– И что ты с ним сделаешь? – удивился Мирон. – Убьёшь? Или… Соблазнишь?
Скользнув по нему взглядом, девушка отвернулась.
– Остаётся сейф, – возвестил Соломон таким тоном, словно сообщал, что семья забыла задуть свечки на торте.
– После всего, – вздохнул Мирон. – Не удивлюсь, если он окажется оснащен личным Иск-Ином, автоматическим пулеметом и лазерами, которые поджаривают мозги любому, кто приблизится на расстояние выстрела.
– Всего лишь ДНК-замок, – серьёзно сказал Саул. И вздрогнул так, словно его укололи.
– И вот тут, бро, – улыбнулся Соломон. – Не обойтись без тебя. Никак.
– Замок настроен на ДНК Платона, – пояснил негр. – Если его попытается вскрыть кто-то другой, сейф запустит программу самоуничтожения.
– Нутро выгорит за две целых и три сотых секунды, – добавил Саул.
Мирон с облегчением рассмеялся. Вытер пот, откинулся на неудобном стуле, насколько это было возможно… Всё зря. Все разговоры, хитроумные планы – всё это зря. Ничего у них не выйдет.
– Ребята, – сказал он, оглядев по-очереди всех анонимусов. – Я всего лишь его брат. Не клон, не двойник… Мы всего лишь близнецы. Этого мало. Наверняка в ДНК есть какие-то отклонения…
– Ты же открыл двери в его квартиру, бро? – спокойно спросил Соломон. – Тот замок тебя пропустил, верно?
– Да, но консьерж сказал, что Платон заранее внёс мою ДНК в базу данных… О, – Мирон осёкся. Платону негде было взять его ДНК. Дома он не был десять лет, за это время все вещи – даже расчёски с остатками волос, были либо уничтожены, либо подвергнуты такой дезинфекции, при которой любые живые ткани разрушаются. Кроме того, для ДНК-замка нужна кровь. Только свежая кровь и ничего другого.
– Это была проверка, – сказал Мирон. – Это был чертов тест! – Соломон невозмутимо кивнул. Если б замок на двери Платона меня не узнал – ничего бы не было. Я бы постоял под дверью, а потом спокойно вернулся к себе в Улей и завалился в Ванну.
– На двери сейфа – точно такой же замок, – сказал Саул.
Значит, братец сделал меня еще раз, – подумал Мирон. Такие дела.
– Теперь самое главное, – сказал, поднимаясь и потягиваясь, Соломон. В росте он не уступал Голиафу, в ухе чёрного как гуталин негра, покачивалась золотая серьга, а волосы были сбриты в ноль, являя миру череп нечеловечески совершенных очертаний. – Как вы попадёте внутрь.
Мирону всё еще зверски хотелось закурить. Странное чувство… Он ведь никогда не курил, даже не пробовал. Но терпкий запах табака, что оставлял после себя отец – помнил. И ощущал всегда, когда находился на грани фола. Когда жизнь разгонялась до немыслимых скоростей, а нервы растягивались до предела.
– Как раз сегодня в Технозон состоится встреча представителей японского отделения с нашим. Повестка дня – решение текущего кризиса с Акирой, – сказал Саул. – В составе делегации: господин Мару Кобаяши – менеджер высшего звена, поверенный самого господина Карамазова. А с ним – сюрприз-сюрприз… Амели Карамазова, любимая внучка большого босса. Она-то и будет нашим пропуском в здание Технозон.
– Каким образом? – спросил Мирон.
– Наденьте Плюсы, господа, – предложил Саул и первым вставил в уши пиявки.
В желтом квадрате, где раньше была башня Технозон, появилось изображение улицы. Мостовая из круглых обкатанных голышей, стеклянные витрины с ромовыми бабами, батонами, круассанами, облитыми жидким шоколадом… Прямо на тротуаре – крошечные круглые столики. Париж, – подумал Мирон. – Монмартр или Пигаль. А впрочем, какая разница?
Мимо столиков, не обращая внимания на посетителей, шла девушка. Чёрные волосы до плеч, подстриженные очень стильно, ступеньками – по последнему слову парижской моды. В лёгком белом плаще из какой-то блестящей кожи, затянутом на тонкой талии широким поясом. Что под плащом – не видно, только тонкие косточки ключиц и кулон с хрустальным сердечком, оправленным в серебро. Не хрусталь, – вновь уточнил для себя Мирон. – Бриллиант в платине.
Модные сапоги-чулки выше колена – она шагает широко, размашисто, и когда плащ распахивается, ноги видны до самых бедер. Каблуки массивные, как копыта лошади-тяжеловеса – тоже, разумеется, последний писк моды…
Лицо у неё было не совсем азиатское: по-славянски высокие скулы, широкий рот. Губы – как красная рана; Кожа с едва уловимым лимонным оттенком, гладкая, как у куклы – без единой родинки или прыщика. И глаза… У неё были поразительные глаза. Выражение – смесь отчаянной смелости, отрешенности и равнодушия.
Вся её фигура будто светилась изнутри, будто хрупкая статуэтка из тонкого фарфора.
Это называется "деньги", – подумал Мирон. – Внучка самого богатого чувака на планете – отчего бы ей и не светиться, как только что сотворённой Господом снежинке?
– Амели Карамазова, – сказал голос Саула. Самого его видно не было, только фигура девушки на парижской улице. Волосами её играл ветер, походка была быстрой и упругой. Было видно как мужчины, сидя за столиками, с удовольствием провожают её глазами… – Двадцать восемь лет, не замужем. Сейчас проходит стажировку в компании Технозон, по слухам, является третьей в очереди на наследство старика Карамазова. Первым в очереди – её отец, Масахико Карамазов, потом его младший брат, Кендзабуро. Амели – единственная внучка. Мать умерла десять лет назад…
– Амели известна тем, – взял слово Соломон. – Что очень любит играть. Не важно, во что: двадцать одно, рулетка, ма-джонг… В каждом городе, где бы она ни была, первым делом она находит казино.
– Просаживает большую часть своего немаленького содержания – двадцать миллионов в год. Лечилась дважды, в закрытых клиниках Тибы и Анклава Рюкшлаг в Германии. Не помогло.
– К ней приставлен личный секретарь, он же – охранник, он же – телохранитель, – сказал Соломон и картинка сменилась.
Зал казино. Столы с рулеткой, баккара, покером и блэк-джеком. Гости – в дорогих смокингах и вечерних платьях. За одним из столов – Амели, волосы собраны в высокую причёску, глаза накрашены так густо, что издалека девушка смахивает на панду. С плеч, на тонких бретельках-ниточках, спадает серебристое платье. Рядом с девушкой – высокий японец, лет тридцати-сорока, с короткими, зачёсанными назад волосами, взгляд – как у сытой, только что пообедавшей крупным цыплёнком кобры. Смокинг на нём сидел так идеально, что казался нарисованным на широкоплечем, отлично развитом теле.
Японец стоит к девушке очень близко, так, как может стоять партнер по постели или муж. Одной рукой он по-хозяйски обнимает Амели за талию, другой бросает фишки на зеленое сукно рулетки.
– Ясунаро, – комментирует Саул. – Генмодифицированный клон, собственность клана Карамазовых. Находится рядом с Амели неотлучно, и днём и ночью, с самого её рождения. Ублажает, охраняет и… несколько сдерживает её безбашенные порывы. Направляет энергию, так сказать, в мирное русло.
– Теперь о главном, – объявил Саул. – Вы проникните в Технозон, воспользовавшись документами Амели Карамазовой.
– Прямо сейчас любимая внучка босса развлекается в казино "Мидас" – самом дорогом и фешенебельном казино Большой Москвы. Ясунаро, разумеется, при ней, – сообщил Соломон и снял Плюсы. Остальные последовали его примеру. – Наши люди, – продолжил негр, – похитили бейдж идентификации у Амели, когда она посещала туалет. На его место положили точную копию, но без электронных кодов допуска. Впрочем, до следующего утра он ей не понадобится – администрация казино сделает всё возможное, чтобы внучка Карамазова чувствовала себя там, как дома. Иногда ей дают выиграть, что, в свою очередь, не даёт Ясунаро повода увести Амели из казино…
– А клон? – спросил Мирон. – У него тоже есть документы?
– Только идентификационный штрих-код в виде татуировки на запястье. Он – собственность компании, а не личность.
– Я, кажется, понимаю, куда вы клоните, – кивнул Мирон. – Хотите выдать нас с Мелетой за эту парочку. Но есть небольшая, просто крошечная проблемка: мы на них совершенно не похожи.
– А в этом концерте первую скрипку исполняет Мышонок, – Соломон широким жестом пригласил японца к выступлению.
Пока все остальные были в Плюсе, японец успел достать откуда-то раскладной столик и разложить на нём неприятные на вид инструменты и стерильные упаковки. Над столиком синей каплей повисла ультрафиолетовая лампа, распространяя запах зубоврачебного кабинета.
– Временные подкожные нано-импланты, – сказал Мышонок, руками, затянутыми в синие латексные перчатки, разрывая первую упаковку. Показался небольшой толстенький шприц с длинной, сантиметров десяти, иглой. – Вводятся интрадермально, рассасываются в течении суток. Меняют угол и напряжение лицевых мышц, подкрашивают кожу. Ларингофон вводится в трахею и меняет голос.
Мирон ёжится.
– Как-то это всё страшновато… – не хочется думать, что эта длиннющая иголка сейчас войдёт в его тело…
– Больно не будет, – успокаивает японец. – Раз – и всё.
Он брызгает на лицо Мирона из пульверизатора – в воздухе повисает стойкий запах антисептика, затем – из баллончика, покрытого мелкими каплями влаги. Лицо сразу немеет. Мирон не успевает закрыть глаза и теперь они так и остаются открытыми… В глаза тут же падает по капле бесцветной жидкости.
– Нано-линзы, – сообщает Мышонок. – Меняют цвет глаз.
Затем он чувствует тупое давление в разных местах лица и понимает, что это – уколы.
То и дело японец ныряет в Плюс – там висит объёмная голограмма лица Ясунаро. Как художник, рисующий портрет, он сверяется с оригиналом.
– Сколько продлится онемение? – хочет спросить Мирон, но не может. Не двигаются даже глаза.
Мышонок, тем временем, продолжает процедуры. С веками он возится дольше всего: микроинъекциями заставляет измениться разрез глаз, при этом не потревожив зрительный нерв.
Зеркала Мирону не дают, но по выражению глаз остальных он понимает, что преображение удалось.
Теперь – татуировка, – говорит японец. Обнажает запястье Мирона – тот чувствует мгновенный ледяной ожог.