Он поставил кружку на стол, откинулся на спинку стула и поинтересовался:
– Где я прокололся?
– Ты расскажи сначала, как все происходило, а потом я отвечу на твой вопрос, – заявил Живин.
Внутри у него все дрожало от волнения. Он хотел узнать все детали ужасного преступления и старался изо всех сил не выдать свое состояние. Григорий желал предстать перед преступником бывалым сыщиком, которого ничем удивить и прошибить нельзя. Мол, передо мной такие гады, как ты, Карпенко, чуть ли не каждодневно проходят, да не по одному.
То же самое ощущение испытывали и его коллеги. Они молчали и с нетерпением ожидали откровения преступника, может быть, самого опасного в их жизни.
– Надеюсь, мое чистосердечное признание зачтется в суде, – начал Карпенко, разглаживая запястья, отекшие от тугих наручников. – Немного расслабьте браслетики или снимите вообще. Вас же трое. Чего боитесь?
Живин кивнул Лапину, и тот снял с арестанта наручники. Кириллов предусмотрительно убрал со стола ножницы и шило, что не осталось незамеченным для Карпенко.
– Все-таки боитесь! – сказал он. – Успокойтесь, дергаться не буду.
– Не боимся, а соблюдаем инструкцию, – ответил на это Живин. – Давай ближе к делу.
Преступник продолжал массировать запястья, на которых остались глубокие борозды, и повел жуткий рассказ.
Глава 9
– Приехал я в Якутск в восемьдесят пятом году поздней осенью. Я знал, что объявлен в розыск на Украине, поэтому воспользовался документами Гужвы, вклеил туда свою фотографию. В Якутск подался не с бухты-барахты, а к другу, с которым когда-то служил в армии. Тот сначала обрадовался, даже выделил мне отдельную комнату в своей квартире. Перебивался я случайными заработками, был грузчиком в магазине, такелажником в речпорту. Конечно, получал крохи, жена друга ворчала, и я стал искать приличную работу. Ходил по отделам кадров различных контор и наткнулся на Наталью Поликарповну. У меня было удостоверение водителя второго класса на имя Гужвы. В этот документ не надо было вклеивать мою фотографию, там я был немного похож на Гужву в молодости. Наталья Поликарповна с радостью взяла меня на работу, помогла оформить трудовую книжку. Зарплата меня устраивала, я смог снять домик у пожилой супружеской пары за небольшие деньги. Где-то полгода назад к нам в отдел кадров устроилась работать Олеся. Я несколько раз возил ее на своей машине. Мы разговаривали, вспоминали Украину. Она мне сразу понравилась. Я хотел познакомиться с ней поближе, но она меня отвергала. В тот день, когда у Натальи Поликарповны был день рождения, я должен был к ней подъехать к концу вечера и развезти гостей по домам. Приезжаю, вечер в самом разгаре, многие навеселе. Хозяйка посадила меня за стол, я немного поел и перебрался к Олесе, чтобы поговорить, но она резко встала и ушла на кухню. Через полчаса народ стал расходиться. Забирая последнюю партию гостей, я сказал Олесе, что могу за ней вернуться и отвезти домой. Она отказалась, сослалась на то, что живет рядом и дойдет пешком. С последним рейсом я управился очень быстро. Трое жили в одном доме, двое – совсем недалеко от центра. На все про все ушло не более двадцати пяти минут. Потом я решил все-таки вернуться к дому Натальи Поликарповны. Не знаю почему, но желание увидеть Олесю в ту ночь у меня было настолько сильным, что я не смог себя перебороть. Заехал во двор, смотрю, окна у Натальи Поликарповны светятся. Значит, Олеся еще у нее. Я ведь знал, что она осталась помочь хозяйке прибраться, поставил машину чуть поодаль и следил за подъездом в надежде увидеть Олесю, которая вот-вот должна была выйти. Ждал я недолго, через каких-нибудь минут десять она показалась и пошла в противоположную сторону. Я догнал ее. Олеся не хотела садиться в машину. Я едва ли не силой на этом настоял, выехал на улицу и направился в сторону сопки Любви, обещал пальцем ее не трогать, только показать красоту города с высоты птичьего полета. Мое предложение ей не понравилось, она начала рваться из машины, пыталась выскочить на ходу. Тогда я прижался к обочине, схватил ее за шею и немного попридушил, чтобы успокоить. Олеся обмякла. Я решил, что она потеряла сознание, опустил сиденье и продолжил путь. На сопке в сильном возбуждении сорвал с нее одежду и только потом понял, что Олеся мертва. Я сильно испугался, оттащил ее подальше в лесочек, поискал вокруг, чем бы прикрыть тело. Ничего не нашел, вернулся к машине и достал из багажника скатерть…
– Постой, – прервал преступника Живин. – Объясни, как к тебе попала эта скатерть.
– Она постоянно была у меня в багажнике. Хозяева дома, где живу, дали. Для их свиней я возил из столовой отходы, чтобы они не замарали багажник, подстелил эту скатерть.
– Вот эта клеенка тебя и подвела, – решил Живин ответить на вопрос, поставленный преступником. – Половину ее мы нашли у твоих хозяев. На этом ты и прокололся. Доволен?
– Ах ты черт! – с досадой воскликнул преступник. – Я сам разрывал ту скатерть. А где вы нашли вторую половину?
– Она на свинарнике висела.
– Не обратил внимания. – Убийца сокрушенно покачал головой. – Сам себя подвел под вышку!
– Ты вступал в половую связь с потерпевшей? – задал вопрос Лапин.
– Как можно?! Она же была мертвой!
– Смотри, экспертиза все покажет.
Карпенко опустив глаза в пол и ничего не ответил. Опера и без слов поняли, что злодей сотворил с бездыханным телом девушки самое гнусное и мерзкое, на что только способно животное под личиной человека.
– Дальше! – почти криком потребовал продолжения рассказа Живин, стремясь быстрее закончить неприятный и тяжелый для него допрос. – Что было потом?
– Я прикрыл нижнюю половину тела Олеси клеенкой, выбросил из машины ее одежду и уехал домой. Все остальное вы знаете. Учтите, я не хотел убивать эту девчонку. Если на то пошло, я готов был жениться на ней, если бы она согласилась. Но Олеся повела себя неправильно, спровоцировала меня к необдуманным действиям. Даже тогда я не желал ее убивать, собирался только успокоить, немного придушить. Откуда я знал, что она помрет?!
– «Повела себя неправильно», – Живин медленно, чеканя каждое слово, повторил слова убийцы. – Может, она должна была на тебя броситься с объятиями?! Кто ты такой, чтобы перед тобой все стелились?! Такую девушку погубил! – Он вдруг побледнел, наклонился к убийце и взревел, дыша ему прямо в лицо: – Сколько за тобой трупов, Карпенко?
– Сколько есть, все мои! – крикнул в ответ маньяк, отшатнулся вместе со стулом и набычился. – Не ваше дело. Приедут украинские товарищи, с ними будет разговор!
– Увести! – Живин испугался, что потеряет самообладание и в пылу гнева искалечит преступника. – В камеру его!
Когда конвойный вывел преступника из кабинета, Живин, еще пребывающий во власти своей ярости, пригладил дрожащими пальцами волосы и еле слышно произнес:
– Эта сволочь намекает на убийство по неосторожности. Такой номер у него не пройдет. Давайте, «украинские товарищи», докажите другие его преступления.
Через неделю все закрутилось и завертелось. Прокуратура СССР истребовала уголовное дело, и вскоре Карпенко был под конвоем увезен на Украину. О дальнейшей судьбе преступника оперативники не слышали. Наступали волнующие, тревожные времена. Сотрудникам уголовного розыска было не до воспоминаний о каком-то кровавом маньяке.
Часть вторая
Глава 1
Прошло несколько месяцев. Горожане провожали 1988 год.
В субботнее утро последнего предновогоднего дня Живин встал с постели ни свет ни заря и засобирался на службу. Там его ждали неотложные дела, с которыми надо было расквитаться именно сегодня, до наступления Нового года. Он включил маленький телевизор на кухне, пил чай и обдумывал план на день, куда, разумеется, входила и встреча праздника в кругу семьи.
Диктор с экрана вещал о страшном землетрясении, произошедшем в Армянской ССР чуть более двадцати дней назад. Демонстрировалась работа спасателей, сообщалось о чудесном вызволении людей из-под обломков зданий спустя три с лишним недели после катастрофы. Жертвы стихийного бедствия исчислялись уже тысячами. Горе и траур окутали республику, совсем недавно цветущую.
«Сколько жизней унесло это бедствие, какое горе причинило оно людям! – думал Живин, заканчивая завтрак. – Как там мой друг и однополчанин Ашот из Спитака? Жив ли? По сравнению с этой катастрофой наша работа представляется мышиной возней. Что ж, и ее кто-то должен делать. Нет, это неудачное сравнение. Все-таки работа наша не такая уж и мелочная. За каждым делом стоит судьба конкретного человека и его семьи. А таких судеб десятки и сотни».
С такими мыслями он натянул на себя теплый мохеровый свитер и укутал шею длинным шарфом. На улице стоял мороз за сорок.
На службе было спокойно, в коридорах – необычайно тихо. Часть сотрудников уголовного розыска уже отдыхала, встречала новый, 1989 год. Живин, в отличие от многих других оперов, любил дежурить под этот праздник, но на сей раз жребий выпал Кириллову. Тот уже принял дежурство и находился на инструктаже у начальника управления.
Причина такой любви Григория к дежурству под Новый год была до банальности проста. В эту ночь в городе не совершалось ни одного преступления! Обычно оперативник, несущий службу, даже успевал съездить домой и встретить праздник с родными под бой курантов.
Но горе тому, кто заступит на дежурство в дни, следующие за праздником. Народ постепенно начинает звереть от непомерного количества выпитого и съеденного. Убийства и телесные повреждения сыплются на милицию как из рога изобилия. Так продолжается дней десять, а потом все снова приходит в норму.
Живин планировал поработать до шести вечера и спокойно уйти домой. Он знал, что там его будет ждать великолепный рыбный пирог, приготовлением которого жена как раз сейчас занималась. Поэтому Григорий решил проигнорировать обед, чтобы к вечеру проголодаться и от души насладиться любимым блюдом из свежей белорыбицы.