— Вот черт, ну и дела… — Репницкий еще не мог успокоиться, водил по лбу стволом пистолета. Задержанного перевернули носом в пыль, связали руки за спиной.
— Молодец, майор! — оценил Павел. — А я, надо признаться, дал промашку. Война закончилась, вроде не должно быть этих ребят…
— Я тоже не понимаю, откуда они взялись, — пробормотал Сенцов, поднимая валяющиеся в пыли документы. — Видать, агентура оставалась в городе, решили выбраться, пока еще можно и повсюду бардак… Допросим этого шкета, выясним. Как бы они тут диверсию нам не подсунули… Полюбуйся, Павел Сергеевич, — протянул он служебный документ, — ваши люди должны знать про этот финт. Немцы так и не перестроили свое производство наших документов…
Документы смотрелись как настоящие. «Вещевая книжка офицера Красной армии», «Расчетная книжка офицера Красной армии». Изготавливалась «липа» профессионально, на серьезном оборудовании. Лактионов Алексей Викторович, 1908 года рождения, звание — капитан, солидные круглые печати, уместная потертость документов. Талоны на еду, на «шаровары суконные», «гимнастерку». Все дело было в скрепке, держащей листы. В документах, которыми умельцы абвера снабжали своих агентов, использовалась нержавеющая сталь. Скрепка всегда казалась новой. В подлинных документах скрепки были железные, ржавели, оставляли разводы на смежных листах. Эту особенность сотрудники Смерша подметили еще в 43-м, что очень помогало выявлять лазутчиков. Но сегодня дали маху, и в голову не пришло проверить!
— Признавайся, Федор Михайлович, что тебе показалось не так?
— Так, чай, не в ФЗУ обучался… — криво ухмыльнулся Сенцов, вытирая пот со лба тульей фуражки. — Чего они в очереди-то стояли? Не могли, как все нормальные советские люди, без очереди проехать? Кто бы им слово против сказал? Решили не выделяться, и этим самым выделились… Ты корочками Смерша перед КПП тряс, они никак не реагировали, как будто впервые их видели. Помнишь, этот «кекс», — кивнул он на мертвого «капитана», — замечание тебе сделал? Что такое полковая разведка и что такое Смерш? Видимо, не шибко информированная группа — с вашим ведомством дел не имели, застряли в городе, хотели по-тихому выбраться. Ты рожи их видел? Снулые, не от мира сего, словно на чужую планету попали. Ну, разве такие наши воины-победители? Не парься, Павел Сергеевич, знаешь, как говорят: «И на Машку бывает промашка».
Пришлось сконфуженно признать, что НКГБ уделал Смерш. Тело «капитана» оттащили с дороги, набросили на него засаленный кусок брезента. КПП уже работал. Оживилась очередь, получившая порцию «развлечений». Обыск вражеских агентов ничего не дал — секреты Третьего рейха они с собой не увозили.
— Сенцов!
— Присутствует, — буркнул майор, исподлобья таращась на Павла, как будто уже знал, что будет дальше.
— Извиняй, майор, но придется нам справиться без тебя. Останешься в городе. «Виллис» вроде на ходу — пусть парни с КПП тебе помогут. Трупы в комендатуру, там сфотографировать и… сам знаешь куда. Оформить протокол по своему ведомству, так и быть, запишем в успехи ГБ. Задержанного — на допрос. Трясти, пока всю правду не скажет. Кто такие, что делали в городе, с какой целью направлялись в Пандау, или куда они там направлялись…
— Но, Павел Сергеевич… — Сенцов явно расстроился. Противно подчиняться младшему по званию, но что поделать, инструкции.
— Я уже извинился, действуй, Федор Михайлович! Баронессу ублажим без тебя — не такая уж видная персона. Не исключено, что эта группа работала по нашей теме, иначе какого хрена им тут делать через три недели после войны?
— Ладно, — поморщился Сенцов. — Вечером встретимся в комендатуре. Я этому упырю фашистскому душу выну…
Основная дорога через полкилометра отвернула вправо — на Пандау, а Павленко свернул налево, машина запрыгала по грунтовой дороге, приближаясь к скалам. Местность становилась мрачноватой, нелюдимой. Асфальт остался на основной трассе, змеистый проселок втягивался в серые скалы. В прорехах между каменными «лепнинами» мелькал зеленый покатый холм, наверху которого красовалась величавая белая ротонда, увенчанная остроконечной башней. Коричневые окна, такие же балкончики, слева к зданию примыкало подобие сторожевой башни. По периметру крыши тянулась вереница чердачных окон. «Замок Рушница», — мысленно отметил Павел, восстанавливая в голове карту.
Джип пронесся мимо отворота на Рушницу. До Мезеля было еще три версты. Горы остались слева, вздымались непроходимым массивом, а с этой стороны простирались предгорья — ровные травянистые участки, покатые холмы, известковые останцы причудливых очертаний. Дорога ухудшалась, ее давно не обновляли. Наконец скалы расступились, и машина вырвалась на простор. Павел повернул голову назад. Давлаев и Репницкий развалились, как у себя дома. Давлаев что-то посвистывал. Репницкий пытался курить, воюя с пеплом, падающим на колени.
— Товарищ капитан, разрешите вопрос? — оторвался от дороги чубатый Павленко. — Вот все говорят: Третий рейх, Третий рейх… А первые два-то когда были? Они точно были?
— Что, правда? — встрепенулся Давлаев. — Вах-вах, как же так? Товарищ капитан, это почему мы за первыми двумя недоглядели?
Более подкованный и просвещенный Репницкий громко рассмеялся.
— Успокойся, Давлаев, — хмыкнул Павел. — Изначально в слове «рейх» ничего зловещего и фашистского не было. Переводится, как «государство», «империя». «Общий дом для всех немцев». Первый рейх — Священная Римская империя германской нации — просуществовал почти тысячу лет и загнулся в начале XIX века — спасибо Наполеону. Второй рейх — Германская империя с 1871 года и до их революции в 18-м году, когда все это несчастье стало зваться Веймарской республикой. Тогда фашистов и в помине не было. Понятие «Третий рейх» придумал какой-то немецкий писака в 23-м году — с него и повелось, понравилось фашистским главарям…
— А чего Римская-то империя? — не понял Павленко. — Нет, товарищ капитан, не поймите превратно, все мы в школе учились, Древний Рим изучали, все их империи, республики… Рим-то вроде не в Германии, нет?
— Ох, дурында ты, Павленко, — расстроился Репницкий. — Да и ты, Давлаев, не лучше. Чему вас учили в школе? Вот домой вернетесь, и немедленно учиться, учиться, восполнять пробелы в образовании, а не водку пить и овец пасти…
Неприятное чувство вдруг обуяло капитана контрразведки. То самое чувство, словно кто-то за ним наблюдает! Спина онемела, холодная пронырливая змейка заструилась по позвоночнику. Кто тут может на них смотреть — голодные лесные звери? Он стиснул цевье «ППШ», опустился ниже на сиденье и приказал товарищам заткнуться. Те посмотрели на него с удивлением, но притихли, завертели головами. Павленко машинально прибавил газу. Обрыв еще не кончился — как удобно бросить с него гранату под колеса машины! Справа за поляной тянулась волнистая каменная гряда. Там тоже вполне уместно смотрелась бы пара пулеметчиков… «Трусишь, капитан! — разозлился Верест. — Никого там нет, соберись с духом!» Он всматривался в отдельные камни на гребне гряды, провожал их глазами, выискивая «инородные тела». Остальные занимались тем же, волнение командира невольно передалось подчиненным…
Что это было? Он не мог бы дать определение. Гряду проскочили, все вздохнули с облегчением. Но он не мог ошибиться, уж если интуиция порывается что-то сказать, то к ней следует прислушаться…
— Паранойя, Павел Сергеевич? — поинтересовался Репницкий.
— Не обращай внимания, — проворчал Верест. — Береженого бог бережет.
— Предупрежден — значит вооружен, — назидательно заметил Павленко.
Он свернул с грунтовой дороги на заросший молодым чертополохом проселок. «По этой дороге баронесса ездила к своему возлюбленному в Креслау», — почему-то подумал Павел. Остались за бортом зеленые рощицы. Замок Мезель стыдливо прятался в пологой низине за столетними дубами. Мощные ветви укрывали его от солнца, от любопытных глаз. Дорожное покрытие под кронами деревьев стало лучше. Галька поскрипывала под колесами. Старая каменная ограда лежала в руинах, и создавалось впечатление, что война тут ни при чем. Замок состоял из двух ортогональных возвышений, сложенных из серого камня, и соединяющей их постройки с арочными окнами-бойницами. Четырехскатные крыши, устланные остатками черепицы, лохмотья молодого и прошлогоднего плюща, обвивающие стены и оконные проемы. «ГАЗ-67» въехал во двор, встал напротив ветшающего крыльца. Двор замка украшал колодец из каменных блоков и скрепляющего их раствора цемента. На небольших, но опрятных клумбах распустились сиреневые цветы.
Покинув машину, прибывшие рассредоточились по двору. Давлаев заглянул в колодец, поцокал языком. Чувство опасности помалкивало. Из пристроенной к замку сараюшки вылупилась полная женщина в чепчике, испуганно попятилась, прижимая к груди стопку тряпок. Павленко выразительно поманил ее пальцем. Особа колебалась, но под дулом автомата пришлось подчиниться. Павел осмотрел окна, держа автомат наготове. На втором этаже прямоугольного строения шевельнулась шторка, мелькнуло бледное женское лицо. Призрак старого замка? Репницкий, повинуясь повелительному взгляду, поспешил к крыльцу, обрамленному пошлыми каменными ангелочками. Встал у двери, приготовился стрелять.
— Добрый день, милейшая, — поздоровался по-немецки Павел. — Я так понимаю, вы не баронесса?
— Я — Стефания Вошчек, работаю в этом замке, еду готовлю, полы мою… — пробормотала рыхлая низенькая особа средних лет с плоским неинтересным лицом. — Я помогаю фрау Шлессер по хозяйству, я при ней уже много лет… — Ее немецкий был несовершенен, но Павел все понимал.
— Кто еще в замке? — пристально посмотрел он на нее. — Немецкие солдаты, офицеры, другие посторонние?
— Что вы, господин офицер… — Служанка буквально умирала от страха. — Здесь нет никого постороннего, я вас не обманываю… Здесь уже давно никого нет — с тех пор, как приезжали польские господа из Комитета национального Спасения и выставили нам свои требования… Клянусь, господин офицер, в замке нет ничего ценного… Здесь и не было-то ничего, а польские паны и последнее забрали…