— Миссис Верити?
— Что, дружок?
— Когда вы учились в школе, вы, может быть, помните, что был такой мистер Арнольд Лакетт?
— Мистер Лакетт? Конечно. Старый джентльмен. Каждый год приезжал сюда из Лондона. Очень любил наш Лэдшем. Кажется, он проводил здесь летние каникулы, когда сам был мальчиком. Еще помню, что он носил золотые часы на цепочке.
— Да, — сказал Джеймс. — Точно.
— А почему ты о нем спросил, дружочек?
— Просто я сегодня увидел его портрет.
— Ага. Он каждому из нас давал по серебряной монетке в три пенса. И учительница говорила, чтобы мы кричали: «Ура мистеру Лакетту». Ему уже было, наверное, за семьдесят.
— Наверное, — сказал Джеймс.
Миссис Верити вздохнула.
— И мне пошел семьдесят третий. Да, давно это было. А вон твоя мама вышла к калитке. Тебе, верно, пора домой.
— До свидания, — сказал Джеймс.
Миссис Верити пошла к себе. Скворцы расхаживали по ее крыше, насвистывая и щебеча.
Вечер прошел без особых происшествий. Но Джеймсу все же было не по себе. В доме стояло то затишье, какое бывает в лесу перед грозой, когда недвижны деревья и не слышно птиц. В комнатах Коттеджа Ист-Энд было душно. Шаги его обитателей гулко отдавались на лестнице и на каменных полах. Тим забрался в гостиной под кушетку и не вылезал. Эллен сказала:
— Ну и дом! То сквозняки, то духота.
И закрылась в своей комнате.
Джеймс тоже рано ушел к себе. Он не задернул занавеску и открыл окно, чтобы разогнать удушливую атмосферу комнаты. Церковная башня вырезала из неба темный прямоугольник. Яркая, жесткая луна то выглядывала, то пряталась за обрывками туч. Дом миссис Верити был сплошной черной массой, и только в спальне вокруг занавески виднелся ободок света.
В Дневнике Джеймс записал: «В школе на обед — пудинг с патокой, дома — пирог с творогом. Добавки не просил, не хотелось». Он уставился на скошенный потолок. Перевернул страницу, чтобы написать что-нибудь о Планах на Будущее. Не потому, что имел какие-то определенные планы; просто ему хотелось, чтобы все шло, если возможно, обычным порядком. Он не очень удивился, обнаружив, что на этой странице его опередил Томас Кемпе. Он написал мелко и неразборчиво, непохоже на свою недавнюю дерзкую, размашистую манеру:
«Усталъ я отъ сего города. Здѣсь дѣлаются странные дѣла, и мнѣ ихъ не понять».
Джеймс долго смотрел на это послание. Оно словно взывало к нему, но он не знал, что следует делать. И чувствовал, что страшно устал. Настолько устал, что не мог даже поразмыслить над этим, как хотел бы. Дневник выпал у него из рук, и он заснул, даже не погасив лампу.
И сразу проснулся. Внизу лаял Тим. А в открытое окно проникал какой-то запах. Была, вероятно, глубокая ночь. Тим истерически лаял. А запах… Джеймс сел на постели. На зеркале было крупно написано, кажется мылом:
«Я спалилъ вѣдьминъ домъ».
12
Джеймс соскочил с постели и бросился к окну. Ночь была ясная и холодная, луна поднялась высоко и светила ярко, а внизу спали, задернув занавески, темные дома Лэдшема. И все сильнее был запах гари, и слышался громкий хруст, словно гигантские пальцы мяли и комкали газету. А Тим все лаял и лаял…
И тут Джеймс все понял; он понял бы быстрее, если бы не был немного отуманен сном. И вот он уже внизу и колотит в дверь родительской спальни и кричит:
— Проснитесь! Вставайте!! У миссис Верити пожар!
После этого началось! Мистер Харрисон вызывал по телефону пожарных. Джеймс и Эллен выскочили на улицу как были, в пижамах, а миссис Харрисон громко стучала в дверь миссис Верити. Из соломенной кровли шел дым и вылетали язычки пламени; снопы искр рассыпались в ночном небе. Появилась миссис Верити в красном фланелевом халате. Ее увели в Коттедж Ист-Энд. Вдоль всей улицы в домах зажигался свет и сбегались люди. Они стали выносить мебель миссис Верити, и через несколько минут мостовая вокруг уличного фонаря напоминала большую благотворительную распродажу. Там громоздились стулья, столы, клетка с канарейкой, пара фарфоровых собачек и громко тикающие настольные часы.
Прибыла пожарная команда, и дело взял в свои руки каменщик фирмы «Бридж и Сэмпсон», в своем другом качестве — начальника пожарной команды. Потому что пожарная служба в Лэдшеме была так устроена, что пожарники в обычной жизни были совсем другими людьми — водопроводчиками, мясниками и работниками на фермах.
Джеймс часто им завидовал. Очень здорово, думал он, когда ты, положим, чинишь кран, но по сигналу пожарной сирены моментально превращаешься в совершенно другого человека — в мундире, высоких сапогах и блестящей каске, несешься по Главной улице Лэдшема, стоя в пожарной машине, и все на тебя смотрят.
Пожарники запрудили улицу своими трубами и шлангами. Двое пожарников с топорами в руках вошли в дом; другие крюками стаскивали солому с крыши. Над ней стоял дым, и ночь окрасилась в цвет горохового супа. Люди кашляли и пятились от огня.
Джеймс спросил у пожарника, возившегося со шлангами и кранами:
— Неужели дом совсем сгорит?
Пожарник покачал головой.
— Нет, не похоже. Разгуляться огню не дали. Крыша, конечно, пропала, вот, пожалуй, и все. Хорошо, что мы подоспели вовремя.
Джеймс помчался домой, чтобы сообщить это миссис Верити, которая сидела на кухне. Вид у нее был ошеломленный. Она снова и снова повторяла миссис Харрисон, что перед тем, как лечь спать, залила огонь, это она хорошо помнит, и газ тоже погасила и никак не может понять, отчего загорелось. Услышав утешительную весть, она просветлела и непременно пожелала выйти посмотреть на дом. А миссис Харрисон только теперь заметила, что Джеймс не надел ни халата, ни тапочек; тогда он заправил пижамные брюки в свои высокие сапоги, чтобы хоть немного походить на пожарного, и снова вышел на улицу. По пути он остановился поздравить Тима, потому что ведь это, пожалуй, он спас дом миссис Верити и ее самое. Но Тим остался равнодушен к поздравлениям; он гонялся за кошкой миссис Верити, которая, лишившись крова, точно безумная бегала по забору.
Теперь дыма и воды было больше, чем огня. На улице толпились соседи, почти все в халатах, а на это тоже было интересно посмотреть. Если кого-нибудь увидишь в халате, подумал Джеймс, он всегда будет потом казаться не таким, как раньше. Миссис Верити сидела посреди улицы в собственном кресле, укутанная в плед, рядом была клетка с канарейкой, и миссис Верити говорила окружавшим ее людям, что она ума не приложит, отчего могло загореться. Все очень ей сочувствовали, и Джеймс подумал, что, когда все будет позади, миссис Верити даже извлечет из пожара нечто приятное. Ведь она теперь сможет рассказывать длинную и интересную историю, в которой была главным действующим лицом, вместо полученных из вторых рук историй про других людей.
С огнем быстро справлялись. В этом уже можно было не сомневаться. Люди начали расходиться по домам. Джеймс укрывался за пожарной машиной, надеясь остаться незамеченным, но миссис Харрисон все-таки нашла его и строго сказала:
— Джеймс!
Он с сожалением вернулся в дом и снова лег в постель. Миссис Верити тоже пришла, чтобы провести остаток ночи в комнате для гостей. Ее имущество осталось ночевать на улице, а пожарные шлепали по лужам воды, которая стекала с мостовой в канавы. Они сгребали солому с крыши и оттаскивали подальше тлеющие балки.
— Мне страшно подумать, — сказала миссис Верити, — какая теперь у меня будет грязь и беспорядок.
— А вы не думайте, — сказала миссис Харрисон. — Давайте отложим все до утра. А тогда возьмемся за дело с новыми силами.
Как всякий кризис, пожар вызвал отклики отовсюду. Во время пожара люди вышли из обычной колеи и вели себя иначе, чем всегда. Утром волнение улеглось. Зато проблемы вздымались как горы.
— Вчера я разговаривала с миссис Трапп, — сказала с удивлением миссис Верити. — А ведь мы с ней не разговариваем вот уж пятый год, с прошлого Рождества. — Она посмотрела через улицу на свой дом и вздохнула. — Я долго еще не приду в себя. Крышу надо перекрывать. А пока придется пожить у сестры, в Оксфорде.
Джеймсу тоже было над чем подумать. Его угнетала мысль о последнем послании Томаса Кемпе. Он чувствовал там какую-то мольбу. Не приказание на этот раз, а мольбу. А он, Джеймс, ничего не предпринял, и этот пожар был неким жестом отчаяния. Но что он мог сделать? Чего хотел от него колдун?
Над этим он раздумывал и по дороге в школу. На углу ему встретился Саймон. И Саймон возбужденно заговорил о пожаре.
— Правда, что ты первый заметил?
— Угу, — сказал Джеймс.
— Эх, вот бы мне! А ты чего такой недовольный?
— Понимаешь, это опять он, — сказал Джеймс. — Это все он наделал.
— Твой призрак?
Джеймс утвердительно кивнул.
— Ты в самом деле так думаешь? — спросил Саймон и осторожно добавил: — А вот пожарные что-то говорили про масляный нагреватель, на верхнем этаже. Будто миссис Верити не выключила его, а окно распахнулось, и получился сквозняк.
— Пусть думают так, если хотят, — сказал Джеймс. — Никто им не мешает. — Он глубоко засунул руки в карманы и быстро пошел вперед — один.
Это был день столетнего юбилея. В школе все было по-праздничному, и целый день приходили гости. Жители Лэдшема шли посмотреть выставку, посетить школу и поговорить с детьми. Джеймсу, как и другим старшим школьникам, было поручено водить посетителей по выставке, а также рассказывать, чем школьники заняты сейчас. Он долго объяснял математическую задачу одной старой даме, которая была не в ладах с десятичными дробями и заявила, что нынешние школьники умеют делать прямо-таки чудеса. Не меньше времени потратил он на мистера Долтона из паба, который, как оказалось, очень интересовался Древней Грецией. Но все это время часть его мыслей была далеко. От него что-то требовалось, а он не знал, что именно. Он должен был что-то сделать, а он не знал — как. Он смотрел на портрет Арнольда, взывая о помощи, но на портрете был только благожелательный мистер Арнольд Лакетт с золотой цепочкой от часов поперек живота.