— Все на дорогу!.. — ахнул Павел, скатываясь с косогора.
Они промчались ураганом отрезок леса, выбежали к лесной дороге. Краем глаза отметился замаскированный «Студебеккер», разбросанные за кочками человеческие головы — гвардии рядовых и ефрейторов. На обочине росли редкие кусты, ворохи можжевельника, а за дубами, уже распустившими листву, надрывался мотоциклетный мотор. Павел, пригибаясь, подбежал к изгибу дороги, подобрал увесистую корягу, распластался за пригорком, усыпанным прошлогодней листвой.
Показался мотоцикл — уверенный даже на российских дорогах «БМВ R-75». Вел его внушительный «пилот» — щекастый, в шлеме, прорезиненном плаще, с автоматом «МР-40» на груди, а в люльке, помимо пулемета «MG-42», прозванного «косторезом», сидел надутый офицер. Текущий день у него явно не сложился. Он еще не представлял, до какой степени не сложился! Мотоциклист притормозил, входя в поворот. Павел швырнул корягу, как гранату, по навесной траектории. Она перевернулась в воздухе, ударила мотоциклиста по каске. Тот от неожиданности вскрикнул, вывернул руль. Сам, правда, удержался в седле, но мотоцикл сменил направление, съехал с дороги и чуть не врезался в придорожное дерево. Громила снова дернул руль — мотоцикл уткнулся передним колесом в яму, офицер вылетел из люльки, проделав впечатляющий кульбит, распластался в траве. Оперативники уже летели, особого приглашения не требовалось. Громила же, удержавшись на ногах, развернулся в прыжке, оскалив пасть, и выставил автомат. Но не успел разразиться очередью — Котов швырнул свой «зэковский» нож с наборной ручкой, которым владел в совершенстве. Лезвие пробило грудную клетку, поразило сердце. Громила выпучил глаза, зашатался.
— Да падай уже, сука! — ругнулся, подлетая, Котов. Он толкнул автоматчика, и тот замертво повалился с вытаращенными глазами.
Офицер затравленно вертел головой, но сдаваться не собирался, схватился за кобуру с «люгером». Павел подбежал первым, ударил его в подбородок носком сапога, и желание сопротивляться мгновенно угасло.
— Мужики, стаскивайте с покойника одежду, пока все кровью не залил, — проворчал Павел, вытащил из кобуры «ТТ» и, приблизившись к офицеру, выдернул «люгер» из кобуры. Офицер смотрел на него пустыми глазами, тоскливо смотрел, обреченно. Фуражка валялась рядом. На околыше красовалась кокарда — череп со скрещенными костями, пресловутая «мертвая голова». Подобные черепки поблескивали и в петлицах. Темно-серый мундир, сравнительно чистый, с небольшими помятостями. Гауптман, судя по погонам, капитан, гауптштурмфюрер, согласно классификации СС.
— Встаньте, герр гауптштурмфюрер, — вкрадчиво произнес по-немецки Павел. — Не будем пачкать такую красоту. Представьтесь, пожалуйста.
— Послушайте… — Губы офицера задрожали, он лихорадочно сглатывал. Эсэсовец был молод — не больше двадцати пяти. Даже в СС к концу войны сказывался кадровый голод. Офицеров повыбило на Восточном фронте, спешно обучали молодежь, присваивали звания, не соответствующие возрасту и заслугам. Вряд ли этот парень имел достаточный боевой опыт. Но с амбициями и верностью идеям национал-социализма все было в порядке — иначе в СС и быть не может. Отряды «Мертвая голова» отвечали за охрану концентрационных лагерей Третьего рейха — Дахау, Бухенвальда, Освенцима в Польше, Маутхаузена в Австрии. Именно они несли ответственность за массовый геноцид. Из них формировалась дивизия «Мертвая голова», наводящая ужас на мирных жителей Европы.
— Слушаю вас, герр офицер, — сухо произнес Павел. — Вам есть что сказать?
Подошли остальные, молча окружили их. Гауптштурмфюрер понял, что бы он ни сказал, итог будет один. Он задрожал и закрыл глаза.
— Ваше имя? — спросил Павел.
— Пауль Рейнмар… гауптштурмфюрер Пауль Рейнмар, 3-я рота усиления СС… — немного помешкав, ответил немец. — Нашу часть разгромили 6 мая под Теплице, то, что осталось, перевели в подчинение полковника фон Лихтенберга… Не убивайте меня, — облизнул он пересохшие губы. — Вы же не обязаны меня убивать, верно? Я согласен на плен…
— Какие мы великодушные, — презрительно проворчал Котов. — На плен он согласен… А нашим мнением он поинтересовался?
— Ладно, Рейнмар, посмотрим на твое поведение, — кивнул Верест. — Кто-нибудь следует позади вашего экипажа?
— Нет никого, — замотал головой эсэсовец, — только я и унтер-шарфюрер Бауэр… — Он покосился на грузное туловище в исподнем, которое ногами затолкали в кустарник, но оно выразительно просвечивало оттуда. — Клянусь фатерляндом, больше никого нет…
— Типа Родиной клянется, — ухмыльнулся Рома Окулинич.
— Пожалуйста, не убивайте! — взмолился парень. — Я — гражданский человек, школу с отличием окончил, меня силой в армию забрали… У меня мама в Кельне, невеста там же…
— Неужели? — ухмыльнулся Павел. — А юнкерское училище СС тоже в Кельне окончил? Или в Тёльце? А может, СС-Панцергренадиршуле в Киншлаге?
— Брауншвейгское училище, — обреченно вымолвил эсэсовец, невольно впечатленный познаниями русского офицера. — Я не участвовал в карательных операциях, не успел…
— Свистит! — заметил Звягин. — Командир, мы собираемся выслушивать историю его жизни?
— Куда вы ездили с унтер-шарфюрером Бауэром? — Верест тоже покосился на тело в кустах.
— Полковник приказал проверить дорогу на Козлице — выяснить, есть ли там русские…
— Ну, и как, есть?
— Кажется, нет… Дорога через Мозенский лес на Козлице свободна…
— Сколько ваших в замке?
— Пятнадцать солдат, два унтер-офицера, два офицера — штурмбанфюрер Лямке и штандартенфюрер Лихтенберг…
— Это его замок?
— Да, наверное… Мне все равно…
— Что вывозят из замка?
— Я не знаю… Это забитые и опломбированные ящики, их нельзя открыть… Они были складированы во дворе, погрузка должна осуществиться только после нашего прибытия — в зависимости от информации… Их установят в машины за несколько минут, там восемь единиц груза…
— Сколько машин?
— Два трехтонных грузовика «Opel Blitz», крытых брезентом… Есть еще легковой «Опель» барона фон Лихтенберга. Все машины заправлены бензином…
— Куда должны пойти?
— Этой информацией владеют только старшие офицеры… Думаю, мы должны пробиться на запад, через Кладно, в расположение американцев…
Алексей усмехнулся. Тяжело же им придется. Ключевые трассы контролируют советские войска. Впрочем, существуют объездные грунтовые дороги, на которые никаких патрулей не хватит.
— Рядовой состав — ваффен СС?
— Да, это парни из 3-й роты усиления… Они с боями выходили из-под Аушви… — Парень вдруг опомнился, что сболтнул лишнее, и закашлялся.
Оперативники переглянулись. Эти люди, каким-то чудом выжившие в боях, действительно входили в охранное подразделение концлагеря Освенцим, отбитого еще в 44-м. И вряд ли там все такие сговорчивые, как этот безусый гауптштурмфюрер.
— Раздевайся! — повелительно махнул стволом Павел.
— Что? — хлопнул глазами эсэсовец.
— Раздевайся, говорю, скотина… — Верест подался вперед, надавил стволом в сереющую физиономию гитлеровца.
Тот, давясь рыданиями, безропотно стащил с себя обмундирование, оставшись в исподнем. Котов, придерживая под локоть, повел его за кусты. У парня подгибались ноги, он еле волочил их. Все дальнейшее произошло в молчании — хруст шейных позвонков, хрипы, агония. Оперативники делали вид, будто ничего такого не слышат.
— Звягин, облачайся! — кивнул Павел на разбросанную одежду мотоциклиста. — Быть тебе унтер-офицером. Остальные, слушай мою команду. Мы со Звягиным едем в замок, импровизируем по ходу. Вы выдвигаетесь на передовые позиции, держите на прицеле часовых. Чуть шум — снимаете их, и вперед. Часовые отвлекутся, подставят спины, думаю, справитесь. Да не заставляйте себя ждать, иначе мы с Лехой рассердимся. На случай, если все пойдет не так: ждете пятнадцать минут, гасите часовых и врываетесь в замок. Не можем мы, парни, позволить этой колонне уйти. Чувствую, что не можем…
— Командир, да мы-то справимся, — пожал плечами Окулинич, — но вы-то сами — к волку в пасть, ничего?
— Ничего, — улыбнулся Павел. — Эта пасть уже практически беззубая.
Однако сердце тревожно сжалось, когда они выехали из леса по петляющей дороге. Пасть-то, может, и беззубая, но загнанные звери порой сопротивляются с таким ожесточением, что диву даешься. Мундир эсэсовца невыносимо жал, фуражка тоже была не по размеру, еле держалась на макушке. Он покосился на Звягина. У того, наоборот, облачение Бауэра висело мешком. Не располагает образ жизни оперативника Смерша к пышным телесам. Лямки шлема с защитной сеткой он туго затянул под подбородком. На щеках его проступала бледность, костяшки пальцев, сжимающие руль, тоже побелели.
— Ты нормально? — спросил Павел.
— Нормально, — буркнул Звягин, не отвлекаясь от дороги. — Надеюсь, командир, у тебя есть план…
Верест промолчал. Плана не было. Но не хотелось огорчать товарища. Он верил в интуицию — что-нибудь подскажет в нужный момент. Глыба замка росла в объеме, приближались каменные стены. Часовой с любопытством смотрел со стены, свешивая ствол пулемета. Двое в мотоцикле не могли не привлечь внимание. Вроде свои, и звания те же, но уезжали явно не эти. Дорога переходила в каменный мостик через заросший ров. Впереди — арочный проезд в толще камня. Переносной барьер из сколоченного бруса, заменяющий шлагбаум. Звягин, не сбавляя скорости, катил через мост. Мотоцикл подпрыгивал на выбоинах в брусчатке. Павел соорудил раздраженное лицо, привстал в люльке, повелительно махнул рукой — убирай, к чертовой немецкой матери! Возникший автоматчик в эсэсовской форме с засученными рукавами сделал озадаченную мину и, поколебавшись, стал оттаскивать ограждение. Звягин притормозил, нетерпеливо газовал на холостом ходу, а когда проезд открылся, рванул под темный свод.
Мотоцикл влетел в мощенный каменными плитами двор. Родовое поместье баронов Лихтенбергов переживало не лучшие времена. Ветер носил обрывки мусора, валялись обломки оконных рам, какой-то мебели, камни и кирпичи, выбитые из кладки. У парадного крыльца с вздыбленными ступенями стояли два зачехленных грузовика в камуфляжной раскраске. Между ними возвышалась груда зеленых ящиков, обитых стальными скобами, и сновали люди в форме. Двое с автоматами за спинами, отдуваясь, подтаскивали еще один ящик. Рослый фельдфебель с рыжими усами выносил из здания набитые тряпичные мешки. В стороне курили автоматчики — при полной выкладке, в касках. Коренастый офицер с маленькими глазками насторожился — до появления мотоцикла он слонялся по двору, заложив руки за спину, пинал обломки кирпичей, а теперь застыл, упер руки в бока, как-то непроизвольно подтянул поближе кобуру. Мотоцикл сделал полукруг по двору, встал у заглубленной в землю подвальной лестницы — эта сторона замка располагалась напротив главного входа. Правильно сделал Звягин, мысленно оценил Павел. Дверь в подвал была приоткрыта, но возле нее никто не терся. Он прикинул на глаз количество присутствующих. Штыков десять. Из разбитых дверей главного входа показалась еще парочка с погонами унтер-офицеров. За их спинами мерцала офицерская фуражка, высунулся обладатель холеной саксонской физиономии. Лично Георг фон Лихтенберг?