Только сама себе навредит.
Ей было холодно, но лицо у нее горело, она чуть не задыхалась под маской.
«Помнишь наш последний разговор?.. — мысленно обращался к ней Йошка. — Глупая… конечно, помнишь, ты ведь, как и я, ни о чем больше не думаешь… глупая… глупая моя… Конечно, ты глупая, но мужчине не положено быть глупым… он может быть сумасшедшим, может быть дураком, но глупым — никогда… Глупым бывает только трезвый, мыслящий человек… ты глупая… Почему?.. потому что могла бы сделать так, чтоб было лучше… потому что я сгораю от большой любви, я, я один… но ведь и ты, не так ли?., только ты никогда не осмеливалась сказать, никогда, что и ты…»
А Жужика думала свое: «Нет на свете женщины, которая любила бы больше, чем я… может, просто мне покончить с собой?.. Это можно сделать и здесь, в этом мне никто не сможет помешать».
Но тут же она спохватилась.
— Но нет, черта лысого, — прошептала она. — Чтобы он остался здесь? Чтобы смеялся!.. Нет, не смеяться ему надо мной! Оплакивать будет?.. Пусть оплакивает сам себя!..
И чтобы здесь, в доме Мароти, узнали, что она прибежала сюда ради какого-то парня и покончила с собой?
Чтобы похоронили, как паршивую собаку, чтобы кровь ее затерли сапогами, чтобы ее кровь прилипла к подошвам цыган?
О, только бы он вышел, если не за каким-нибудь делом, то хоть просто проветриться!
Но время все шло, а он не выходил.
Вместо него вышел старший цыган.
Жужика даже испугалась: еще, чего доброго, узнает.
Это тот самый цыган, который так часто играл ее брату Андришу. Славный, добрый цыган, он никогда не брал у Андриша денег: «Оставь, Андришка, пусть платят господа, а тебе я сыграю на скрипке из любви к тебе, ведь я тоже был четыре года в русском плену… Ты же не платил там, так и сейчас не обижай…»
Но тут она испугалась, что цыган вернется назад в дом и ей не удастся поговорить с ним.
— Дядюшка Лаци! — позвала она и подошла к цыгану.
— Кто ты, чего тебе, а? — засыпал ее вопросами старый цыган.
— Дядюшка Лаци, сыграйте ему песню:
А головушку свою
Я склоню на грудь твою.
Белую, лебяжью…
Цыган пристально посмотрел на Жужику, которая тем временем сняла маску.
— Сестренка моего братишки Андриша? — спросил он шепотом.
Он все понял; немного помолчав, он протянул девушке руку и тихо добавил:
— Сыграю, дорогая, сыграю.
— Но только, когда наступит тишина, дядюшка Лаци, полная тишина.
— Ладно, ладно, доченька, — сказал цыган, — Ничего, придет время, сыграю я тебе и марш Ракоци. — И он вошел в дом. Жужика бросилась к окну и снова увидела, что происходит в комнате.
Как только заиграли песню, в комнате воцарилась гробовая тишина. Йошка выпрямился и стал прислушиваться… Казалось, будто звуки долетали откуда-то издалека. Ох… эта песня… напоминание о его былом счастье.
Если все-таки дождусь, —
Будешь ты со мной,
И тебя я назову
Милою женой,
То на брачном ложе ночью
Загляну я в сини очи…
И тут он повалился на стол и зарыдал.
Рыдания Йошки были слышны через окно.
Сердце к сердцу приложу,
Пасынок безродный,
А головушку свою
Я склоню на грудь твою.
Белую, лебяжью…
«Любовь моя, ненаглядная Жужика Хитвеш, — рыдал он про себя, — когда же я увижу тебя? Никогда?.. Только и стараешься не показываться мне на глаза?. Думаешь, что этим добьешься чего-нибудь? Ведь так гораздо хуже. Видишь, я плачу, плачу по тебе, а ведь я думал, что никогда не стану плакать».
На всех лицах застыло выражение ужаса. Все было ясно без слов. Жофи тоже разрыдалась, подошла к брату и склонилась ему на плечо:
— Не плачь, братец, все смотрят.
Йошка поднял голову и уставился в окно. Он скорее походил на мертвеца, вставшего из могилы. И Жужика сразу же поняла, о чем он думал: потому что сердца говорят друг другу гораздо больше, чем слова, которые слышат только уши…
Дочь Мароти схватила за руку своего жениха и потащила к себе. Тот попытался вырвать руку, освободиться от нее, но у него не хватило сил.
«Видишь, сто, двести раз я целовал дочь Мароти, — скрипя зубами говорил он про себя, — но почему?.. Поздравляешь?. Знаю, ты тоже долго не засидишься в девках, есть и у тебя кого целовать! Только бы раз увидеть того, кого ты предпочла мне! Разве ты не чувствуешь, что эту я целую только из-за тебя? Все мои поцелуи принадлежат тебе: каждым поцелуем я мщу тебе, моя дорогая! — И он мысленно умолял ее: — Только раз поцелуй, только один-единственный раз, и я никогда не стану целовать других».
И вдруг он усмехнулся про себя: перед ним всплыло милое смуглое личико девушки. Он снова увидел, как она произносит, скривив губки: «На такую хитрость только ты способен, гадкий мужик!»
Но тут в нем пробудилась мужская гордость; он вспыхнул, сам напомнив себе об обиде, и, уже не в силах совладать с собой, бросил хрустальный бокал и крикнул куда-то вдаль:
— Бог с тобой!
С этими словами он вскочил и повел свою невесту танцевать. Слезы мигом застлали глаза Жужике. До сих пор она не плакала, так как мечтала убить парня. Но теперь слезы навернулись на глаза при одной мысли, что Йошка так быстро утешился. Но в это время трое юношей схватили ее и оттащили от окна.
— Кто это здесь? — зашумели парни у нее за спиной. — Что это за парнишка, а?.. Слушай, да это же не парнишка! Посмотрите, какие у него красивые ножки! Надо проверить, не девушка ли это!..
Жужика в ужасе убежала, поняв, что теперь уже конец, действительно конец, теперь уже все пойдет вверх дном.
25
Но со двора она не ушла, а уселась где-то на задах на пенек и начала плакать.
Жужика уже не думала ни о револьвере, ни о ноже, ни о мести, она только плакала и хотела лишь одного — умереть.
Если бы можно было умереть, просто подумав о смерти, — и она уже тут как тут, поцелует тебя нежно в лоб, как маленького ребенка, и уложит в колыбель, в гроб…
Вот бы умереть, как умерла бедная бабушка! Та в субботу еще сказала: «Спеки, доченька, на завтрак пирожок с творогом». А в воскресенье сели обедать, съела она кусочек курочки, грудинки, пирог с творогом, яблочного пирога попробовала, а потом устроилась в кругу своих внуков и стала любоваться их игрой. Вдруг она встала.
— Что с вами, мама, — спросила невестка, — ногу отсидели?
— Да, доченька, кажется, отсидела, — и, ухватившись за яблоню, зашаталась.
— Так сильно онемела?
— Да.
В это время вышел из дома сын, подхватил старуху на руки, но та была уже мертва. Он и не знал, не понял сразу, что мать умерла.
Так умереть хорошо, так умереть — это счастье.
Если бы и ей так. Знать бы только, что ей уготовлен такой же конец, она бы не стала бояться дальнейшей жизни. Но умереть здесь, на задворках у Мароти, возле навозной кучи, когда и родители не знают, куда она убежала, где блуждает!..
Да, было отчего плакать.
До ее слуха донесся разговор:
— Месяц уже взошел, сейчас поедут на подводе.
— Куда? — испуганно спросила она у парней.
— Как куда? На хутор.
— Зачем?
— А затем… взойдет месяц, за ними приедет подвода и увезет. Не здесь же им спать, когда у них хутор есть.
У Жужики сердце так и сжалось: вот до чего она дожила!
И правда, уже взошел месяц — красная луна на ущербе, которая всходит поздно и поздно заходит.
А вот и подвода.
Гости и в самом деле начали расходиться. Оркестр вышел на середину двора и заиграл марш Ракоци.
Показался Йошка с невестой.
На нем та же серая бекеша с меховым воротником, в которой он был с нею в кино, и шляпа так же надвинута на самые глаза. Но теперь он молчит, не воркует, не шепчет на ухо, как шептал ей тогда.
Вот он проходит рядом с нею, и она тихо, словно очарованная, протягивает руку, и кажется, будто из нее вылетает мотылек! «Не выпускай!.. — слышит она голос Йошки. — Оторви ему голову… чтобы он не мог улететь… Если что-нибудь поймаешь, не выпускай из рук». И вот-вот она, эта единственная, чистая любовь, самая мучительная и безнадежная, словно тоска по улетевшему мотыльку. И Жужика протягивает руку и кладет ее на плечо парню.
Словно в каком-то кошмаре, Йошка быстро обернулся; он почувствовал ее присутствие и замер, будто громом пораженный. Но Жужика успела отнять руку, и парень, ничего не понимая, уставился в некрасивую черную маску негра. Словом, ничего не произошло, он успокоился, помог сесть в подводу своей жене, а потом и сам стал на колесо, собираясь усесться рядом.
И вот тогда Жужика протянула руку вслед улетающему мотыльку и жалобно вскрикнула, взвизгнула горестно, как отлученный от самки детеныш, как ребенок:
— Йо-о-ошка!
Парень выпрямился, кровь застыла у него в жилах.
Жужика сорвала с себя маску и простерла к нему руки.
— Стойте, вы! — крикнул жених кучеру и спрыгнул с подводы.
Всех охватило страшное волнение.
— Так ты здесь! — И он бросился к девушке.
Схватил ее на руки, расцеловал в обе щеки и крикнул сидевшим на подводе:
— Прошу прощения, почтенная хозяюшка, но мне незачем ехать на хутор! Я парень бедный и хочу жениться на бедной девушке. Да благословит вас бог!
С этими словами он исчез в толпе, и напрасно стали бы искать его в таинственном сиянии луны.
А он бежал, бежал, как счастливое видение со счастливой ношей, прочь, прочь, все дальше и дальше; ему казалось, будто крылья выросли у него за спиной, он словно летел. Ах, как хорошо, как хорошо!.
Над ними с вышины неслась музыка, нежная музыка падающего снега; над их душами витали добрые ангелы и щебетали феи.
— Орут?..
— Затем у них и глотки.
— Оторви ему голову…
— Тогда он не сможет улететь…