То станут ли дети
умней и добрее?..
* * *
Трамвайного пути избитые законы.
Трассирующий след вверх поднятой дуги,
И друг за другом вслед
идущие вагоны,
Сплетающие в цепь круги,
круги,
круги…
И мы с тобой идем по замкнутому кругу,
Хоть, кажется, вершим движение вперед.
И только тень в глазах надежды и испуга –
Испуга за страну,
надежды на народ.
* * *
Он попал под автобус “Ростов –
Мариуполь”.
И кровавые пятна затмили стекло.
Как обычно, толпа хлопотала
над трупом,
И шофера в тоске безысходной рвало.
Между двух городов,
посредине дороги
Он лежал на земле.
Не бывает чудес.
Но завыл верный пес во дворе
в Таганроге,
И упала слеза из разверстых небес.
* * *
Л.С.
Проходящий маршрут,
этот поезд нелитерный – мой
К чаю тут подают
пряник, мерзкий, как кнут,
да и чай тут с тяжелой водой.
Тут проносятся вспять
и сжигаются, словно мосты,
Мои лучшие дни,
мои лучшие сны.
И одна лишь отрада – ты.
И не выйти, не встать,
и маршрут изменить не дано,
А в соседнем купе
дуют водку весь день
и вовсю матерятся в окно.
Где же ты, проводник,
пропадает вагон,
мы несемся во тьму, во тьму…
То ли рельсовый стык,
то ли ветер сквозь стон,
то ли эхо в ответ – не пойму.
Не пойму, не пойму,
не могу я понять,
хоть и поезд нелитерный – мой,
Но за чайной водой,
вперемешку с бедой,
услыхал я: мы едем домой.
Кто-то едет домой,
кто-то едет со мной,
но скажите куда, куда?
Но лишь тень за спиной,
да мотив за стеной:
навсегда, навсегда, навсегда…
* * *
Когда неспелых помидоров
под ногами слышен хруст,
Когда, хоть воздух свеж,
усталый взгляд не замечает
бездны неба,
Когда в совхозный ящик,
как червонный туз,
Ложится помидор
утробе нашей ненасытной
на потребу,
Все это значит – осень.
И уже
Пора природе подводить свои итоги.
Не оттого ль такая тяжесть на душе,
Что злится осень
на моем пороге…
* * *
История любви забытой,
Растерянной, задерганной,
разбитой
На тысячи осколочных ночей,
На тысячи житейских мелочей,
На крохи правды
и мгновения обмана.
Любовь разбитая
похожа на тирана,
Пытающего душу, плоть и кровь…
Любовь забытая.
Но все-таки любовь,
Хоть горькая, обидная и злая.
Пускай не рай.
Но отблеск рая.
* * *
И. Семененко
Где же наши с тобою друзья?
Сквозь молчанье идем,
как сквозь строй.
Только память твоя и моя
Их улыбки ведет за собой.
Прошлых радостей,
прошлых обид
Гаснет эхо. А может быть, нет?
Что же сердце болит и болит
На исходе счастливейших лет.
На исходе счастливейших лет,
на пороге неведомых зим,
Где все меньше веселых побед,
Что же мы все молчим и молчим…
* * *
Чужое счастье, как синица,
Забилось вдруг в моих руках.
И я похож стал на убийцу,
Превозмогающего страх.
Сквозь стыд, как будто сквозь терновник,
Я пробирался,
чуть дыша,
Хоть не была ни в чем виновна
Пока еще моя душа…
* * *
Груз опозданья знаком уже с детства.
Вкус состраданья не дан по наследству.
Что-то забито,
а что забыто.
Преданный друг – эталон дефицита.
Веришь – не веришь,
придешь – не придешь.
Заперты двери. И правда, как ложь.
* * *
Сквозь рыбный день, сквозь дым
и чад столовой
Стремится к пище очередь-удав.
Котлеты из минтая,
как подковы,
Сулят удачу, даже без приправ.
А на раздаче
пышные мадонны,
Изведав общепитовской тоски,
Удачу злую,
словно макароны,
Терзают на отдельные куски.
* * *
Из ниоткуда в никуда
не может течь даже вода.
Распутает событий вязь
Причинно-следственная связь.
А что неведомо уму –
Потомки все-таки поймут,
найдя, быть может,
в толще лет
И наш с тобою слабый след.
Лишь время канет без следа
Из ниоткуда в никуда…
* * *
Ветер траву, словно прачка, полощет
Там, где Донец и Зеленая Роща.
Где, как погоду,
автобуса ждут
И где до речки всего пять минут,
Там, где не слышен промышленный дым,
Там, где Донбасс так походит на Крым…
* * *
О чем это шепчет под ветром трава?
Глухи и невнятны чужие слова.
О чем это тополь мечтает?
Никто никогда не узнает.
Никто, никогда…
Но как вечный Улисс,
Стремится в ладонь мою сорванный лист.
* * *
Мокрый снег похож на мокрый
тополиный пух.
На табличке – “Перерыв до двух”.
Перерыв. Ну что же,
подождем.
С полуснегом и с полудождем.
В полузиму,
в полуосень…
Ведь на всех
Нету счастья,
только мокрый снег.
* * *
Не обольщаясь синевой,
весны непрочность ощущая,
Иду по марту сам не свой,
И ветер свищет за плечами.
Пугает ветер ледяной,
Пронзает насквозь тело,
душу.
Но я, разбуженный весной,
Свой страх уже не обнаружу.
* * *
Претенденты на победу в марафоне!
Марафонский бег в отцепленном
Вагоне
Предвещает не победу, а участье
В том процессе, что зовут
“борьба за счастье”,
Претенденты на победу в марафоне!
Марафонский бег в оцепленном вагоне,
предвещает он победы вам едва ли.
Не для вас куют победные медали.
Претенденты на медали в оцепленье
Цепь за цепью переходят
в наступленье.
Претенденты на победу
в марафоне –
Это вам трубит труба в Иерихоне.
Не до жиру, не до бега,
не до смеха…
Претенденты…
Претенде…
И только эхо…
* * *
Мы – лишние люди. Пора, брат, пора.
Печоринским знаменем клясться не будем.
И, все же, как в поле идут трактора,
Так мы с тобой катимся в лишние люди.
Забытые лозунги бродят, как квас.
Плакатов глазницы глядят опустело.
Мы – лишние люди, уходим, как класс.
И это, наверное, главное дело.
Помашет рукой удалой Азамат
И что-то Максимыч шепчнет с укоризной…
И снова с тобой, как столетье назад,
Мы лишние люди у нищей отчизны.
И видно нескоро придет романист,
Который покажет нас всех, как явленье.
Уходит эпоха, как фильм “Коммунист”…
И мы – просто образы для сочиненья.
* * *
Весна внезапна,
словно повышенье цен,
Но, слава богу,
не зависит от министров.
Хоть мы и ожидали перемен,
Но, все ж, они
пронзительны, как выстрел.
А, между тем, весна
берет свое,
И даже воздух
пахнет абрикосом.
Неведомое ждет страну жнивье,
Когда посеяны
одни вопросы…
* * *
С. Мокроусову
Дневники с “пятерками” хранил,
А в подвале было сыровато.
Порчей дневники мои объяты,
И забвеньем – все, что я учил.
В дневниках – оценки хороши.
А за ними ничего не видно.
Отчего ж так горько и обидно,
Словно порча губит часть души.
А душа сама ведет дневник.
Что-то помнит, что-то забывает.
Страшно за меня переживает,
Что “пятерки” получать отвык.
* * *
Знаком по фотографии я с дядей.
По снимку старому военных лет.
Был комиссаром партизанского отряда
Мой дядя, математик и поэт.
Не дорешал свое он уравненье
И не закончил лучшую строку
В последнюю минуту вдохновенья,
Что кровью расплескалась на снегу.
И ныне снег. На плац военкомата
Выходим мы, не знавшие войны,
И по наследству будут нам даны
Не знавшие сражений автоматы…
А мать вздыхает: “Ты похож на брата”.
* * *
Одет по форме и стою в строю.
Перед глазами – полоса препятствий.
В часах казарменных я время узнаю.
В пространстве ротном начинаю обживаться.
Еще служить всю службу мне,
И от усталости я в кинозале засыпаю.
И вижу дерево
и девушку во сне…
И рядом – слышу конницу Чапая.
* * *
Инерция…
И для души
закон Ньютона применим.
Никак мне не расстаться с ним.
Воспоминаний сила
опять меня сдавила…
Души моей потемки –
потемки кинозала.
Замедленная съемка.
Смотрю, и все мне мало.
* * *
Когда обида душу жжет,
Тут сода не поможет.
Поможет соль. Соленый пот.
Ну, а не он, то что же?
Ни лесть, ни жалость не спасут,
Ни добрые советы…
Поможет только тяжкий труд.
И я проверил это.
* * *
Я в переулок Ночи зашел,
томимый жалостью,
За улицей Дневною ангел густой закат.
И крепко спали люди в гостинице
Усталости,
А где-то духом Бодрости
был полон Утра сад.
Веселая застенчивость и грустная Удача
Шла рядом со Случайностью,
болтая невпопад,
И Гордость одинокая
Давилась поздним плачем,
И Суета спешила,
А Глупость шла назад.
А где-то в поднебесье,
блеснув крылом Надежды,
Летели птицы Юности,
зовя с собою в даль…
Но все проходит с возрастом,
И с возрастом все реже
В незримость улиц путаных я захожу.
А жаль.
* * *
Петух прочистил глотку.
Судьба, пеки калач