно его личная инициатива, за которую ему еще предстояло получить взыскание после возвращения на службу. Но Коля пошел на риск, так как тоже надеялся, что на похоронах ему удастся сцапать Любкиного убийцу. Как и мы, он жестоко обломился. Мы передали Коле информацию о том, что один свидетель видел возле убитой Любки топор, который затем куда-то бесследно испарился. Потому что, когда мы утром обнаружили Любку, возле нее никакого топора не было. Коля пообещал, что поспрашивает местных, но особой надежды просил на него не возлагать.
— Небось убийца уже давно его в речку зашвырнул, — сказал он. — А коли нет, так мы все вокруг места преступления обшарили, но ничего подходящего не нашли.
И вообще, по словам Коли, расследование убийства Любки зашло в тупик, что нас расстроило и еще больше убедило в том, что лететь в Крым просто необходимо. Мы вполне благополучно прибыли после церемонии похорон в аэропорт и прошли регистрацию на наш рейс. Билеты на самолет нам удалось взять спокойно всего за день до отлета. Несмотря на начавшийся сезон летних отпусков, билеты в кассах были в избытке. Мое недоумение по поводу этого исчезло в тот момент, как только я узнала их цену.
— Ты с ума сошла! — простонала я. — На эти деньги можно купить вполне сносную подержанную машину. Даже еще не очень ржавую. А мы все деньги ухнули на катание по воздуху, которое лично мне вообще не доставляет никакого удовольствия.
— Мы отдали эти деньги, чтобы восстановилась справедливость! — ответила мне Мариша и, сунув мне в руки фляжку с коньяком, велела: — Выпей и угомонись.
Как раз перед этим я наглоталась всевозможных лекарств, чтобы не волноваться, но коньяк на таблетки лег хорошо. В самолете я впала в надежный ступор, отрешенно наблюдая за тем, как самолет кренится то на один, то на другой борт, попав в воздушный поток. Справа и слева от меня людей тошнило, кто-то падал в обморок, но я хранила поистине железобетонное спокойствие, которое не смогло нарушить даже упоминание стюардессы о том, что приземление несколько задерживается из-за плохой погоды в аэропорту прибытия.
И точно, словно только ее слов и дожидалась, слева по борту небо разорвала молния. Все ахнули, а я только хмыкнула и прикрыла глаза. Молния показалась мне вещью, внимания совершенно не стоящей.
— Мы падаем! — орала мне на ухо Катя, которая перед отлетом громче всех потешалась над моими страхами. — Прости меня, Дашуня!
— Брось, пожалуйста, — легкомысленно отозвалась я. — Мы просто садимся. С этими самолетами всегда так. То хвост отвалится, то террористы из носа вылезут.
Мои слова почему-то не успокоили Катьку, и она тихо забилась в угол своего кресла. Но в самом деле вскоре мы сели в аэропорту города Симферополя. И стоило нам сесть, как тучи сгустились настолько, что стало почти темно. А дождь полил по-настоящему, когда мы уже вошли в здание аэропорта. Впрочем, южный дождь как мгновенно начинается, так быстро и заканчивается. Не прошло и часа, как по улицам текли мутные реки, а в небе не было ни облачка. Выглянувшее солнце тут же принялось сушить землю. И вскоре ничего не напоминало о пронесшейся стихии.
— Мне нужно выпить! — заявила трясущаяся Мариша, как только мы оказались в здании аэропорта.
Катька ее поддержала. И мои подруги принялись запивать свой страх. По мере того как они надирались, я чувствовала себя все более и более трезвой. Наконец я решила, что им уже, пожалуй, хватит переживать неприятные минуты перед посадкой. Тем более что времени у нас было немного, а на улице установилась вполне хорошая погода. С трудом вытащив расслабившихся девушек из-за стола, я почти за шиворот дотащила их до стоянки такси и с помощью таксиста впихнула обеих в машину. У Мариши был адрес какой-то дальней знакомой ее мамы, у которой следовало остановиться. Я обыскала карманы ее куртки и наконец нашла какой-то клочок бумаги.
— Это в Евпатории! — сообщил нам таксист.
— Без вас знаю! — сердито буркнула я. — Если не можете, сразу бы так и сказали!
— Я могу поехать, — тут же вызвался таксист. — Я сам оттуда. Довезу, можете не сомневаться. Даже можете к моей сеструхе насчет жилья обратиться. Она тоже сдает комнаты курортникам. Да и сами посудите, притащите вы сейчас своих подруг к вашей знакомой, а они обе лыка не вяжут. А вдруг им плохо станет?
Я посмотрела на храпящих вповалку Маришу с Катькой и приняла предложение шофера. Хотя и понимала, что он на нас надеется порядком навариться. Наверняка его сестра сдаст нам какую-нибудь ужасную дыру за цену, по которой мы вполне могли бы остановиться в лучшем городском отеле. Но моих подруг в их теперешнем состоянии в приличную гостиницу вряд ли бы приняли. А к Маришиной знакомой их везти я точно не хотела. Очень мне нужно, чтобы Тамара Ильинична, Маришина мама, меня потом всю оставшуюся жизнь поедом ела за то, что я, дескать, не уследила за ее дочуркой и позволила ей нализаться.
Всю довольно длинную дорогу до Евпатории подруги мирно продрыхли. Не соизволили они проснуться и когда мы доехали до места. Как ни странно, квартира, куда привез нас шофер, оказалась очень даже чистенькой и вполне приличной. Находилась она неподалеку от моря, в старой части города. Цена тоже приятно порадовала. Если бы мне не нужно было постоянно следить за своими подругами, которые неожиданно развеселились и пытались немного порезвиться, то я бы поняла, что эта квартира не может сдаваться за такую смехотворно низкую цену.
Но я не могла позволить себе роскоши особо много думать, потому что Катьке понадобился туалет, причем срочно. А Марише захотелось пить, она отправилась на кухню за водой и раскокала по дороге хозяйскую статуэтку. С трудом мы все же уложили моих подружек на широкой двуспальной кровати. А в моем распоряжении оказался продавленный узкий диванчик. Повертевшись на нем, я наконец нашла уютную ямку, устроилась в ней и спокойно заснула.