– Каптёрка обходчиков, – тихо сказала Мелета. Из её рта нежным облачком вырвался пар. – Поезда давно не ходят, и об этом месте все забыли. Кроме нас.
Пыли нет, – отметил Мирон. – На столе, рядом с кружками, банка с суррогатом заварки и пакетики сухих сливок. Значит, здесь кто-то бывает.
Раздался гулкий грохот. Мелета всё-таки захлопнула дверь…
Сразу стало очень тихо. Слышно только их общее дыхание и шум крови в ушах.
– Ну? – спросил Мирон. – И что будем делать?
Мелета уже копалась на столе. Сдернув плёнку, она взяла чайник, из ящика на полу достала бутылку с водой, крошечную горелку с газовым баллоном – Мирон не думал, что такие до сих пор выпускают…
– Чаю пошвыркаем и спать, – сказала она, водрузив чайник на горелку. – Ты вообще голодный?
– Не знаю, – буркнул Мирон, осторожно усаживаясь на кровать.
Только сейчас он почувствовал, как гудят ноги и саднят натёртые в чужих кроссовках мозоли. Он ведь не привык к таким нагрузкам. Одно дело – поддерживать форму с помощью биогеля, в котором полно всяких там протеинов и других присадок, а совсем другое – наматывать километры на своих двоих. Кто его знает, может, завтра он вообще не сможет ходить…
Есть тоже не хотелось. Живот был пуст больше суток, но после крыс, бездомных и ходоков мысль о еде вызывала только спазмы.
Чайник засвистел – такой уютный, домашний звук, и Мелета, налив кипятка в две кружки и бросив к ним по пакетику заварки, села рядом с Мироном.
– Осторожно, – сказала она. – Кружка очень горячая.
Мирон взял её, обернув ладонь рукавом толстовки. В каптерке был дубак, и греть руки о горячую кружку было приятно.
Так они и сидели, прихлёбывая горячий, чуть горьковатый чай и молчали. Разговаривать не хотелось. Закрытая дверь, вопреки страхам Мирона, давала чувство защищенности, чувство покоя. Весь мир, с его заботами и проблемами, остался по ту сторону. Здесь же, в тесном пространстве с чуть помаргивающей лампочкой, были только они.
Накатила апатия. Она накрыла мягким облаком, затемняя мозг, заглушая все мысли, оставляя на поверхности только лёгкое покачивание, словно плывёшь в маленькой лодке по спокойной реке…
Мирон не заметил, как Мелета вытащила у него из рук остывшую кружку, как голова опустилась на подушку, а ноги согрелись – их накрыли колючим, но тёплым одеялом…
Проснулся он рывком, словно вынырнул из воды в глубоком колодце. И первым делом почувствовал, что шея освободилась – пока он спал, Мелета сняла с него собачий ошейник.
Лампочка под потолком горела куда более тускло, чем в начале. Аккумулятор садится, вяло подумал Мирон. Надо было выключить…
Рядом, спиной к нему, лежала Мелета. Она была без куртки, только в такой же, как у него, толстовке. Острые лопатки выпирали сквозь мягкую ткань и от этого спина девушки казалась хрупкой и беззащитной. На шее, над воротником, завивался локон волос.
Не удержавшись, Мирон легонько подул на него, и локон всколыхнулся, открывая нежную полоску кожи и пульсирующую возле позвоночника жилку. Девушка вздохнула, потянулась, а потом повернулась на спину. Глаза её были закрыты, но он чувствовал, что Мелета не спит.
Тогда он наклонился – ничего не мог с собой поделать – и поцеловал её. Губы Мелеты были мягкими, тёплыми и чуть обветренными.
Она ответила. Развернувшись, чтобы было удобней, просунула руки под его майку и провела кончиками пальцев по спине. Он резко выдохнул. И прижался к девушке всем телом.
В каптерке было холодно, и раздевшись, они почти с головой залезли под колючее одеяло. Грудь у Мелеты была небольшая, очень белая, а соски твёрдые, как вишнёвые косточки. Мирон всё время порывался что-то сказать, как-то обозначить свои действия, а может, границы, но Мелета закрывала ему рот поцелуями. Почему-то сейчас все эти кольца и болтики у неё на лице не казались лишними и неуместными…
Она была горячая, гладкая, с сильными и крепкими мышцами, наработанными, понял он, не в Ванне, а долгими часами физических нагрузок. Бегом, ходьбой, переноской тяжестей и другой работой. Ладошки – твёрдые, с чуть заметными мозолями.
А еще она была послушной – делала всё, что он хочет… И ни разу не назвала его дурачком.
Интересно, это Платон тоже предвидел? – подумал Мирон, вновь погружаясь в сон. – Просчитал, выбрал симпатичную девушку… Чтобы привязать его. Привить чувство ответственности. На мгновение накатило раздражение, но он отбросил его. Просто запинал в угол сознания и запер на висячий замок. Хрен с ним, с Платоном. Будь, что будет…
– Чему ты улыбаешься? – спросила сквозь дремоту Мелета.
– Да так, – он погладил её кончиками пальцев по голой спине. – Ты очень красивая, ты знаешь об этом?
Второй раз он проснулся от резкого запаха кофе.
Мелета, полностью одетая, сидела на корточках рядом с горелкой и следила, как в кастрюльке поднимается коричневая пена.
Бросив на него короткий взгляд, она вернулась к своему занятию.
– Одевайся. Скоро придёт Мышонок.
Такие дела, – думал Мирон, натягивая джинсы. – Ни "Привет, милый", ни "Как спалось?"… Просто перепихнулись и двигаемся дальше.
Кофе был тягучим, как смола, и таким же чёрным. А еще щедро сдобренным сахаром пополам с корицей. Запах напомнил Мирону ту коробку на станции, с старушкой внутри. Но своё дело он сделал: поднял на ноги и прочистил мозг.
Когда Мелета налила по второй кружке, в дверь тихонько поцарапались. Сначала Мирон думал, может, это крысы, но тихий скребущий звук повторялся через равные интервалы, перемежаясь коротким стуком.
Секунду посмотрев на дверь, девушка повернулась к Мирону.
– Так ты сделаешь то, что от тебя хочет Уммон?
Вопрос был неожиданным, и взгляд её выражал тревогу, но Мирон вдруг почувствовал удивительное спокойствие. И уверенность.
– Ага, – сказал он, и в подтверждение несколько раз кивнул. – Сделаю.
– Уверен?
– Да, чёрт меня побери. На все сто.
Когда пришла эта уверенность, он не знал. Может, во время близости, а может, во сне. Но скорее всего, когда он увидел того Призрака на путях. Да, именно тогда, – понял Мирон. Всё остальное – просто слёзы под дождём…
Выждав еще секунду, Мелета встала с топчана и шагнула к двери. По пути она щелкнула тумблером на аккумуляторе, погрузив каптёрку в непроглядный мрак.
Мирон подобрался. Он пытался припомнить, куда она положила рюкзак с автоматом, но не мог. В правый угол? В левый? Чёрт, никак не вспомнить… Если подумать, такие провалы в памяти с ним впервые.
Отодвинув непокорную дверь сантиметров на десять, она что-то сказала в щель. Ей ответил невнятный шепот. Затем дверь начала толчками, сопровождаясь немилосердным скрипом, открываться.
Мышонок – здоровенный, похожий на борца Сумо, с глянцевыми, будто политыми маслом волосами, стянутыми в крошечный хвостик на затылке – занял собой весь объём каптёрки. Он не был слишком высоким, вряд ли выше Мирона, но зато очень, очень широким. Громадные покатые плечи, ноги, с ляжку быка каждая, а вот руки заканчиваются удивительно тонкими, чувствительными пальчиками. Кожа его в свете электрической лампочки отливала нежно-лимонной желтизной, а лицо будто бы сошло с древней картины нихонга – такие были у самураев, на гравюрах пятнадцатого века.
Улыбнувшись мягкой детской улыбкой, Мышонок пожал Мирону руку – тогда-то он и заметил тонкие пальцы с аккуратно подпиленными розовыми ногтями – а затем, ловко уместившись на полу в позе лотоса, раскрыл принесенный с собою армейский вещмешок.
– Новая одежда, – объявлял Мышонок, вынимая из рюкзака несколько пакетов, завёрнутых тончайшую рисовую бумагу. Сложена так хитро, что развернешь – и так же сложить уже не получится.
Мирон заметил логотипы Ямадзаки, Томохико Ямады и Альвареса Торреса. Дорогие брэнды. Можно сказать, самые дорогие.
– Нанопорная маска, – следующий свёрток поменьше, с лейблом из двух соединённых колец. Шанель. – Очки – чёрные в чёрной оправе. Бирка с логотипом компании была слишком мелкой, но по хищным обводам Мирон догадался, что очки – тоже не корейская подделка.
– Ну, прямо подарки на Новый год… – буркнула Мелета, попивая чёрный кофе из металлической кружки.
– А теперь… – Мышонок взял многозначительную паузу, – Самое главное. Медленно, словно факир, выманивающий змею, он достал что-то чёрное, в пакете из прозрачной пылеотталкивающей плёнки. – Та-да-а-ам!
– И что это за херня? – Мирона уже несколько утомило представление. Хотелось выбраться на улицу. Как можно быстрее.
– Костюм, – парень, похоже, обиделся на такое небрежение к его подаркам. – Армани-Судзуки. Пиджак – приталенный, однобортный. Брюки – две выточки спереди, стрелка, манжеты по низу. Ткань: шерсть английской тонкорунной овцы, ручная выделка. Пуговицы выточены из панциря галапагосской черепахи.
– Ясно… – Мирон даже растерялся. Такого наплыва сведений он не ожидал. – Я хочу сказать, зачем это всё вообще, – он обвел взглядом россыпь пакетов на бетонном полу. – Из-за чего сыр-бор?
Мышонка вопрос озадачил. Достав из недр рюкзака световой карандаш, он задумчиво почесал им кожу под хвостиком на затылке, затем посмотрел на Мелету. Лицо его, круглое, чуть плосковатое, оставалось равнодушным. Жил только взгляд.
Наконец, придя к каким-то своим выводам, здоровяк шумно вздохнул и воззрился на Мирона.
– Вам нужно кое-куда сходить, – ему показалось что Мелета, перед тем, как японец начал говорить, едва заметно кивнула. – И такая одежда будет наиболее уместна.
– И куда же? – скептически спросил Мирон. – В крутой ресторан с живыми официантами?
– Не совсем, – японец деликатно потупился, убрал невидимую пылинку с пиджака… – В здание, принадлежащее Службе Безопасности Москвы.
11
Похоже, старший братец меня обставил.
Несколько секунд Мирон переводил взгляд с Мелеты на японца, и только убедившись, что они не шутят, покачал головой.