Йошка с грустью смотрел на ликование девушки.
— Ты так рвешься домой? — спросил он у Жужики.
— А вы, видно, не хотите?
— Хочу, но не так.
— Ну, а все-таки?
— Не так, по-иному.
— Ах, да не куражьтесь вы! Что же это я хотела сказать! Да, разве вам еще не надоело на хуторе?
— Мне, Жужика, вместе с тобою не надоело бы и в самой церкви.
— Вы все только шутите. Разве вы не хотите повидаться со своей матушкой?
— Нет.
— Почему же нет? Или вы ее не любите?
— Люблю, даже очень люблю, но если я могу быть рядом с тобой, мне никто уже не нужен, даже родная мать. А у тебя не так?
— Нет.
— Рвешься домой?
— Рвусь.
— Соскучилась?
— Да.
— Тогда что же мне делать? Ведь я только по тебе и скучаю.
— Ах, да полноте вам! Взгляните лучше на эту церквушку — неужто она вам не нравится? Вон какая у нее нескладная колокольня.
— Что мне до этого, Жужика, складная она или нескладная — лишь бы ты любила меня! А ты отталкиваешь от себя человека…
— Да ну вас в конце концов! Поговорим лучше о чем-нибудь другом. Вот смотрите! Видите, арба катится? Ведь мы даже арбы не видели, с тех пор как работаем на машине. Да смотрите же! До чего же она смешная на этих своих большущих колесах — покачивается, словно пьяный…
— Нет, не любишь ты меня.
— Да вы взгляните, какой большой город перед нами! Ой, какой большой, ни конца ни края! Пойдете в воскресенье вечером в кино?
— Пойду.
— Видите, и в кино я не была не помню уж сколько времени.
— А в какое кино пойдем?
— Да в «Аполло».
— Не знаю, почему это так, но с тобой я могу быть сколько угодно, милая ты моя, прелесть моя. А ты… одним словом, всю жизнь у меня ты отнимаешь.
Жужика заметно покраснела и смутилась. Чего ему надо? Девушка не принимала всерьез его речи: она же еще ребенок. Да разве она отважится показаться на глаза матушке? Ведь та отдубасит ее до полусмерти. И Жужика чуть слышно шепнула:
— Ах, да оставьте же вы меня!
У Йошки голова пошла кругом, и он умолк. Глубокая печаль, как яд, все глубже проникала ему в душу.
Но девушка тут же передумала и снова приветливо защебетала:
— Я очень люблю кино, там тоже можно кое-чему научиться.
— Чему, например?
— А всему, чему угодно.
— Скажем, тому, как женщине обманывать своего мужа?
— И этому.
— А чему же ты учишься?
Девушка рассмеялась.
— Может, я и не нужен тебе? В Дебрецене хватает парней.
— Это верно, хватает.
— А ты уж и рада, рада, что увидишь их.
— Не вырвать же мне глаза себе?
— Вот, стало быть, все, что я заработал за это время! Выходит, я тебе ни вот на столечко не дорог.
Девушка взяла парня за руку.
— Смотрите-ка, застекленная карета, фиакр.
— А меня он не интересует.
— Ой, боже мой! Когда я-то буду сидеть в таком?
— Когда твой гроб повезут.
— Да ну?
— Поставят его в застекленную карету. И станешь ты досточтимой госпожой.
— Да ну?
— Вот тебе и «да ну»! Ты будешь досточтимой госпожой, а я кучером на козлах. Только я опрокину карету.
Девушка рассмеялась.
— Да зачем вам опрокидывать-то? Ведь я все равно буду уже покойницей!
— А я и тогда буду сердиться на тебя.
— А с чего бы это вам на меня сердиться? Что я вам сделала плохого?
На этот раз парень ответил не сразу.
— Потому что ты сейчас не такая, — проговорил он наконец, — какой я тебя люблю.
— Да уж какая есть. Любите такую, какая есть.
— Ты все примечаешь.
— Что же, мне зажмурившись ходить?
— В Дебрецене все будут на тебя глаза пялить.
— И что же мне теперь делать? Накраситься под цыганку? Надеть маскарадный костюм, маску, в каких обычно заявляются на свадьбы, знаете? А потом смотрят через окошко, как жених танцует с невестой.
— Э, смотрят, только на тех, кто этого хочет.
— Ну, я, положим, не хочу этого, но мешать не стану. Молодость раз в жизни дается.
— Ну и будь молодой!
— А я и буду, пока возможно.
— Эх, уж и встряхну я тебя, если поймаю!
— Да подите вы к черту, не приставайте ко мне.
Сердце у парня, который уже в третий раз услышал такое, больно сжалось, а на глазах блеснули слезы. Он круто повернулся на каблуках и оставил девушку.
Йошке показалось, что теперь он решил окончательно.
Нужно положить конец этой злой игре. С него хватит — сыт по горло. Он не позволит, не желает, чтобы все обернулось ему на горе. Есть у него отец с матерью — милая, хорошая семья, шестеро братьев и сестер… И как эта девчонка осмеливается с ним так разговаривать?.. Ведь он первенец в семье, его все братишки, сестренки слушаются, а для отца, матери он любимый сынок, они только на него и надеются.
И ему попасть в кабалу к этой ничтожной девчонке?! Он и сам толком не понимал, что происходит, но чувствовал, что здесь ему грозит большая опасность.
Лучше бы сейчас же и бросить все это! Ну, поиграли, пошутили немного — будет чем вспомнить работу на молотилке… Хорошая она девушка, славная, а если вдуматься, так и она такая же, как остальные… Ни кола, ни двора. И ведь поди ж ты: поддразнивала тут его! А с каким гонором разговаривала с ним. «Подите вы к черту!» Если девушка осмеливается говорить подобные вещи, то что уж это за любовь?! И она-то сама что такое? Испорченная девица, вот кто она, скверная девчонка!
Поднимая пыль, Йошка брел по дороге.
Внезапно он поднял глаза, и перед ним, подобно какому-то волшебному видению, возникла милая, очаровательная фигурка ушедшей вперед девушки.
Сердце его учащенно забилось, голова закружилась, рот невольно приоткрылся — невыразимый ужас обуял его при мысли, что если сейчас потеряет девушку, то уже больше никогда, никогда не увидит ее.
Ах, да ведь у нее только язык дурной, эти современные девушки уж все такие: и черта помянут и поиздеваются вволю… а сердце у нее чистое, доброе… она, может быть, лишь прикрывает свое доброе сердце…
Батюшки! Да вот она и обернулась, вот только сейчас!
И Йошка снова заторопился ей вслед, как собака, счастливая от того, что хозяин разрешил ей и дальше прыгать перед ним на задних лапах.
Жужика действительно обернулась, но, почувствовав, что если сейчас уступит, то будет навсегда растоптана, не уступила.
Она пошла дальше, прямо и твердо, смеясь в душе; однако сердце у нее застучало, когда она вдруг услышала за спиной шаги Йошки.
Все в ней ликовало, но как только он настиг ее, она перестала смеяться и строго поджала губы.
— А, это вы… наверное, сигареты покупали?
— Нет.
— Нет? А почему же тогда отстали?
— Я не потому отстал.
— А почему же?
— Да так, отстал… к черту пошел…
Девушка усмехнулась.
— А теперь что же, уже вернулись?
Лукавым взглядом прищуренных глаз она на мгновение взглянула на парня и тут впервые увидела, что лицо его, а особенно лоб покрыты какими-то красными прыщиками.
Там, в степи, Жужика не замечала этого, но здесь, в городе, это бросилось ей в глаза.
— Откуда вернулся? — тихо промолвил парень.
— Да оттуда…
— Откуда?
— Ну… от черта.
Парень взглянул на нее.
— Послушай, Жужи, ты разбойница и плутовка, но ты еще будешь плакать по мне!
Девушка не ответила и только смеялась.
В городе все разбрелись кто куда. Те, что помоложе, обменялись крепкими рукопожатиями; старики же, эти хмурые олицетворения бедности, лишь что-то буркнули на прощанье друг другу.
К счастью, оказалось, что Жужи и Йошка живут в одном конце города, в Шештакерте.
Жужика шла впереди; парень следовал за ней. Девушка казалась очень рассеянной.
Уже вечерело, когда она подошла к воротам. Мать как раз была во дворе, и Жужика бросилась ей на шею, широко раскинув руки, точно школьница.
Когда же, опомнившись, она оглянулась, парня уже нигде не было.
5
Шештакерт — это целый мир виноградников, зыбкое песчаное плато у подножия Большого леса. Там приютился крохотный домик Пала Хитвеша, настолько маленький, что в нем едва помещались три человека. Домишко был совсем низенький, с завалившимися стенами, хотя и белыми, как снег, — словно побелка могла как-то поддержать их.
Пал Хитвеш был беден, очень-очень беден; а в общем, это был маленький добродушный человечек, большой любитель позубоскалить. Повсюду, куда бы он ни нанимался работать, его любили, во всяком случае, беседовали охотно, только вот платить не любили. Он был необычайно предупредителен, и больше всего на свете ему нравилось оказывать услуги. Если, идя по улице, он замечал застрявшую подводу, то в тот же миг оказывался на месте происшествия и так трудился, словно ему больше всех платили или он сам был главным пострадавшим. При этом он был тщеславен необыкновенно и язык имел, что называется, без костей: о своей жалкой лачужке, например, он говорил не иначе как: «мой дом», «собственное имение», «дом с садом». По любому поводу он приговаривал: «Если даже это стоило бы мне состояния, моего дома с землей…» Такому человеку, у которого есть свой дом с землей, не дашь так просто «на чай».
Однако дом не спасал его, разумеется, ни от каких забот; а теперь вот уже два года, как «имение» это приобрело в глазах хозяина особое значение: при доме появился свинарник. Раньше у него никогда не было свиньи, но прошлой осенью, после ухода румын, господин учитель, которому Хитвеш оказал весьма большую услугу, укрывая его от румын, подарил старику какое-то подобие будки, что стояла у него во дворе, и одного поросенка. Поросенка выкормили, и он превратился в здоровую свинью, от которой со дня на день ожидали приплода; было решено, как только она опоросится, самого лучшего из поросят отдать Жужике в приданое.
Жужика неустанно ухаживала за свиньей, то и дело выбегала к ней, а уж помоями и тыквой потчевала ее так обильно, что у той просто райская жизнь была.
Вот и сейчас Жужи первым делом заглянула в свинарник: ей доставляло огромное удовольствие смотреть, как свинья чавкает и, погрузив свою большую голову с огромным пятачком в корыто, выплескивает из него двумя ручьями жидкие помои, благодарно поглядывая на девушку маленькими коричневыми глазками.