Ладар растерялся, потом залился краской и, в смущении покопавшись в вещмешке, вытащил небольшую старую свирель.
– Вот. Когда-то я свистел на дудке, но мой первый учитель увидел и подарил её… И даже показал пару мелодий. Просил играть их ему, когда накатывал очередной приступ боли, тогда ему становилось полегче.
– Сыграй.
Парень тщательно протёр старое, потемневшее дерево. Столько всего с ним приключилось за последнее время, а свирель учителя так и валялась на дне его мешка. Память о друге? О втором отце? Он никогда и ни для кого не играл – просто не считал, что умеет делать это так же красиво, как выступающие в их городе заезжие музыканты. И вот – эта странная девочка… нет, уже девушка легко уговорила его на то, что он считал похороненным в глубинах памяти.
Старая, старая флейта… звонкая, чуть надтреснутая мелодия, в которой слышно журчание ручья, крики птиц и лепет младенца… Безыскусная, простая, зато идущая от сердца. Дзега слушала её, чуть прикрыв глаза – и губы её трепетали, словно ведя не слышную никому песню.
– У тебя был хороший учитель. Он не стал портить твой вкус глупыми песенками и нотной грамотой. Тебе достаточно вложить душу – твоя свирель затронет сердце. Это подойдёт. Дай один звук.
Длинный, протяжный вздох пронёсся над поляной.
– Теперь короткий.
Свирель вскрикнула, как испуганный ребёнок.
– Хорошо. Вернись в небытие. Отлично. Теперь представь: каждый звук – это мгновение. Короткое и длинное, яростное или спокойное. Раздай их векторам – и сыграй свою мелодию.
Словно в тумане, Ладар поднёс свирель к губам… Странный, призрачный мир встрепенулся, тугие волны застыли, готовясь к непонятно чему – и крохотная мелодия ударила в призрачные своды, заставив вектора, больше всего похожие в этот момент на длинные извивающиеся нити, сплестись в какой-то новый, простенький и незамысловатый узор.
Заранее страшась увиденного, Ладар открыл глаза. Прямо перед ним простиралась очередная вырубка. Вновь своими забавами с изначальными силами он проредил древний лес. Но в этот раз не дымящаяся, исковерканная земля с измочаленными кусками деревьев лежала перед человеком – нет. Скорее, последствия его забавы с векторами создали гать через болото. Ровные ряды брёвен уходили к горизонту, образуя новую дорогу, по которой так и подмывало пройти.
Тонкая ладонь легла на его руку.
– Поэтому и говорят: «Изначальная музыка творения». В Хаосе все вектора подобны волосам, спутанным и свалявшимся. У Творца они образуют огромный гобелен, где всему есть своё место, создающее картину мира. Уложить их так, чтобы им самим понравилось, и они сами стремились лечь поудобнее – искусство, не доступное никому, кроме самого Создателя. То, что сделаешь ты или я, исчезнет со временем, прорастут новые деревья и всё станет, как прежде. Люди называют это законами природы, не понимая, что просто слышат изначальную музыку, создающую этот мир. В иных вселенных, у иных Творцов музыка другая – и их законы другие.
Ладар помолчал, вслушиваясь.
– Ну а если без аналогий?
Очередной звонкий смех вспугнул молчание притихшего леса.
– А без аналогий не получится. Ты не Создатель и даже не бог. Тебе не под силу понять всей сложности процессов, с которыми ты так легко играл. Малыш, тебе удалось соединить разрушение и созидание, энергию и искусство, силу и музыку, найти свой путь – не заморачивайся потаёнными смыслами. Никто и никогда не в состоянии постичь всё до конца. Ну, за исключением, быть может, Творца. Не уподобляйся сороконожке, в своём стремлении понять, как нужно ходить разучившейся это делать! Просто играй!
Резкий прыжок вперёд – на странный, покрытый узорами пол зала. Голова на секунду закружилась, всё поплыло – и вокруг поднялись призрачные стены лабиринта. Сияющие стены дрожали и изгибались, словно колышущиеся от малейшего дуновения ветерка, но были полны энергией – любой прикоснувшийся к ним сгорел бы за один удар сердца. Сделан осторожный шаг – и одна из стен прыгнула ей навстречу, заставив отпрянуть. Тут нельзя идти наугад.
Нужно успокоиться. Прикрыть глаза. Посмотреть на мир так же, как смотрела совсем недавно, пытаясь идти в кромешной тьме. Яркое, ослепляющее сияние! Всё вокруг горело странным, холодным пламенем. Тысячи нитей соединяли человека с этим рисунком, с этим миром – яркие, мощные, полные силы, они тащили за собой – в огонь, в свет. И лишь одна, маленькая и слабая, почти исчезающая в сиянии нить вела к храму. Одна нить цвета ночи. И нужно идти за ней – в поисках отдыха от света, в поисках себя, в поисках тени.
Это был странный танец. Охрана, замерев на краю зала, смотрела, как удаляется их баронесса – по кругу, скользя, совершая лёгкие, плавные изгибы, приседания и повороты, вот только повторить подобное вряд ли удалось бы и эльфу. Неожиданные, нелогичные, неправильные движения. Так не танцуют – так сражаются. Отчаянно и яростно, когда силы кончаются и усталость берёт своё. Но отчаяние не бывает столь медлительным, столь прекрасным и лёгким. Это был странный танец.
Стены света наконец-то раздвинулись, обнажая тьму входа. Единственное не залитое молочной белизной место манило усталые глаза, заставляло идти напролом, однако танец ещё не окончен, нужно ускользнуть от ещё одного языка пламени, и ещё, и ещё. И, наконец, как завершающий штрих непонятного танца: скользнуть под тень сияющих стен – густую, словно вобравшую всю тьму этого зала.
Гонг. Долгий, вибрирующий. Он разбил оковы сияния, заставил почувствовать тишину подземелий, холод голого тела и шершавый камень под ногами. Клок тьмы, выживший в странном, вывернутом наизнанку храме, когда единственный путь к спасению – это нить, ведущая к смерти. Близкие, но недоступные стены. Белизна ближайшей внезапно нарушается, и из неё выходит призрачная фигура.
– Ты прошла путь. Ты нашла смерть в конце пути.
– Я знаю, кто ты! Ты не смерть! И я пришла не к ней!
Призрачный мужчина с удивлением посмотрел в глаза пришелице.
– Ты первая, кто говорит подобное. Ты уверена в своих словах?
– Да! Где Ладар?
– Этот тот вопрос, с которым ты шла ко мне? Но право получать ответы нужно заслужить, сделав выбор. Смотри.
Всё вокруг затуманилось, храм пропал, девушка почувствовала себя невесомой и вездесущей, подобно божеству. Стремительный полёт сквозь дымку – и небольшая комнатка в старом замке.
Древний старик, лежащий на смертном ложе. Лязг и крики людей под стенами. Там идёт битва, там гибнут и умирают люди. Возможно, замешкавшись у них, смерть не спешит в эту комнату, заставляя умирающего сжимать кулаки, тщетно мечтая не о жизни – нет, о возможности умереть не в мягкой постели, а там, где лязг мечей и стоны поверженных врагов звучат страшной, кровавой музыкой.
Сухой, нейтральный голос призрака из-за спины:
– Он молит богов о правильной смерти. В твоих силах помочь. Решай.
– Что я могу! Я не богиня!
– Решай! В твоих силах помочь! Правда, тебе это обойдётся в изрядный кусок жизни… Да, у магов её больше, чем у обычных людей, но все умирают, рано или поздно… Подумай.
Вкрадчивое, деликатное сомнение.
Страх, растерянность и отчаяние.
– Я не могу! Не моя работа – помогать умирающим! – И – шелест тени над головой. – Ты справишься, если ты – идущая под моим крылом. – И – собственные жизненные токи, вошедшие в лежащего старика, давшие ему силы встать, откинув одеяло, и легко, не глядя нашарить лежащий в изголовье меч.
– Смерть, ты прекрасна! Спасибо тебе за этот подарок! – Резкий, торопливый поворот к двери, твёрдая, уверенная поступь – и громкие крики под стенами. Чужие души, отлетающие от прикосновений фамильного меча – и узкой девичьей кисти.
– Ты выбрала. – Сухой, уверенный голос. – Ты хочешь знать последствия своего поступка?
– Нет.
– Уверена? – Еле слышные нотки разочарования.
– Да. Я в достаточной мере знакома с хрониками собственного рода, чтобы узнать осаду Сцеры и героическую смерть моего прадеда. Смерть, которая настолько вдохновила защитников, что они смогли выстоять и в конечном счёте победить. Правда, никогда не думала, что за это мне придётся заплатить собственной молодостью.
– Ты поразила меня, девочка. Подобные успехи в твоём юном возрасте, особенно если учесть, что в этот храм ты попала практически из каприза… Не переживай за молодость, я укорачиваю жизни исключительно с другой стороны.
Чуть ехидный, насмешливый смешок.
Вновь туманная дымка и собственное сознание, стремительно несущееся сквозь неё. Мелькают люди и лица, мелькают чужие тела, связанные сотнями белых нитей с этим миром. Сотнями, тысячами, десятками… а вот эта душа связана с миром лишь одной нитью – любовью матери.
Роскошная, заваленная игрушками детская комната. Небольшая, увитая шёлком кроватка – такую делают для новорожденных. Молодая мать, с обезумевшим взором прижимающая к себе дитя – рахитичное, больное, с усталым сморщенным личиком, с полными гноем глазами, оно захлёбывается плачем. Пожилой маг в золотой мантии, стоящий рядом.
– Архимаг из столицы скоро будет. Не волнуйтесь, мы спасём вашего сына, чего бы это ни стоило.
Резкий рывок вперёд – и узкая полупрозрачная кисть, прижавшаяся к сердцу малыша, обрывая единственную нить, соединяющую его с этим миром, ребёнка – с матерью. Тонкая, юная душа, вырывающаяся из-под пальцев. Душа с ясными, чистыми глазами, в которых стоят слёзы. Наклонившись, она целует ту, что дала столь недолгую жизнь – и растворяется в свете.
– Вот так, не выслушав даже? – Усталый равнодушный голос, в котором проскальзывают нотки удивления.
– В нашем роду никогда не рождалось уродов. – Спокойный, чуть насмешливый голос. – Такие вообще не должны рождаться.
– Ты жестока, девочка.
– Это хорошо или плохо?
– Это необычно для простой смертной. Насколько я понимаю, ты нашла мой храм, потому что считала его характеристики благодаря маячку, навешенному на Ладара Рикса во время его последнего посещения? Можешь не отвечать. Интереснее другое – сейчас ты пришла сюда, беспокоясь о нём же? Но таково ли твоё подспудное желание? Ты уверена в этом? Подумай хорошо, прежде чем ответить. Я могу направить тебя к нему, если ты захочешь. Или – дать тебе новую силу, силу Смерти. Любой, прошедший испытание в моём храме, вправе ступить на потусторонние тропы.