— Почему ты сейчас назвал Тима Пальмерстоном?
А он взглянул на нее, не слыша, и прошел в ванную.
Едва он пустил воду, как дверь за ним с силой захлопнулась. Сердце его упало; он узнал признаки присутствия Томаса Кемпе — какое-то беспокойство и напряжение в воздухе, вторжение кого-то сварливого, самоуверенного и упрямого. Джеймс подумал, что таких немало и теперь (одного или двух он припомнил тут же); но, может быть, теперешняя жизнь устроена так, что им меньше удается во все вмешиваться? А может быть, не меньше? Может быть, тоже удается как-то и где-то. Он завернул кран и с тоской стал ждать.
Послание лежало на полу и было написано на комке бумаги, которую подкладывали, чтобы не стучала оконная рама. Джеймс развернул его и прочел:
«Скажи тѣм, кто ищетъ кладъ на Августовомъ полѣ, что половина причитается мнѣ, ибо я указываю, гдѣ искать въ нашихъ мѣестахъ золото. Поспѣши, а не то пеняй на себя».
Сперва Джеймс не только рассердился, но и удивился. Потом он понял, о чем написал колдун, и хотел было посильнее хлопнуть дверью, выходя, но вспомнил, что за это достанется ему же, и решил немедленно дать ответ.
Он громко сказал:
— Послушайте, они вовсе не клады ищут. Теперь их не ищут. Вместо этого есть спортлото и другие штуки. А это археологи. Они ищут не золото, а битые горшки. — Про себя он добавил: «А если бы и золото, так тебе оно теперь ни к чему».
Комната помолчала; она словно пережевывала полученные сведения, чтобы выплюнуть ответ. С полки упала и разбилась бутылка шампуня. Аптечный ящик на стене опасно закачался.
— Да ладно уж! — крикнул Джеймс. — Ладно, схожу! Только не сейчас. Сейчас не могу. Меня сегодня уже не отпустят из дому.
Тишина и какое-то колебание. Затем Томас Кемпе, видимо, пошел на компромисс, потому что комната внезапно опустела, стала обычной и мирной. Джеймс остался наедине с запахом зубной пасты и разбитой бутылкой шампуня, которую ему предстояло как-то объяснить. Он кончил мыться и спустился вниз, чувствуя, что его загоняют в угол.
В школе он все время тревожился, сумел ли колдун понять, что его желание можно выполнить только во второй половине дня. И совершенно не представлял себе, что надо сказать или сделать, когда придет на раскопки. Эту проблему ему придется решать на месте.
Он позвал с собой Саймона. Арнольд наверняка охотно пошел бы, но Арнольда ему хотелось приберечь для особых случаев и более беззаботных времен. Сегодня Саймон мог оказать практическую помощь.
— Не можешь же ты просто сказать им, чтобы больше не копали. Они и внимания не обратят.
— Знаю.
— Так что же ты думаешь делать?
— Надеюсь что-нибудь придумать по дороге, — сердито ответил Джеймс.
Раскопки велись примерно в полумиле от городка. Пока мальчики добирались туда, вокруг уже чувствовалось сварливое присутствие Томаса Кемпе. Оно не было видно или слышно, но их окружала какая-то гнетущая атмосфера. И хотя осенний день был такой же золотой, как и накануне, они уже не могли видеть этого; ничего хорошего не было для них ни в широких кронах вязов на фоне неба, ни в пламенеющих листьях каштана, по которым они ступали. Они даже повздорили, выбирая дорогу.
Археологи встретили их неприветливо. Двое из них сидели на краю поля, делая какие-то сложные записи. Они просто отмахнулись от мальчиков. Третий, молодой и бородатый, сидел возле неглубокой ямы и что-то измерял с помощью стальной линейки. Кажется, это был студент и он был, пожалуй, менее неприступен. Джеймс решил занять его разговором; может быть, колдуна удастся как-нибудь одурачить.
В яме лежали глиняные черепки. И кости.
— Что это? — спросил Джеймс.
— Здесь были захоронения. Такие горшки ставили в могилы.
— Что вы с ними сделаете?
— Их склеют и поместят в музей.
— А кости?
— Этого я не знаю.
В конце поля река делала изгиб, и вода там тихо журчала. Когда те люди были живы, они тоже могли слышать это журчанье. Джеймс сказал с оттенком неодобрения:
— Разве это правильно, раскапывать могилы?
— Что-что?
— По-моему, их надо оставлять в покое.
— Это нужно для науки. Насколько я знаю, здесь было захоронение середины Бронзового Века. Первичная кремация. Урны с сожженными костями.
— А насколько я знаю, здесь были люди, — сказал Джеймс.
Студент принялся сортировать черепки и кости. Кости он сложил в пластиковый пакет, а все вместе — в картонный ящик с наклейкой «Туалетное мыло Люкс. 12х12. Открывать здесь».
Позади них послышался шум. Перевернулся складной стол, где стояли еще ящики, лежали бумаги и чертежные доски.
— Эй вы! Осторожнее! — сердито сказал студент.
— Это не мы, — сказал Саймон.
— Что вы меня дурачите! Черт! Я только что все рассортировал.
Они стали подбирать все, что упало. Бумаги так и порхали на внезапно налетевшем ветру.
— Держите! — сказал студент. — А то они сейчас окажутся в реке.
Джеймс поймал улетавшие листы. Держа их в охапке, он сказал, обращаясь к небу:
— Бросьте копать на Августовом поле. Половину золота отдайте Томасу Кемпе.
— Ты о чем? — спросил студент.
— Так, ни о чем.
— Положи все опять на стол. Надеюсь, этот ветер не обещает перемену погоды. Нам здесь работать еще пару недель.
— Наверное, обещает, — сказал Джеймс.
— Ничего себе, веселое предсказание!
— Вам нравится раскапывать могилы?
— При чем тут нравится, не нравится? — ответил коротко студент. — У меня будущим летом выпускные.
— Я только так спросил.
— Ты извини, но у меня вдруг страшно заболела голова. Вам обоим не пора ли домой?
— Осторожно! — крикнул Саймон.
Студент, сделав шаг в сторону от ямы, споткнулся о камень, который, видимо, только что здесь оказался, пошатнулся и одной ногой угодил в яму. Послышался хруст раздавленных черепков.
— О Господи! — сказал студент. Оба археолога, работавшие на дальнем краю поля, оглянулись. И направились к ним.
Джеймс сказал Саймону, что им, пожалуй, пора идти, и Саймон сказал, да, пора. Перелезая через ограду, чтобы выйти на дорогу, они слышали, как археологи что-то громко и сердито говорили студенту. А бумаги все еще порхали по траве.
— Накрылись, кажется, его выпускные, — сказал Саймон. — Только мы тут ни при чем.
Джеймс кивнул. Про себя он подумал: может, и поделом человеку, который раскладывает человеческие останки по картонным коробкам; но в общем его это мало затронуло. А Томас Кемпе удалился — это он чувствовал. Небо стало выше, просторнее и голубее, россыпь красных ягод по живым изгородям внезапно сделалась одним из красивейших зрелищ на свете. Он подумал, не позвать ли Арнольда, но решил приберечь его на потом.
— Он будет недоволен, — сказал Саймон, — твой старый Томас Как-его-там.
— Да ну его!
Домой они добирались долго, потому что у них было еще много дел по дороге, под ивами на берегу реки и на большом поле, там где каменная ограда была совсем невысокой и можно ее перепрыгнуть, если хорошенько разбежаться. Потом поля кончились и сменились аккуратными оградами и одинаковыми крышами нового жилого района, а старая тропа перешла в гудронированное шоссе. И вот они уже в Лэдшеме. Из нового квартала они вышли на Главную улицу и заторопились, потому что на церковной башне пробили часы и оказалось позднее, чем они думали. Перед аптекой стояла полицейская машина и собралась кучка людей, которые что-то разглядывали. Саймон хотел подойти и выяснить в чем дело, но все мысли Джеймса были о чае и о том, что надо спешить, иначе весь кекс — если он будет — достанется Эллен. Он потащил Саймона дальше. Они свернули на Фунтовую улицу, и тут, на двухстворчатых воротах пожарного депо, было написано мелом, огромными буквами:
«Я вернулся въ сей городъ
— Ой, нет! — только и сказал Джеймс.
Саймон уставился на надпись. Потом на Джеймса и снова на пожарное депо. Он сказал:
— Может, ты бы стер, а?
— Ты в уме? Если увидят, подумают, что и писал я.
Они повернули за угол, туда же свернула и полицейская машина. Возле пожарного депо она замедлила ход, потом обогнала их и выехала на Оксфордскую дорогу. Оба сидевших в машине полисмена пристально посмотрели на мальчиков.
— Вот видишь! — сказал Джеймс.
Колдун побывал и у дома викария. На входной двери он написал:
«Попъ лгунъ и надувала».
И тоже подписался.
Теперь вид у Саймона был не на шутку перепуганный. Джеймс, в таком же испуге, перешел на другую сторону улицы и быстро прошел мимо, едва взглянув на надпись, словно она не стоила внимания.
Они повернули на улицу Ист-Энд. И еще издали увидели полицейскую машину. Она стояла у дома Харрисонов.
11
Полисмен был в гостиной. Эллен сидела на кушетке, очень взволнованная. Мистер и миссис Харрисон стояли у камина и читали какую-то бумагу, которую держал мистер Харрисон.
— Джеймс!
— Да, папа!
— Ну-ка взгляни.
Джеймс набрал побольше воздуха и спросил:
— А что это?
— Это бросили в окно аптеки, обернув вокруг кирпича.
Джеймс взял листок, который оказался листком из его Личного Дневника, и прочел:
«Не мѣшайся въ мое дѣло, или тебѣ конецъ. А почему — на то отвѣтитъ Джеймсъ Харрисонъ из Коттеджа Истъ-Эндъ».
Все смотрели на него. И все молчали. Наконец мистер Харрисон спросил:
— Ну, что скажешь?
За окном Джеймс видел Тима, сердито глядевшего на полицейскую машину. Миссис Верити сидела у себя на крыльце. На крыше сидели в ряд скворцы и наблюдали.
— Я скажу, — медленно произнес Джеймс, — что кто-то хочет мне больших неприятностей.
— Кто же это может быть, по-твоему?
Скворцы задрали клювы в синее небо и засвистали. Миссис Верити вязала. Джеймс посмотрел на полисмена, полисмен ответил ему ничего не выражающим взглядом.
— Я правда не знаю, — сказал Джеймс.