Глава тридцать шестая
Доминик прикрывает крышку люка над нашими головами. И в этот самый момент с вершины лестницы, ведущей в погреб, доносится громкий треск. Треск ломающегося дерева. Либо кто-то пытается прорваться в погреб, либо – что более вероятно – его дверь готова сдаться под натиском огня. И когда это произойдет, пламя ринется в погреб, полный ликера.
Я перехватываю руками железные ступеньки. На ладонях проступает пот, невзирая на холод. Все в порядке. Все хорошо. Нам просто надо ждать. Ждать и надеяться, что полицейские и пожарные прибудут вовремя и нас спасут. Просто ждать и остаться до их приезда в живых.
Но я опираюсь о лестницу под таким неудобным углом, что мышцы сводит от боли. Сделав глубокий вдох, я пробую спуститься вниз. Высота ямы всего каких-то десять футов, а поперечник и того меньше. Футов восемь, не больше. Пол покрыт толстой коркой глины. И глиной обмазаны стены до высоты человеческого роста.
Я содрогаюсь. Но вовсе не от холода. Просто я не думала, что снова окажусь на дне этой ямы, нарушу негласное правило – не ступать сюда ногой. Доминик снова включает фонарик. Но со дна ямы ведьмовскую метку на люке почти не видно. Как будто яма пожирает свет.
Кто вырезал на люке этот знак? Сейди? Или кто-то другой, не пожелавший предавать участь Сейди забвению и решивший навсегда пометить усадьбу?
Интересно, а слуг и служанок мои предки тоже сбрасывали в эту яму? И сколько их было, этих несчастных? При этой мысли к горлу подступает желчь. «Не думай об этом!» – приказываю себе я. Если я начну сейчас об этом размышлять, если дам волю эмоциям, нервы не выдержат.
Доминик тоже спускается по лесенке. Спрыгнув с предпоследней ступеньки, он приземляется рядом со мной.
– Дым начал просачиваться сквозь крышку люка, – оповещает меня парень. – У нас не так много времени. Я позвоню еще раз в девять один один, сообщу им, где мы находимся.
Я киваю, уже не полагаясь на голос. Обхватив себя руками, я кружу по яме, пока Доминик набирает номер. Под моей ногой что-то крошится. Я вздрагиваю и, не удержав равновесия, падаю. Локоть больно ударяется о стену.
– Ты в порядке?
Я киваю Доминику – он уже рядом, помогает мне подняться.
– Дозвониться до службы спасения не получается… нет сигнала. Но копы должны уже скоро подъехать. Нам нужно просто сидеть тихо и…
Я не слушаю парня. Потому что в той стене, к которой я только что приложилась локтем, я увидела… впадину.
– Что это? – направляет на него фонарик Доминик.
В стене, за отвалившейся глиняной лепешкой, зияет темное размером с локоть углубление. Выгнув голову, я пытаюсь в него заглянуть. Ничего. Одна чернота. Пустая темная глазница… Я надавливаю на ее края, и на дно ямы сыплется каменная крошка. Впадина уже величиной с голову. Еще несколько секунд, и в стене обнажается круглое отверстие диаметром в два фута. Оно обложено кирпичами, а не камнем, как будто его сделали позже, чем яму.
– Что за черт?
Мое бормотание уносится от нас прочь, как в трубу. Что это? Туннель? Или действительно труба?
Перед глазами всплывает образ: план усадьбы, который мне прислал Доминик. Чертеж погреба и та прямая линия, пронзающая наружную стену дома. Я думала, что это какое-то условное обозначение. Но я ошибалась. Я снова обвожу глазами яму. Сейчас в ней сухо, но глина могла так затвердеть лишь от большого скопления влаги. Может быть, ее когда-то заполняла вода, поступавшая из реки по трубе или туннелю? И яма служила не ледником, а колодцем в доме? Но если этот колодец питала вода из трубы, а теперь она сухая, возможно…
Автор той газетной статьи намекал читателям, что история об исчезновении Сейди из погреба была выдумкой, призванной выгородить моих предков и избавить их от клейма убийц. Но что, если Сейди и вправду исчезла?
Меня осеняет идея. Не то чтобы хорошая, но все-таки идея.
– Мне кажется, это выход наружу, – говорю я Доминику, и звук моего голоса снова уносится в темноту.
Доминика, похоже, моя идея не воодушевляет, но он кивает:
– Попытаться стоит…
Гипотетическая труба выглядит достаточно большой, чтобы я могла в ней проползти на четвереньках и в любой момент вернуться назад при встрече с мертвоглазыми призраками.
Тебе больше не о чем думать, как только о Сейди? Может, лучше сконцентрироваться на более вероятной перспективе столкнуться в замкнутом пространстве со множеством крыс, пауков и змей? Лучше это, чем задохнуться от дыма или сгореть заживо…
Нагнувшись, я подбираю сбитый локтем кусок глины и бросаю его в трубу – так далеко, как могу. Пролетев несколько футов, он с глухим стуком падает там, куда уже не проникает луч фонарика. И никакого шевеления в ответ на вторжение чужеродного предмета. И все же я колеблюсь.
– Давай я поползу первым, – предлагает Доминик. – Только у меня больше шансов застрять там, чем у тебя. И лучше, если хоть один из нас выберется отсюда.
– Я не оставлю тебя здесь умирать!
– Я ценю твое благородство, – фыркает парень, – но, выбравшись отсюда, ты сможешь позвать на помощь.
– Ладно, – делаю глубокий вдох я. – Давай попробуем.
Чем напряженней я вглядываюсь в трубу, тем сильнее затуманивается зрение. Похоже, она сужается. О господи! Неужели меня там, впереди, поджидает одна из самых ужасных смертей, которые я только могла себе представить? Смерть под землей, в ловушке водопроводной трубы… Стоило мне подумать об этом, и необузданное воображение рисует в красках картину: я корчусь, зажатая тесной трубой, не в силах переместиться ни вперед, ни назад, и в этот момент трубу начинает заполнять вода. Мое дыхание становится частым и поверхностным. Да. Я задыхаюсь…
– Ава!
Я приседаю, зажимаю голову между коленей и стараюсь думать о чем-то хорошем. Но все мысли вертятся вокруг одного: мы в ловушке, в жуткой яме, а усадьба над нами горит, и единственный возможный путь к спасению – эта чертова труба.
– Ава, ты в порядке? Я слышал, Кэролин призналась, что пичкала тебя чем-то.
Я киваю. А что я еще могу?
– Да, похоже, она приправляла мой кофе какой-то ангельской пылью.
– Боже! – выдыхает с присвистом Доминик. – Фенциклидин… Да это же сильнейший галлюциноген!
– Правда? А я-то боялась, что спятила. Последнюю пару недель мне чего только не мерещилось. А главное, я не могла понять, где видение, а где реальность.
– Ты и сейчас ощущаешь его действие?
Я выпрямляюсь:
– Не думаю. Кэролин сказала, что подлила мне в кофе сегодня вечером мегадозу, но я отпила лишь маленький глоточек. У кофе был такой отвратительный вкус, что я решила – он испортился. И даже почувствовала себя виноватой, что извела его задаром, – пытаюсь рассмеяться я, но смех звучит слишком натужным. – Давай выбираться!
И, прежде чем снова начать задыхаться, я залезаю в трубу.
Глава тридцать седьмая
Доминик отдает мне телефон, чтобы я могла пользоваться фонариком. И я, зажав его зубами, чтобы не занимать рук, залезаю в кирпичный зев трубы-туннеля. Мое дыхание отдается в ушах громкими шумами. И каждый выдох заставляет воздух в кирпичном туннеле вибрировать в замысловатой пляске вместе с лучом фонарика.
Пока что я не видела ни крыс, ни змей, ни призраков. На глаза попался лишь один паук, да и то давно дохлый, иссушенный временем. Надеюсь, нас с Домиником участь мумий не постигнет. И мне хочется верить, что и Сейди она миновала.
Черт! И почему мне не пришло раньше в голову, что возможной – только возможной! – причиной исчезновения Сейди могло стать то, что она застряла в этой проклятой трубе? А вдруг она в ней умерла? И мне придется переползать через столетний скелет? Только эта мысль проносится у меня в голове, как я вижу: впереди что-то есть и оно движется! Наверное, это паук. Только он слишком большой. Но передвигается как паук. Отталкиваясь задними лапами, он ползет по крыше туннеля. Вынув изо рта телефон, я направляю на него фонарик.
– Доминик, – шепчу я, не желая привлекать внимание этого чудища, но мой голос застревает в пересохшем горле.
Потому что этот не-паук огромен! Он величиной с человека. И несется нам навстречу – расплывчатая черная фигура вне досягаемости света фонарика.
Сзади в меня врезается Доминик, и я чуть не роняю мобильник. Луч фонарика скачет по внутренности трубы, наполняя светом тени, которые всего мгновение назад прикрывали громадное паукообразное нечто.
– Ты в порядке? – спрашивает Доминик приглушенным моим задом голосом.
– Похоже… – Я трясу головой, пытаясь избавиться от размытых волн, заполнивших мое боковое зрение. – Да, похоже, эта ангельская пыль все же действует на меня.
– Не волнуйся. Все нормально. Я с тобой. Просто продолжай ползти вперед, – внушает мне сзади Доминик.
И не важно, что еще меня сейчас напугает. Главное – он рядом, со мной. И я этому очень рада.
– Продолжай ползти, – повторяю я за парнем.
А за мной повторяет эти же слова труба. Но в моей памяти шарканье наших колен и шорох рук вызывают другую речовку.
Нам всем надо выползти…
Нам всем надо выползти…
НАМ ВСЕМ НАДО ВЫПОЛЗТИ.
Что-то задевает мою щеку. Я вскрикиваю. Телефон падает в грязь передо мной. Мы проваливаемся в темноту. Нет!
– Что такое? Что случилось? – восклицает позади меня Доминик.
Я шарю руками в поисках мобильника. Как только я его нахожу и поднимаю, свет возвращается. Телефон лежал фонариком вниз, только и всего. С моих губ слетает возглас облегчения.
– Извини, – говорю я Доминику. – Что-то коснулось щеки. Скорее всего, прядка волос.
Стряхнув пыль с телефона, я снова зажимаю его в зубах. И мы продолжаем ползти. А потом впереди раздается смешок. И хотя свет фонарика так далеко не проникает, я вижу кого-то… или что-то, мчащееся к нам. Только что это, я не могу различить. Господи! Что же там?
Я понятия не имею, сколько мы проползли и где находимся – все еще недалеко от ямы или ближе к тому месту, где труба выходит из-под земли. Но вернуться назад мы не можем. Мы не можем развернуться и не можем поползти назад, в огонь. И я продолжаю двигаться вперед. Быстрее, быстрее, быстрее. Заскорузлая грязь царапает мне руки и коленки, но я не обращаю на это внимания. Я продолжаю ползти, игнорируя эхо, возвращающее мне мои выдохи. Игнорируя смешки, раздающиеся где-то впереди. Я не хочу знать, что меня там ждет. Я хочу одного – выбраться. Мы должны продолжать ползти. Должны ползти. Мы должны выползти…