Я не видела ничего, кроме тьмы. А потом она заговорила, соткавшись в высокую женскую фигуру. Она была страшная, но я не боялась ее. «Ты кто?» — хотела спросить я, но не смогла разжать губ. «Я та, кто приходит к избранным, и отчаяние — мой предвестник». И что-то властное было в тонкой ее тонком стане. «Я знаю, кто ты.» — сказалa я беззвучно. «Тот, кто рассказал тебе обо мне — тоже был в отчаянии, когда я пришла к нему. Он попросил — и я сделала» — сказала она. Я вспомнила его глаза и все поняла. Только теперь. «Ты можешь загадать любое желание, но перед этим, я хочу, чтобы ты увидела». И я увидела. Я увидела реки крови, пролитой им. Я увидела десятки смертей, при операции по зачистке. Я почувствовала тот удар по лицу, когда обозвала его тварью и натиск стали в плече: «Она провалялась у вертолета с железкой в спине, истекая кровью. Это будет не просто доброе деяние — это будет возможность показать, что те «случайные» катастрофы и исчезновения без возврата не имеют к нашей деятельности никакого отношения». Все просто, только расчет. Я должна была выжить, дабы отбелить имя какой-то правительственной организации с трудным названием. Я всего лишь флаг, которым можно размахивать перед камерами, я буду сотни раз рассказывать выдуманную историю о падении, и сотни раз подтверждать смелость и оперативность их действий по спасению. Они будут спрашивать, а я должна молчать, они будут настаивать, но я должна рассказывать то, что нужно, они будут лгать и выпытывать, но я должна постоянно твердить одну и ту же сказочку, дабы остаться в живых. И он обрек меня на это. Именно ради этого он сохранил мне жизнь, а я плакала из-за него. Я плакала из-за убийцы. Глупая… Глупая… Глупая…Что-то настойчиво повторяло это внутри меня. Я смотрела на нее, и мне трудно было что-то произнести, а она не торопила. Я вспомнила его лицо, когда он спросил меня, и его лицо, когда я ответила и тихий шепот, когда оседала вниз: «Прости, но так будет лучше. Ты должна выжить. Для меня». То, что я здесь — это не мой выбор. Я выбрала другое. Тогда я выбрала его. И в этот раз, я была уверена… Я загадала самое лучшее желание на свете. «Да исполнится желаемое», — произнесла она с улыбкой. Я не помню, как она выглядит, я не знаю точно, кем была та, что явилась ко мне в пору отчаяния, но она улыбалась. «А как я пойму, что это был не сон?». Она продолжала улыбаться и произнесла: «Поймешь. Только никому не рассказывай о том, что видела ТАМ. Пусть это останется секретом. Придет время и для него».
И я проснулась. Все было по-прежнему. Стерильность палаты, в окно которой светило ненавистное мне солнце. Палата была пуста. Я долго лежала и обдумывала странный сон, а в постели спрятался комочек бумаги — упаковка от таблеток. Они не подействовали. А должны были? Плечо под повязкой молчало, рука тоже. Я хотелa нажать кнопку вызова дежурной медсестры, но дверь открылась сама и на пороге появилась психолог. Она сказала, и что у нее есть кое-что для меня и положила на стол мой фонарик и телефон(!). Я не показывала виду, о том, что взволнована и о том, что не ожидала его увидеть. Мы мило беседовали. И я уверенно твердила о том, как падал вертолет, и как мне было больно, а она что-то писала. Она пыталась выяснить помню ли я еще что-то. Я ответила: «Закат был очень красивый». Она попрощалась и вышла.
А я посмотрела на мобильник и подумала, что, наверное, выронила его у вертолета. Я полазила по своим папкам, но ничего не нашла, ни следа от видеозаписей — все стерто. Я положила его рядом с собой. А потом меня осенило. И я стала перебирать адресную книгу. Но никаких новых добавлений в ней не было. Ничего не изменилось и в сообщениях. Я почти поверила, я почти обрадовалась… Я бросила его на кровать снова, и взгляд мой упал на фонарик. Ловко раскрутила его и на мою ладонь выпал сухой цветок… Бутон производил жалкое впечатление какого-то черного сморщенного насекомого. Я бережно положила его на стол, долго смотрела, а потом задремала.
Когда я проснулась, в палате царил полумрак. Ну наконец-то догадались! Я подняла глаза и увидела темные лепестки цветка, унизанные тонким, давно забытым людьми, ароматом. Я, наверное, первая среди живущих, кто, спустя столько лет, снова вдыхает его сладковатые ноты нежности...
— Какая красота, — шептала я, касаясь пальцами шелковых лепестков. — Жаль, что я не знаю, как тебя назвать…
И тьма мне ответила:
— Роза.
Часть вторая. Расплата
Ненавижу людей, не умеющих прощать.
Я лежала на диване и смотрела в потолок. Я не хочу так жить. Три месяца равнодушия. Три месяца бессмысленности. Я ничего не хочу. Ни есть. Ни пить. Не спать. Мне ничего не нужно. Я закрыла глаза сгибом локтя. У меня нет сил, чтобы встать. День за днем, медленно-медленно, скользит печаль. А потом, в интернете, объявление. Заполненная форма и собранные рекомендации. Нет. Точно не пройду. Просто не подойду. У меня не хватит опыта. Зачем им студентка? Зачем им человек, который ничего из себя не представляет? Ни наград, ни благодарностей, ни особых заслуг. Ни-че-го. И телефонный звонок. Тревожная трель:
— Алло, Герус, Наора Герус?
— Да.
— Приезжайте. Вы нам подходите.
— Надеюсь, вам помогли мои рекомендации? — старый профессор сидел за своим рабочим столом, а я стояла у окна.
— Да. — я просто смотрела в одну точку. На синий купол какого-то торгового центра.
— Я очень рад. После того, что показали по новостям — вы популярная личность. — профессор улыбнулся.
— Не надо об этом. Вам подошли все те данные, что я смогла вам достать?
— Да, конечно... Я чуть не слег с инсультом после этого эпизода.
— Простите, что заставила вас поволноваться. — я чувствовала неловкость.
— Да. От вас там ничего не зависело... Почему вы хотите вернуться туда? Вас там кто-то ждет? — он хитро улыбнулся.
— Не знаю.
Профессор молчал, я тоже. Неуверенность, боль и страх боролись с твердой решимостью.
— Если я не поеду — я буду жалеть всю жизнь.
— Нда, — сказал профессор, — такой фанатизм очень цениться в науке. И не только. Ваш… Хм… объект исследования… должен быть крайне интересным.
И в первый раз, спустя три месяца я улыбнулась.
Я летела сюда с ощущением приближающегося праздника. Внутри меня что-то переворачивалось. Нетерпение, предчувствие чего-то хорошего и твердая уверенность в том, что я никогда не пожалею о принятом решении. Много чего изменилось за это время, но неизменным осталось лишь желание увидеть его. Центр меня не порадовал. Все та же площадь, только теперь я стою по другую сторону покалеченного памятника. Такое ощущение, что все, что было между тем первым разом и этим — был длинный и невыносимо скучный сон. Было холодно, на земле лежал снег. Это был один из десятка подобных центров. Экспансия темной стороны не зашла далеко. Центр называли — Аванпост, что означает передовой пост. Последнее убежище цивилизации, а дальше — сотни километром темноты и опасности. У меня дух захватило от подобной мысли. Внутри все было стандартно. Мне выдали кей от комнаты. Я запомнила код почти сразу. Он совпадал первыми цифрами с днем моего рождения. Если это совпадение, то очень приятное. Все идет хорошо. Пока, даже слишком хорошо.
Я прошла по тускло освещенному коридору, и спустилась два этажа на кухню. Из бака с водой я налила себе кипятка и бросила чай. Размешивая его пластиковой ложечкой, я смотрелась в огромную зеркальную стену. Ночник горел дежурным светом и включался автоматически, как только почувствует чье-то движение. Чай уже заварился, но пить его я не спешила, а поставила стаканчик на стол, сама присела на его край. Мое лицо расплывалось во тьме полуподвального помещения, но я смотрела самой себе в глаза пристально и долго. Волосы отросли, и я их перекрасила в натуральный, темно-каштановый цвет. Они теперь ложились на плечи, завиваясь крупными кольцами. Темные волосы. Темные глаза. Свитерок, который я прикупила себе для такого случая, был тоже темным. Изящно и со вкусом. Сама себя не похвалишь — никто не похвалит. Но вот только зачем...
Зачем? Зачем нужно было бросить университет, получив начальное ученую степень? Зачем нужно было послать свое резюме, а потом соглашаться на предложенную возможность вернуться в этот ад кромешный снова? При воспоминании о том, что пришлось когда-то пережить, я поежилась. Зачем нужно было становиться младшим ассистентом, девочкой на побегушках, и делать самую бестолковую работу?...
— Доминик. Доминик. Пройди на шестой этаж. — противный голос в динамике настойчиво звал нашего программиста, техника и механика по совместительству. Неприятный тип. Постоянно делает вид, что занят, а сам играет в компьютерные игры. У меня недавно были проблемы с i-pod ом, он долго рассказывая мне, как он занят, а у самого на сенсорном экране игра стояла в режиме паузы!
Шипение, скрежет. Боже, я скоро оглохну от этой связи.
— Роза? Ты меня слышишь?
Невнятное подтверждение.
— Розочка, девочка, принеси мне, пожалуйста, кофе. — тот же требовательный и противный голос продолжал гудеть в наушнике.
— Простите, я сейчас занята. Меня попросили помочь музее. Я не могу. — Розочкин голос был смущен отказом. Она не привыкла отказывать, чем собственно все и пользовались, заваливая ее любой работой. Хорошая девочка, правильная, у нее, как говорят большое будущее на заднем плане очередного проекта. Ее исполнительности можно позавидовать. Но не стоит. Я прямо вижу, как она аккуратно складывает образцы, как ее маленькое, миленькое личико склонилось над очередным экспонатом, и как она поправляет и без того идеально заплетенные волосы. Как она…
— Наора на кухне. Она принесет. — что ж, вполне можно было ожидать такой развязки. Она никогда не была мне подругой. Хотя могла бы ей быть. Просто она слишком зависела от мнения окружающих. А мой рейтинг здесь — оставляет желать лучшего.
Я философски продолжала дробить уже растаявший сахар. Раз, два, три…