— И, между прочим, этот любовник тоже весьма загадочная личность, — добавила Мариша. — Узнать бы, кто он такой? И почему все эти годы он не показывался, а через двадцать лет вдруг примчался за Любимой? И откуда он мог знать, где искать ее и ребенка? Ведь он ее сразу же к нему отвез. Он разыскал мальчика. Но зачем?
— Зачем — как раз понятно, — ответила Катя. — Любиме захотелось взглянуть на сына. Правда, удовлетворив свое любопытство, она тут же испарилась.
— Да уж, все это очень и очень загадочно, — сказала я. — Но одно мы теперь знаем совершенно точно: Любка тоже была тут, видела Мишу и сделала для себя выводы.
— Ой, я теперь поняла, почему Любка твердила, что Кириллу никак нельзя жениться! — догадалась Катька.
— Почему?
— А помните, что сказала Надежда Сергеевна? Ведь если заболевание Миши наследственное, а это вполне может быть, то все Плаховы в группе риска. А Кирилл — родственник Виктора. Значит, в его крови тоже есть этот бракованный ген, который может навлечь беду на его детей. Вот о чем говорила Любка, когда твердила, что свадьбе Кирилла не бывать! Она вовсе не ревновала его, она боялась за его будущих детей. И говорила, что надо помешать этой свадьбе.
— Гляди-ка! — восхитилась Мариша. — А мы и не додумались. Верно! Она была ему хорошим другом. И беспокоилась за него.
— Выходит, убийство Любки вовсе не связано с Кириллом и его свадьбой, — заметила я. — Вряд ли Любка действительно стала бы преграждать дорогу молодым. Уверена, она ограничилась тем, что рассказала Кириллу правду о том, что ему лучше не иметь детей. Но такие проблемы люди решают для себя сами. В конце концов, и в роду Плаховых рождались здоровые дети. Иначе бы они давно все вымерли. Любка должна была это понимать.
— Если отбросить Кирилла, то остаются Любима и Виктор, — мрачно произнесла Катя. — Верней, одна Любима. У этой женщины, как мы теперь знаем, был очень веский повод убить Любку.
— Ну да! Небось Любка ее припугнула, что все расскажет Виктору о жестокости по отношению к сыну, от которого она так безжалостно избавилась — бросила больного ребенка. И Любима ее убила, чтобы та не выдала ее.
— Но все же это все равно очень странно, — проворчала я. — Смотрите, что получается. У Любимы есть верный возлюбленный. Настолько верный, что даже спустя двадцать лет он сумел разыскать ее и спасти от баптистов. Но при этом она возвращается не к нему, а к бывшему мужу, которого, я больше чем уверена, она не любит. И зачем?
— Виктор же богатый человек! — напомнила Катя. — Может быть, дело в его деньгах? И настоящей жертвой была вовсе не Любка, а он? Любка просто просчиталась, сунулась со своим любопытством не в свое дело и могла сорвать планы преступной парочки.
— Ну да, — кивнула Мариша. — Если Виктор умрет, то все его деньги достанутся вдове, то есть Любиме.
— Тогда нужно скорей мчаться в Питер и спасать Виктора! — воскликнула Катя. — На него как на живца можно поймать убийц. Только бы не опоздать.
И она вскочила, озираясь по сторонам в поисках исчезнувшего Ильи.
— Успокойся, — остановила ее Мариша. — Все равно Ильи нет, а самолет у нас только завтра днем. Я уверена, что Виктору ничего не грозит. По крайней мере, в ближайшее время. Преступникам слишком опасно что-то предпринимать именно сейчас. А выдержка у Любимы хоть куда. Вспомните историю с сыном.
— Кукушка! — кивнула Катя. — Но и Виктор хорош! Мог бы и побольше активности проявить в розыске сына. Мы же вот его нашли. И Любка нашла. А он по горячим следам и не смог! Странно.
И тут мы увидели, что из-за угла соседнего дома наконец появился Илья.
— И еще одного я никак не пойму, — задумчиво произнесла Мариша, когда мы все поднялись, чтобы идти ему навстречу, — почему Любима так прицепилась к этому дому в деревне? Что, на нем одном свет клином сошелся?
Дома, в Петербурге, мы оказались на следующий день ближе к ночи из-за того, что сначала задержался самолет, а потом мы долго не могли получить свой багаж.
— И зачем было тащить с собой всю эту «Массандру»? — злилась я на Маришу, то ли в четвертый, то ли в пятый раз наблюдая, как мимо нас проползает по ленте транспортера чья-то зеленая сумка с белой надписью на боку.
А нашего ящика с вином, на выбор, покупку и упаковку которого мы потратили весь последний вечер в Крыму, видно все не было.
— Может быть, бутылки перебились? — терзалась Катька. — Их же так швыряют!
— Не могли они разбиться! — сердилась Мариша. — Мы же отлично упаковали их в деревянный ящик, проложили одеялом, а внутрь забили махровые полотенца. По нему кувалдой можно было стучать и с высоты двух метров на пол бросать — ничего не билось. Я же при вас проводила испытания на бутылках с водой!
— Могли ограничиться несколькими бутылочками, — вздохнула я. — Взяли бы с собой в салон самолета и…
— Несколькими бутылочками! — пренебрежительно фыркнула Мариша. — Лично мне одной нужно не меньше десятка для сувениров. Если хочешь знать, меня все мои родственники просили привезти знаменитый крымский портвейн. И что, я должна была привезти одну бутылку на всех? Ты хоть понимаешь, что они бы со мной после этого сделали?
Родственников у Мариши и в самом деле много. Тети, дяди, двоюродные братья, троюродные сестры, четвероюродные дедушки. Даже не понимаю, зачем ей столько родни. Но, с другой стороны, раз уж завелись, не отстреливать же их и в самом деле.
— Не нужно было трепаться, что мы летим в Крым, — сказала Катя.
— А я им и не говорила! — развела руками Мариша. — Я только маме. А она только тетке Фелисии, а та только моему дедушке, а он…
— Ясно, ясно, можешь не продолжать! В общем, уже через полчаса после того, как ты заикнулась своей маме, полки твоей родни были уже в курсе наших планов! — воскликнула я.
— Ты просто завидуешь, что у нас такая большая и дружная семья, — обличающе ткнула в меня пальцем Мариша.
От негодования у меня даже дыхание перехватило. Насчет дружбы в семьях Маришиных родственников у меня имелось свое мнение. И я уже готовилась его высказать, но тут, к счастью для всех нас, на резиновой ленте поплыла новая партия багажа. И во главе ее гордо полз наш ящик с вином.
— Ура! — обрадовалась Мариша. — Вот он!
Мы поспешно сгрузили ящик на пол и проверили его сохранность. Несмотря на наши опасения, все бутылки были целы. Но возле нас тут же столпилась небольшая толпа любителей коллекционных вин и начала клянчить, чтобы мы уступили им пару бутылочек по сходной цене.
— Нет! Вы это слышали! — захлопнув ящик и разогнав всех зевак, возмутилась Мариша. — Самим тащить лень было. А к нам пристают!
Первым делом, доставив вино к Марише домой, мы позвонили Виктору и выяснили, как здоровье Раисы Захарьевны.
— Плохо! — посетовал Виктор. — Она до сих пор не пришла в себя. Врачи говорят, что надежды почти нет. Если она даже и очнется, то вряд ли сможет вести обычный образ жизни. Возможно, до конца своих дней окажется прикованной к постели.
— Кстати, нам нужно поговорить с вами еще об одном инвалиде, — сказала Мариша и прибавила: — Мы с подругами только что вернулись из Крыма.
Виктор сосредоточенно помолчал, а потом произнес:
— Приезжайте ко мне!
Мы не заставили себя долго упрашивать. И немедленно помчались к нему. Правда, по дороге Катька все время ныла, что мы сами не соображаем, что делаем. Что так дико рисковать все же нельзя. Кто ее знает, эту Любиму, может быть, она совсем съехала с катушек и прикончит нас всех троих прямо на пороге квартиры. Но все обошлось. Любимы дома вообще не было. Встретил нас сам Виктор.
— Я догадываюсь, с чем вы ко мне пожаловали, — сказал он, едва мы расселись в гостиной на жестких стульях с неудобными, гнутыми из металлических прутьев спинками. — Вы хотите мне рассказать о Мише?
— Что? — воскликнули мы. — Ты уже знаешь?
— Ну да, — кивнул Виктор. — Можете не трудиться. Любима мне рассказала о нем все.
— Что все? — замерли мы.
— Она сказала, что видела нашего сына, что она просто не могла приехать ко мне, не повидав нашего ребенка.
— И ты… ты ее простил? — поразилась Мариша, мы с Катькой только разевали рты, как рыбы, выброшенные на берег, нам отчаянно не хватало воздуха.
— Не только простил, но и одобрил, — еще раз кивнул Виктор.
— Одобрил?! — хором ахнули мы. — Одобрил, что она отдала твоего ребенка в детский дом? Фактически избавилась от него?
— Вы не совсем верно ставите акценты, — заявил нам Виктор, но было видно, что разговор ему неприятен, он даже встал со своего стула и взволнованно заходил по комнате. — На эту проблему можно было взглянуть и под другим углом.
— Под каким же это, интересно знать? — хмуро поинтересовалась у него Мариша.
— Перед их отъездом в Крым мы с Любимой говорили о том, что грозит нам с ней, если прогнозы врачей подтвердятся и наш ребенок останется инвалидом на всю жизнь, — сказал Виктор. — И решили, что если так случится, то нам придется отдать его на воспитание в специальное учреждение, где за больными будет медицинский уход. Ни я, ни Любима не могла посвятить свою жизнь уходу за инвалидом.
— Но это же был ваш ребенок! — воскликнула Мариша. — Ваш собственный! Как вы могли?
— Ну и что? — раздраженно посмотрел на нее Виктор. — Что с того, что это мой ребенок? К тому же я был уверен, что у меня будут и другие дети. Здоровые. Зачем мне нужен ребенок-урод?
Я вспомнила светлое лицо Миши, его тонкие руки и безжизненные ноги и внезапно ощутила страшную злобу.
— Это не он урод! — заявила я, прямо глядя в глаза Виктору. — Это вы самый настоящий урод!
— Точно, — подтвердили Катька с Маришей. — У Миши только ноги не работают, а у вас сердца нет!
— Слушайте! — рассердился Виктор. — Я в вашей критике не нуждаюсь. Это был мой сын. И я принял решение. Обсуждать его с вами не намерен. Я его породил, я его…
— В общем, ясно, — кивнула головой Мариша. — Пожалуй, мы вас еще и похвалить должны, что вы его не убили. А что так? Рука не поднялась или наказания испугались?