* * *
Одуванчики включили жёлтый свет.
Одуванчики сигналят: «Всё пройдёт»
Даже город стал похожим на сонет,
Не попавший в общий переплёт
Веселее стали даже старики.
У надежд весною страха тоже нет.
И удача вдоль запутанной строки
За собою манит ринуться вослед.
* * *
Сирень парит над садом,
Взмывая в небеса.
И кажется, что рядом
Вершатся чудеса.
И у судьбы в запасе –
Ещё пять лепестков.
В несбыточное счастье
Поверить я готов.
* * *
Майский жук – истребитель печали,
Самолёт желтоглазой весны.
Он сигналит – всё только в начале,
Словно эхо в устах тишины.
Впереди – и посадки, и взлёты,
Может быть, аварийный полёт…
А пока – сквозь дыханье свободы
Жук гудит, а, возможно, поёт.
* * *
Вишнёвыми осколками июля
Прошиты городские будни.
Стоят в почётном карауле
Деревья, как большие люди.
Плоды, как ордена – престижны,
А листья – будто бы погоны.
И, словно адъютант, за вишней
Шагает абрикос зелёный.
* * *
У жары горячие объятья.
Нынче она в город влюблена,
Укорачивая ночи, юбки, платья,
В лицах проявляя времена.
У жары – любовная горячка.
Солнце потеряло всякий стыд…
А с небес всё видится иначе.
Духота… Бездушье… Бог простит.
* * *
Разгорячённых тел трамвайный аромат,
Прикосновенья жаркие, без ласки.
По климату – уже почти что Чад
С поправкой на условия Луганска.
И возмутительно потеющая грудь,
И взгляд случайный, как трамвай, но липкий.
Всё это вспомнится когда-нибудь
И вызовет, быть может, тень улыбки.
* * *
Автобус вздыхает сквозь кашель мотора,
Шофёр озабочен: «Оплата вперёд»
А ветер, расправив распахнутый ворот,
Сквозь город последние листья метёт.
Меж ними – обрывки счастливых билетов,
Осколки удачи и чья-то любовь…
Автобус сигналит: мол, песенка спета.
Но лето поёт. И всё ясно без слов.
* * *
Г.Ладыженскому
Я расстрелян осенним дождём,
Ранен в сердце косым листопадом.
Он в своей правоте убеждён,
Он мне шепчет: «Так надо, так надо»
Я взлетаю за ним в небеса,
Я надеюсь на злую удачу.
А до снега – всего полчаса.
Я готов к нему, слышишь? Я плачу.
* * *
Одинаковые чувства,
Одинаковые мысли
Закодированы Прустом,
Раскодированы жизнью.
Всё похоже друг на друга,
Даже то, что не похоже.
А движение по кругу –
Всё-таки, движенье тоже.
* * *
Он был красавцем 30 лет назад,
Влюблялся, мучился, подыскивал работу.
И, хоть глаза по-прежнему горят,
Судьба – уже не песня. Только ноты.
Другие по следам его идут,
Не замечая в песнях совпаденья
То радостных, то горестных минут,
Цепляющих мгновенье за мгновенье.
А он всё ищет свой простой мотив
Сквозь гомон птиц и дребезги трамвая,
В мелодию судьбу не превратив,
Всё чаще падая. Но иногда – взлетая.
* * *
К.М. Иванцову
В Освенциме сегодня тишина.
Не слышно стонов, выстрелов, проклятий
Хотя почти забытая война
Не выпускает из своих объятий
И тех, кто обживает небеса,
И тех, кто на земле еще покуда.
А память воскрешает голоса,
Которые доносятся ОТТУДА.
Они звучат сегодня и во мне,
Живые строки Нового Завета,
Где жизнь сгорает в бешеном огне.
За что и почему? – И нет ответа.
За что и почему? – Ответа нет.
Да и вопросы забываются с годами.
И, кажется, чернеет белый свет –
Под бормотанье: «Было, но не с нами…»
Потомки Геббельса – как сорная трава,
Напялившая незабудок маски.
И кругом – от неправды голова
В Нью-Йорке, и в Варшаве, и в Луганске.
Мол, там совсем не мучили, не жгли
В тех лагерях, где жизнь страшнее смерти.
Но стон доносится из-под земли:
Вы слышите: «Не верьте им, не верьте…»
В Освенциме сегодня тишина,
И не седеют волосы убитых.
Приходят и уходят времена
И, проявляясь на могильных плитах,
Бессмертны имена познавших ад,
И в небеса ушедших без ответа.
За что и почему? Они молчат.
И словно божий суд, молчанье это.
* * *
Я работаю без суфлёра –
Говорю, ошибаюсь, плачу.
Тень случайного разговора
Заслоняет, порой, удачу.
Слово режет, как бритва, ловко.
И, бывает, я тоже трушу.
Я работаю без страховки,
Словно вены, вскрывая душу.
* * *
Среди добрых, злых и равнодушных,
Как в трамвае, нет свободных мест.
Есть табличка «Применять наружно»,
Добровольная, как Красный крест.
Любопытство, горькое как вишня,
Выросшая в тесноте двора,
Ощутит себя вдруг «третьим-лишним»
На границе «завтра» и «вчера».
* * *
Я в долгу за свет и за тепло,
Свет души, тепло её и боль.
Я в ответе за добро и зло,
Как смычок в ответе за бемоль.
Как скрипач в ответе за струну,
И за свой провал или успех.
Как солдат – за прошлую войну…
Я в долгу за свет. Но не за всех.
* * *
Для себя – и склочники не врут,
Хоть и правду, вряд ли, говорят.
Ведь она - всегда напрасный труд,
Если всё равно, кто Брут, кто брат.
Из вранья рождается вражда,
Сплетнями оскаливая рот.
И гудят, как нервы провода.
Хоть привычнее – наоборот.
* * *
Женщине, стоящей у окна,
Не дорога – тень судьбы видна,
Жизни одинокий силуэт,
Проходящей мимо «ДА» и «НЕТ»,
Мимо поцелуев и вранья,
Пересудов стаи воронья,
Мимо прошлого, где детства ясный свет,
И любви, которой нет и нет.
* * *
Покатых плеч прокат
Во сне, как наяву.
Я, выдумкой богат,
Без выдумок живу.
Ещё взмываю ввысь,
Но только по ночам.
А утром хлещет жизнь
По вздёрнутым плечам.
* * *
То ли некогда, то ли не хочется
Постоять, поразмыслить слегка.
Суета – это суть одиночества,
Словно масло – внутри молока.
Суета – за столетьем столетие
Бытия неизменная суть.
Неужель за себя лишь в ответе я?
Вдруг за мною ещё кто-нибудь?
А в ответ – шелестенье бумажное,
То ли денег, а то ли газет…
Забывается самое важное,
То, чего в суете вовсе нет.
* * *
Все, говорят, не без греха.
И, всё равно, не так плоха
Жизнь, где сквозь слёзы
рвётся смех,
И где любовь рождает грех,
Как прозу – музыка стиха,
Вздыхая: «Все не без греха».
* * *
У Суеты сестрица есть – Беда.
Она не суетится никогда.
Всегда приходит вовремя и в срок,
Сбивая с ног и подводя итог.
Ещё у Суеты подруги есть,
Но имя им – не Доброта и Честь.
Зовут их Равнодушие и Злость,
И Зависть, забивающая гвоздь
Не в стену, а в хорошие дела.
А Суета довольна – жизнь прошла.
Куда ни глянешь – не видать ни зги…
И суетятся, как друзья, враги.
НЕ ХОЧЕТСЯ УХОДИТЬ
* * *
Николаю Песоцкому
Удар за ударом. Спасибо, Луганск,
Ты учишь терпеть эту боль.
И я, не успевший устать от ласк,
Вживаюсь в судьбу, как в роль.
А жизнь так похожа на «чёрный пиар»,
А мир так насыщен войной…
И надо держать, держать удар
И сердцем, и клеткой грудной.
* * *
То ли снежный дождь,
То ли дождливый снег.
Музыка нежных рощ,
Скованных льдом рек
Похожа на дальний блюз,
А блюз на мерцающий свет…
И кажется легче груз
Ещё не прожитых лет.
* * *
Юрию Лебедю
Всему свой срок. И снова листопад,
Донбасский воздух терпок и морозен.
Не так уж много лет назад
Неотвратимым был парад,
И улиц лик – орденоносен.
Всему свой срок. Кочевью и жнивью,
Закату и последнему восходу.
Всему свой срок. И правде, и вранью
И нам с тобой, живущим не в раю,
А здесь, среди дыханья несвободы
.
* * *
Потаённый тает свет,
Отражаясь ближней далью.
Тени завтрашних побед
Гаснут в планке над медалью.
И который век подряд
Насмехается над властью
Жаркий, терпкий аромат
Ожидаемого счастья.
* * *
История начинается
с географии,
Как судьба –
со строки биографии.
Как с глотка молока -
сервиз.
А строка ведёт вверх
и вниз.
Мимо танков и мимо
трамвая,
В направлении ада
и рая,
Поминутно меняя
маршрут
И жонглируя «ТАМ»
и «ТУТ».
* * *
Дышу, как в последний раз,
Пока ещё свет не погас,
И листья взлетают упруго.
Иду вдоль Луганских снов,
Как знающий нечто Иов,
И выход ищу из круга.
Дышу, как в последний раз,
В предутренний, ласковый час,
Взлетая и падая снова.
И взлетная полоса,
В мои превратившись глаза,
Следит за мной несурово.
* * *
Василию Дунину
Начинается новый круг.
Или дуга.
Ищет во мне старый друг
Образ врага.
Да и круг за моей спиной
Полон вражды.
Будто шумный ручей весной –
Талой воды.
И у осени в небесах –
Круговорот,
Где в любовь переплавить страх
Мой черёд.
* * *
Ангелы поют очень тихо,
Хоть громкость уже на пределе.
Небеса постирала портниха,
И голоса отсырели.
Сшито на белую нитку
Всё синее и зелёное.