А он пошел-таки за ней к колодцу! Она знала, что так будет, потому-то и шла так, чтобы ее видели парни; ведь она могла бы выбрать другой путь; тогда бы из-за стога ее не было видно и никто не последовал бы за ней. Но как раз поэтому она и сделала небольшой крюк, пройдя мимо соломы из-под навеса!..
И когда побежала за мотыльком, она тоже только затем и побежала и оглянулась назад… тогда их взгляды встретились, но она еще не знала, что он пойдет за ней, тогда еще ничего не было, а вот теперь сразу все ясно!
Жужика плотно закутала голову своей синей ситцевой юбчонкой, но не потому что у нее мерзла голова, а именно потому что она страшно горела. И, кроме того, ей было очень смешно.
Боже мой, как приятно, как хорошо, какое счастье! И как это он спросил: «Ты чья дочка? Не Пала Хитвеша?» А она не ответила. На память приходило каждое его слово, каждое движение; впрочем, она недолго раздумывала об этом, вся отдавшись во власть огромной теплоты, счастья и смеха.
Утренняя прохлада разбудила спящих; каждый старался поглубже забраться в солому; девушки сбились в кучку, согревая друг друга. Жужика не могла уже спать; мысли ее возвращались к вчерашнему странному вечеру.
Она прикрыла глаза, чтобы заснуть, и свернулась калачиком, — ей вдруг захотелось ощутить тепло у сердца — словно затем, чтобы согреть на нем что-то очень хорошее, какое-то доброе, приятное чувство или тайну. Внезапно девушка вскинула веки: широко раскрытыми глазами она смотрела на небо, и все тело ее словно окаменело.
Вот сейчас она поняла, что случилось: она победила!
Случилось то, чего она хотела.
Господи, да разве могла она думать, надеяться, что он влюбится в нее!
И вот — он влюбился, влюбился! Он влюбился в нее, этот парень!
Она рассмеялась уже смелее: теперь только не зевать, чтобы не вырвался из рук.
Она сжала руку в кулачок и будто опять почувствовала в нем пойманную бабочку. А ведь и в самом деле — как осторожно она ее поймала! Побежала за ней, и когда та села на цветок цикория, — хоп! — и накрыла ее. Потом взяла в руку, зажав между пальцами, осторожно, боясь повредить… А потом отпустила… Ну зачем бы стала он отрывать ей головку, что было бы в том толку? Парень загубил бы мотылька… Гм, нужно держать ухо востро! Загубил бы! Он и ее бы загубил, если бы поймал! Нужно глядеть в оба! Он и ей оторвал бы голову!
Жужика закусила свои тоненькие губки и вдруг озорно засмеялась: все же лучше будет, если она поймает парня, а не он ее.
Но как хорошо, как отрадно! Ведь она так давно уже посматривает на него — он лучше всех парней здесь, у машины, он больше всех остальных ей по сердцу, вот кого нужно бы поймать, подержать меж пальцев, погладить, поласкать, потрепать за волосы, помучить немножко.
Она закусывает губы, растягивает их, плотно сжимает зубки — погоди, постой-ка ты, парень, еще наплачешься, тебе еще небо с овчинку покажется над этой прекрасной бескрайней степью!.
Первые лучи солнца заиграли в синеве. То там, то здесь послышались восклицания; люди пробуждались. Поднялась и она, встряхнулась и стала еще красивее. Очистив ладонью платье от соломенной трухи, она умылась водой из кувшина; мокрое личико ее сверкало в сиянии утра, а глаза весело поблескивали, как цветы на заре.
Когда стали к машине, она увидела Йошку, который вместе с другими навалился на большую кадку, чтобы выплеснуть воду. Но механик остановил их; с минуту Жужика смотрела на группу людей и отвернулась в то мгновение, когда парень взглянул в ее сторону.
Опустив голову, она прошмыгнула мимо них, словно котенок, сделав вид, будто ей нет никакого дела до этих парней, но каждой своей клеточкой ощущала, что на нее смотрят, и радовалась этому, показывая себя и уже в этот ранний рассветный час пробуждая желание.
Но вот в машине медленно развели огонь, и вокруг заклубился пар; перепачканный сажей кочегар в замасленной синей одежде, посасывая трубку, шуровал в топке огромными железными щипцами. Йошка остался у машины, чем весьма огорчил Жужику, которая даже почувствовала себя пристыженной: она-то ведь решила уже, что стоит ей только пальцем пошевельнуть, только показаться парню на глаза, как он тотчас же полетит за ней!
Поняв, что дело продвинулось не так уж далеко, она рассердилась.
Когда все заняли свои места у машины и работа началась, Жужика стала с граблями в соломенную труху и начала ее ворошить.
А этот бессовестный все молчит, рта не раскрывает…
Видно, все вылетело у него из головы за ночь-то! Ну погоди же!
— Шандор! Шандор! — громко, даже визгливо крикнула Жужика скирдовальщику — парню, стоявшему наверху огромного стога.
— Что надо-то?
— Вы могли бы починить мои грабли?
— А что с ними?
— Заболели! Все двигаются!
— Ежели двигаются — это хорошо; это ладно, коли двигаются!
Жужика рассмеялась и продолжала работать граблями.
Вскоре подле нее оказался Йошка. Он подошел совсем близко и в упор поглядел на девушку; та плотно сжала губы, растянув их подковкой, и никто не увидел, что она беззвучно смеется.
— Что с твоими граблями?
— Ничего.
— Вихляются?
— Говорю — ничего.
Йошка взглянул на нее.
— Что ж, ничего так ничего! — И с этими словами отошел в сторону.
Жужика смеялась про себя.
— Забрало соколика, — пробормотала она, — ну и хорошо, что забрало. Придет время — еще сильнее разберет!
Она услышала, как Йошка сказал другому парню:
— Что за люди были раньше на свете!.. Великаны!..
— Почему это? — спросил парень.
— Глянь-ка, вот зуб одного такого… — И Йошка извлек из кармана своих старых штанов кость — зуб мамонта, покрытый опаловой эмалью, который он нашел весной, когда был на раскопках вместе с директором музея господином Золтаи, и с тех пор постоянно носил в кармане. — Лихая штучка!
Парень с удивлением осмотрел зуб.
— Ну и ну! — воскликнул он. — Такого я еще не видел с тех пор, как на свет явился.
И изумленно взвесил на ладони большой зуб, равный по величине первой фаланге большого пальца.
— На таком зубе за милую душу уместилась бы целая горсть табаку, — добавил он.
— Вот это зуб так зуб, черт бы его взял! — рассмеялся Йошка и взглянул на Жужику.
Жужика, поглядывая из-под косынки, заметила, что Йошка смотрит на нее. Она сжала губы, только ресницы ее чуть дрогнули.
«Тебя, тебя пусть возьмет черт, а не эту штуку!» — радостно приговаривала она про себя.
— Не так ли, Жужи? — уже прямо обратился к ней Йошка.
Жужика сделала вид, словно и знать не знает, о чем речь.
— Что это у вас?
— Поди сюда, глянь-ка, — проговорил другой парень, — вот это понюшка табаку!
Девушка медленно подошла, уголком глаз с любопытством поглядывая на них, но ее не интересовал древний зуб. Она смотрела на Йошку.
— Это из нижней челюсти древнего скифа, — пояснил Йошка. — Дарю его тебе.
Жужика рассмеялась.
— А на что он мне? — Однако взяла в руку, повертела его, как вдруг зуб распался надвое: один кусочек — побольше, другой — поменьше.
— Их собирают, — пояснил Йошка.
— А для чего собирают-то?
— Видишь ли, ищут могилу нашего праотца Аттилы — он похоронен в трех гробах: верхний из железа, средний из серебра и внутренний, в который положили останки, из золота.
— Лучше бы ты нашел хоть один гвоздик от этого гроба, — заметил другой парень.
С невольным отвращением Жужика молча смотрела на зуб мамонта, который она держала в своей маленькой ручке: а странным, наверное, был старый мир, когда на этой земле не молотилка гудела, а расхаживали по ней такие крупнозубые люди. Какие же у них должны были быть головы, руки, нога!
Внезапно она, как букашку, зашвырнула в гору трухи рассыпавшийся на кусочки зуб и вытерла руки подолом юбки.
Парни посмеялись над ее испугом.
— Боишься, Жужика? Не хотела бы познакомиться с таким зубастым кавалером? А? Жужика!
— Вы уже и имя мое знаете?
Йошка встал.
— Знаю. А тебе завидно?
— Ну и будьте счастливы на том.
Парень игриво засмеялся. Немного погодя он подошел к ней.
— Я был бы счастлив, если бы и ты того хотела.
— Чего? — спросила Жужика.
— Чтобы я был счастлив с тобою. — Потом тихо, почти шепотом, произнес: — Совсем не обязательно спать тебе под стогом.
— А где же?
— А в другом месте, где ты будешь более ласковой.
— Ах, да подите вы…
— Жужи, Жужика моя, этой ночью я чуть не помер из-за тебя.
— С чего бы это?
— Уж и любил бы я тебя…
— А чего бы меня любить-то?
— Да так…
— Что я вам, обезьянка?
— Ага.
Оба засмеялись. Девушка принялась ворошить граблями труху — ее скопилось уже много.
Парню тоже надо было возвращаться на свое место: в эти утренние часы солома так и сыпалась из машины.
Так прошел весь день: Йошка то и дело оказывался рядом с девушкой и заговаривал с ней.
Однако вечером Жужика скрылась в группе девушек и ни на шаг не отставала от них. На этот раз она ни за что на свете не пошла бы к колодцу. За водой отправилась какая-то старуха, а Жужика, подглядывавшая за парнем, увидела, как его милость проследовал в темноте за спешащей с кувшином к колодцу женщиной.
«Ага! Он думает, что сейчас приударит за мной, — потешалась Жужи, — ошибается: не все коту масленица!» — и от души рассмеялась, когда Йошка тотчас же вернулся обратно — даже по его походке было ясно, что он порядком зол. Немного позже Йошка запел:
Шей, хай, лети выше, птица.
Шей, хай, плутовка-девица!
Я спугнул пичужку, — ой, ой, ой!
Обниму девчушку, ой, ой, ой!
— Обнимай свою бабушку, — смеялась Жужика, уткнувшись в верхнюю юбку, которую она, согласно обычаю, набросила на голову.
Радостная, она сомкнула веки.
— Эй, Жужика, а Йошка Дарабош пошел за тобой к колодцу, — сказала ей девушка, лежавшая рядом.
Жужика затаила дыхание.