Напомнит жизнь
Без суеты и позы,
В которой кровь
Соленая как слезы.
* * *
Иду вдоль окон.
Тороплюсь. И все же,
Нет-нет, и загляну в окно.
Их друг на друга нет похожих.
И, кажется, смотрю кино,
Где каждый кадр
За занавеской
Имеет подлинный сюжет.
Где вслед за рожицею детской
Ожжет угрюмым взглядом дед…
А мне, как зрителю, мешает
Стекла зеркальная броня.
Я отражаюсь. Я мелькаю.
И окна смотрят на меня.
* * *
И бабка, что курила “Беломор”,
И та, что рядом с нею восседала,
Покинули, покинули наш двор.
И на скамейке пусто стало.
И только девочка трех лет
Зовет беспечно: “Баба Сима!..”
Да белый свет. Да синий цвет,
Да желтый лист, летящий мимо.
* * *
Было густо – стало мало.
Было много – стало редко.
И в сторонку от вокзала
Вытянута чья-то ветка.
И гудит по ней устало
Одинокий старый поезд,
То, что было, с тем, что стало,
Совмещая в слове “Совесть”.
* * *
Что это? Горьких вишен
В этом году так много.
Что-то в моих деревьях
Сладость пошла на убыль.
Горечь дождей осенних
Вьелась в судьбу, в дорогу.
И пропитала землю,
И перешла на губы…
* * *
Городская река
С помутневшею сизой водой
Равнодушно течет
Сквозь июньский обеденный зной.
Берега заводские,
Рванувшись, застыли в прыжке.
Здесь скосили траву,
Лишь краснеют цветы в цветнике.
И, привычный к жаре,
Только тополь кивает вослед.
А под деревом –
С детской коляской
Задумчивый дед.
* * *
Бассейн искусственный.
И пара лебедей
Средь прочей водоплавающей птицы.
На месте белокрылым
Не сидится.
Плывут по кругу,
Веселя людей.
Плывут по кругу
И, душою всей томясь,
Все пробуют подрезанные крылья.
Чтоб снова ощутить
Свое бессилье…
А рядом – корм,
И убирает грязь
По совместительству
Служитель строгий,
Кляня судьбу
За вымокшие ноги.
И рядом –
Облака плывут, клубясь.
* * *
Нам бы пить с тобой вино
И поглядывать в окно,
Разговор вести о жизни,
О футболе…
Все равно.
Ну, а мы с тобой сидим,
Друг на друга не глядим.
Только дым от сигареты
Между нами.
Только дым.
* * *
Гостей принимать не умею.
Острю и смущенно краснею,
Включаю спасительный джаз.
А друг, что приходит не часто,
Он тоже быть гостем не мастер,
Вставляет лишь изредка “Да-с”.
Что делать. Пою его чаем
И чем-то еще угощаю,
Себя за неловкость корю…
Потом, когда дверь закрываю,
Все заново переживаю.
И с другом свободно болтаю,
О жизни легко говорю.
* * *
Сопрано и альты,
Басы и тенора…
Их помыслы чисты,
А песня, как игра,
Влечет их за собой
Сквозь сутолоку нот.
Судьбой или трубой
Завещан поворот,
Как поворот ключа
Скрипичного в боку…
По клавишам стуча,
То вверх, то вниз бегу.
* * *
Тянут, тянут лямку
Короли и дамки.
Ход вперед и ход назад.
Всюду чудится им мат.
Пешек, шашек суета,
Чемпионов маета.
И угрозы: “Ну, держись!”
Игры, злые, словно жизнь…
* * *
Глухо стукнут соседские двери.
За окном дальний лай задрожит.
В тишину надо прежде поверить,
А потом тишиною прожить.
Вечер с ночью затеяли прятки,
Ветер дереву шепчет стихи…
Залпом пью тишину. Без оглядки.
И часов ощущаю шаги.
* * *
Живу возле
собачьего питомника.
Стоит ночами
в окнах лай.
Как будто звуковая хроника
Житья-бытья
собачьих стай.
И человечий голос слышится
Так неожиданно в ночи.
И занавеска вдруг
колышется.
И сердце, как топор,
стучит.
Сон
Я вишу на своем волоске.
Я руками хватаюсь за крышу,
Но ломается жесть в кулаке,
И кричу я, но крика не слышу.
И пока не сорвался я вниз,
Извиваясь всем телом тщедушным,
Рядом бьется бессмертная жизнь
За мою небессмертную душу.
* * *
Как по-осеннему
Звучит рожок.
И мне понятен
Плач протяжный.
Ни строчки за душой.
А есть должок
Перед собой, перед судьбой…
Не важно,
Когда, кому –
Всему свой срок.
В моих карманах
Пляшут запятые.
А рифмы
Спутались в тугой клубок.
И не находятся
Слова простые.
* * *
И над собой поднялся,
И посмотрел вокруг.
Налево друг смеялся,
Направо – плакал друг.
Какие-то заботы
Носились в свете дня.
И я узнал кого-то,
И он узнал меня.
Я полетел направо,
Но друг сказал: “Пустяк”.
И прямо под ногами
Орлом лежал медяк.
* * *
Спешим всю жизнь – отчет… зачет…
почет…
Природа стала частью ширпотреба.
И только ядовитый пот течет.
И ядовитый взрыв взлетает в небо.
Куда ни глянь – и всюду чей-то след.
И жизнь, как золото, отмерена на пробы…
И только шлет нам яростный привет
Природа, словно гибнущий Чернобыль.
* * *
Купили впрок. Купили впрок.
Недорого при этом.
Купили впрок отцу венок
Заботливые дети.
Венок большой. Везли с трудом
Искусственные листья.
Купили в городе. Потом
С венком был путь неблизкий.
Старик-отец погладил лист,
Зеленый, парафинный,
Расправил чуточку карниз
И лепестки раздвинул.
Потом он с внуком выпил чай,
О школе рассуждая.
И попросил: “Снеси в сарай.
Знать, штука дорогая”.
* * *
И. Черноморцу
Едем, едем… Этот кружит,
Тот петляет по спирали.
И следит – не сесть бы в лужу,
Чтобы вдруг не обогнали.
А дорога-то – щербата.
Проезжаем чьи-то даты,
Чьи-то хаты, казематы…
В небе скачет конь крылатый.
А дорога – не цветами,
Вся усыпана камнями,
Изборождена следами,
И пропитана веками и годами,
и часами…
И слезами вся дорога,
Как святой водой, умыта.
Скользко. Смотрят все под ноги.
Сеют звезды через сито.
В спешке звезд не замечают.
Звезды падают на землю.
А дорога мчится дальше.
А из звезд растут деревья.
* * *
Не достиг вершин –
Еще или уже?
Стынет в жилах кровь
На вираже.
Не упасть бы мне,
Вписаться в поворот.
Гордость чертова
Покоя не дает.
Да спина еще чужая
Впереди,
Да напутствие:
“Попробуй, победи…”
И кручу, кручу, кручу
Себе назло.
Вдохновенье покрутило
И ушло.
Только злость скрипит
Упрямо на зубах.
Привкус соли
Или славы
На губах.
Я гоню.
И вот я снова
В вираже…
Не достиг вершин –
Еще или уже?
* * *
Звезда моя в тумане,
И дождь по барабану,
Как водится, стучит.
Успехи лишь в намеках.
Пока в отдельных строках
К судьбе моей ключи.
Мигают дни недели
Огнями карусели,
И кружатся слова.
Рифмую. Мне не спится.
Исписана страница,
И начата глава.
Но на пути овраги,
И кляксы на бумаге,
И слезы на глазах.
А я тащусь по строчке,
Пока душа в сорочке
Летает в небесах.
* * *
Закончился подъем.
Шагаю по прямой.
Дорога не быльем
Позаросла. Травой.
Кузнечик прозвенел.
Сверчок прострекотал.
А больше в тишине
Ни слова не слыхал.
Лишь песни в голове
Гудят, как шмель в саду.
По утренней траве
Шагаю как по льду.
* * *
Взгляни в окно
И позабудь
На миг
Забот привычных бремя.
За снежной дымкой
Дальний путь.
И есть еще
Для счастья время…
* * *
Стекает лед, как парафин.
И солнца зимнего огарок
В закатном блюдце недвижим,
А день, как водится, неярок.
Февральской оттепели снег
Сочувствия не вызывает.
И кот, на солнце грея мех,
Пренебрежительно зевает.
Как будто знает наперед
Все, что еще должно случиться.
Худой, еще февральский кот
Почуял пенье майской птицы.
* * *
Неоконченная повесть.
Незамученная совесть.
Что там, за последней строчкой,
За душою – что там, что там?
Жизнь ли, данная в рассрочку,
Ягодки ли там, цветочки,
Свист паденья ли, полета?
Незамученная совесть…
Неоконченная повесть.
* * *
Из-под снега выглянет асфальт –
Как лицо из-под белил.
Главного еще я не сказал.
Хоть и много, вроде, говорил.
Все старо, как прошлогодний снег.
Да и нынешний уже не нов.
Хоть и близким кажется успех –
Дотянуться не хватает слов.
Поищу их в письмах фронтовых.
Там про снег и про войну.
В лица дядей вечно молодых
Сквозь их строки загляну.
Снег в тех письмах – вечно молодой,
Лучшие слова – одни на всех.
Время между мною и войной –
Утрамбовано, как снег.
* * *
С. Мальцеву
Снегу не хватает белизны,
Миру не хватает тишины,
Злости не хватает добрякам,
Доброты – решительным рукам,
Теплоты – во взглядах на бегу,
Паруса – на тихом берегу,
Мира – в небесах и на земле…
Только снега много в феврале.
Но и снегу не хватает белизны.
В феврале цветные снятся сны.
Не хватает пенья майских птиц,
Просто счастья для знакомых лиц.
* * *
Дым плывет в морозном небе,
Словно джинн, гроза востока.