– Почему в милицию не позвонила? – повторял отец. – Давай сейчас позвоним, пока не поздно. А если она в другой раз надумает тебе кислотой в лицо плеснуть?
– Я ей пригрозила, – морщась от боли, проговорила Ксения. – Она больше ко мне не сунется. Не надо в милицию заявлять – себя же на посмешище выставим…
Однако писать заявление в милицию пришлось всего три дня спустя. Ксения, попросив у отца его машину, поехала в центральный магазин, чтобы закупить продукты и еду для животных. Когда она, вернувшись, остановила «девятку» возле дома, откуда ни возьмись на капот, как обезьяна, вскочил парень в толстом дутом пуховике и шерстяной шапке с прорезями, спущенной на лицо. В руках у него была бейсбольная бита. От неожиданности Ксеня закричала, и парень тут же обрушил биту на лобовое стекло машины. Оно пошло трещинами. Затем, соскочив, умчался в сторону остановки, впрыгнул в стоящую неподалеку машину и скрылся.
Свидетели, видевшие отъезжавший автомобиль, показали, что за рулем сидел парень, а в салоне был пассажир, но никого из них они не узнали бы и номера машины не запомнили. Ксения рассказала следователю о первом случае нападения Аллы: она была совершенно уверена, что парень с битой – из той компании, с которой Богданова дружила в юности.
– Ксения Ильинична, ну что вы придумываете, – протянул следователь, не глядя на нее. – Мужчину не поделили, это бывает. Машинка у вашего отца застрахована, а хулигана мы найдем, не беспокойтесь.
Ксения хотела что-то сказать, объяснить, донести до этого человека, что Алла Богданова теперь не оставит ее в покое и ей нужна какая-то защита… Но взглянула на красное равнодушное лицо и промолчала.
На следующее утро она позвонила Никите Борзых и договорилась с ним встретиться в одном из тихих ресторанов.
Бывшего поклонника она не видела очень давно и теперь изумленно вглядывалась в лицо, сквозь которое едва проступали черты мальчика, с которым она целовалась после выпускного. Борзых заматерел и раздался, приобрел вальяжность. Яркие цыганские глаза заплыли, и весь он стал ленивый и разморенный. Странно было наблюдать в тридцатилетнем парне повадки пятидесятилетнего главы мафиозного клана – при том что Никита был совладельцем небольшой фирмы, привозившей в Тихогорск белорусскую мебель.
Первые десять минут их общения Борзых держался прохладно, говорил скупо и мало, всем своим видом демонстрируя бывшей однокласснице, как велика отныне пропасть между ними. Но затем опрокинул пару стопок водки «за встречу» и очень быстро опьянел, начал жаловаться на свою жизнь и отсыпать комплименты Ксении. Прежде чем она поняла, к чему все идет, Никита поднялся, вышел из-за стола, едва не опрокинув бокал, опустился перед ней на одно колено и с пафосом проговорил:
– Ксенька, выходи за меня замуж! Я ж тебя на руках носить буду! Ты женщина свободная, я тоже…
– Никита, я всего четыре года как развелась. Так часто замуж выходить вредно, – ответила Ксения, отодвигаясь в глубь диванчика от стоявшего перед ней мужчины, от которого – по иронии судьбы – так же пахло водкой, как и в тот вечер, в подъезде.
– Тебе все шутки… А я серьезно предлагаю, понимаешь? Серьезно!
Борзых продолжал стоять на одном колене, и вид у него был нелепый и в то же время пугающий. «Пугающий – это оттого, что глаза пьяные и назойливые, – поняла Ксеня. – Черт меня понес с ним встречаться! Но кто же знал…»
– Послушай, – как можно мягче сказала она, – замуж я в ближайшее время выходить не собираюсь, поэтому предлагаю эту тему закрыть. Сядь за стол, прошу тебя.
– Ксенька, да ты не понимаешь, от чего отказываешься!
«Понеслось…» – мысленно вздохнула она, слушая, как Борзых расписывает преимущества жизни с ним. По всему выходило, что он осчастливил Ксению своим предложением и она будет локти кусать, если сдуру откажется.
Не в силах больше его слушать, Ксения прервала Никиту на полуслове:
– А как же Алла?
– Лялька?
Борзых помрачнел, поднялся с колена. На штанине осталось мокрое пятно.
Он уселся за стол, повертел в пальцах пустую стопку.
– А Ляльке я ничего не обещал, – неожиданно жестко проговорил он. – Так что никаких прав на меня она не имеет. Как женился, так и разведусь.
Несмотря на все угрозы Богдановой и ее общепризнанную «ненормальность», Ксения не чувствовала страха перед Аллой: она от природы была не пугливой, а работа в больнице закалила характер, сделав ее одновременно мягче и бесстрашнее. После слов Никиты ей стало жалко Ляльку, которая так держалась за этого раскормленного, не очень умного мужчину и, наверное, искренне его любила.
– Попроси, пожалуйста, Аллу оставить меня в покое, – сказала Ксения, вставая.
– Подожди, ты куда?!
– Мне пора… Извини, нужно помочь отцу с машиной.
– С тех пор я видела Богданову несколько раз, – закончила девушка. – Она следила за мной и делала это довольно неумело.
– Вы встречались с Борзых? – спросил Макар.
– Нет, после того случая – не виделась. Правда, он пару раз мне звонил, но я видела номер на определителе и не брала трубку. Формально у Аллы нет повода мне мстить. Но я отлично понимаю, что таким, как Алла, повод не нужен.
– Правильно. Они всегда могут его выдумать. – Илюшин помолчал, обдумывая ее рассказ, затем добавил: – Ксения Ильинична, я все равно не понимаю, почему вы сегодня не остались ждать милицию, а ушли с места происшествия. Одно дело – разбить стекло машины, другое – толкнуть под машину человека. Вы хоть понимаете, что на вас покушались?
Она несколько раз с силой кивнула, отчего шапочка волнистых волос разлохматилась, а челка упала ей на лоб, и вытянула губы в трубочку. Лицо у нее стало таким забавным, что Илюшин едва не рассмеялся и спросил:
– Тогда в чем же дело?
Ксеня встала, убрала тарелки в раковину, и Макар снова обратил внимание, как легко она двигается – словно в ней живет ветер. Он никак не мог уловить, в чем заключается необычность ее жестов, самых простых и будничных – вроде сметания крошек со стола в тарелку, – и подумал, что в юности она, наверное, занималась танцами.
Девушка молчала, и он повторил:
– Так в чем же дело, Ксения Ильинична?
– Если ты думаешь, что меня это не заботит, то ошибаешься. Но я реалист. Я понимаю, что того парня никто не будет всерьез искать. А ушла я оттуда, потому что очень испугалась. – Она обернулась и посмотрела на Макара, широко раскрыв глаза.
Свет из окна падал на ее лицо, и теперь Илюшин видел, что глаза у нее не просто карие, а с медовым золотистым оттенком, словно пропитанные летним солнцем. Он даже почувствовал что-то похожее на смущение, потому что она все не отводила взгляда, и он не мог понять, на него ли она смотрит.
– Испугалась, – повторила Ксеня и отвернулась. – Первый раз за все это время. Даже того парня с битой я не боялась, а теперь… – Она замолчала, поежилась. – Когда я боюсь, то сразу же стараюсь сделать вид, что ничего не случилось. Как будто страха не было. И от этого он действительно проходит. Я так саму себя гипнотизирую, понимаешь? Ну… и еще делаю кое-что, чему меня научил мой друг, когда я работала в больнице.
– Пальцы?..
– Да. В том числе. Это очень помогает, снимает… спазм страха.
В комнате повисло молчание, прерванное одной из кошек – она вдруг затарахтела, встопорщив усы, словно радуясь наступившей тишине.
– Ксения Ильинична, нужно написать заявление в милицию, – мягко сказал Макар. – Вы же это понимаете, правда?
Илюшин хотел добавить, что ей нужно быть очень осторожной, ни в коем случае не ходить одной, и если она сочтет необходимым, он даст в милиции все необходимые показания… Но осекся на полуслове, вспомнив, что всего пару часов назад не собирался ей ничем помогать – достаточно было того, что он уже сделал. «Я слишком быстро и глубоко влез в это дело, – понял он. – Нужно было отказаться еще тогда, когда она меня пригласила».
Приняв решение, Макар всегда действовал быстро. Лишние сложности в чужом городе, сказал он себе, совершенно ни к чему: первоначально планировалось лишь пройти курс лечения, попутно удовлетворяя собственное любопытство. Этого плана и надо придерживаться. Точка. Ничего больше. Никаких вмешательств в жизнь очаровательных молодых женщин. К тому же он дал ей хороший совет, и если Ксения Ильинична ему не последует, значит, она глупее, чем кажется.
– Простите, мне пора, – извиняющимся тоном сообщил Макар и поднялся. – Спасибо за обед, рассольник был потрясающим.
Ксеня удивленно посмотрела на Илюшина. Только что он спросил ее о чем-то, а спустя всего минуту, не дожидаясь ответа, уже встал, чтобы уйти. Она растерялась, не понимая, что произошло, ответила что-то вежливое…
Илюшин уже не слушал, что именно говорит девушка. Он ощущал, что чем быстрее уйдет из этого дома, тем лучше будет для него, не говоря о том, что он потерял сегодня уйму времени. Поэтому Ксене пришлось повторить свой вопрос два раза.
– Что?
– Я говорю, ты пойдешь со мной в милицию? Не как свидетель, а просто… просто так.
Илюшин отрицательно покачал головой:
– Извини.
Она откровенно огорчилась.
– Жаль. Хотя… хорошо, что ты все-таки перестал мне «выкать». И спасибо тебе.
Пять минут спустя Макар прошел по дорожке, ведущей от дома до забора, и прикрыл за собой калитку.
– Мр-р-р, – раскатисто сказали сверху, и, переведя взгляд, Илюшин обнаружил сидящего на столбе Люцифера. Кот смотрел на него раскосыми желтыми глазами, и Макар готов был поклясться, что видит во взгляде зверя насмешку.
Он дождался автобуса и вскочил в него, решив доехать до центра, а там уже и добраться до дома Шестаковых. В санаторий ехать не хотелось, к тому же спина сейчас его не беспокоила, а вот настроение, непонятно отчего, испортилось, так что лучшим выходом ему представлялось возвращение в гостиницу.
Автобус высадил его на той самой остановке, с которой утром он пытался уехать. Сейчас она была почти безлюдной, об аварии напоминал только черный след от колеса на бордюре. Пройдя по переулку, Илюшин свернул на узкую тихую улочку и побрел мимо двухэтажных домов, во дворах которых сушилось белье, вывешенное сразу после дождя, а из земли под окнами лезли темно-зеленые заостренные стебли. Подоконники в домах были заставлены рассадой, сквозь которую иногда выглядывала любопытная кошачья физиономия.