Меж тем Одри, осматривавшая груды камней подле фургона, заметила, что немощный старый пес настороженно принюхивается. Взяв ружье, она двинулась за ним — и уже через несколько мгновений возблагодарила судьбу за то, что прежде мужа обнаружила жуткую находку — поскольку там, уютно разместившись в промежутке между двумя валунами, было то, чего ему явно видеть не следовало, а именно, целый копошащийся ворох новорожденных гремучих змей.
Стремясь уберечь Уокера от очередного шока, Одри решила действовать. Она крепко сжала ствол ружья и навела его на корчащихся тварей. В ее глазах они были отвратительны… но ничуть не страшны. Когда дело было сделано, Одри стала палкой засыпать змей красным песком и высохшей травой. Следовало спрятать их тела до того, как Уокер привяжет мулов и придет сюда. Старый Волк, помесь австралийской овчарки и койота, куда-то пропал, и Одри опасалась, что он отправился за хозяином.
Найденные тут же следы подтвердили ее догадку. Секунду спустя Уокер увидел все. Одри сделала движение, чтобы удержать его, в тот момент, когда он застыл на месте, но он колебался лишь мгновение. Затем выражение чистого ужаса на его бледном лице медленно сменилось трепетным гневом, и дрожащим голосом он принялся укорять жену:
— Ради Бога, Од, неужели ты пришла сюда, чтобы сделать это? Разве ты не слышала все те вещи, что нам рассказывали о Йиге? Ты должна была просто предупредить меня, и мы бы ушли отсюда. Знаешь, что сделает с нами этот дьявол за то, что ты убила его детей? Что ты думаешь насчет всех этих индейских танцев и барабанов? Эта земля проклята, говорю тебе — и каждая живая душа скажет тебе то же самое. Здесь правит Йиг, и он придет за своими жертвами и обратит их в змей. Вот почему, Од, никто из индейцев по всему Канайхину ни за какие деньги не осмелится убить змею! Только Богу ведомо, на что ты обрекла себя, убив вылупившихся детей Йига. Он прибудет рано или поздно, сколько бы я ни пытался заклясть его по советам индейских шаманов. Он придет по твою душу, Од, — проползет под покровом ночи и превратит тебя в пятнистую ползучую тварь!
Всю оставшуюся часть пути Уокер продолжал отмечать пугающие подтверждения и предсказания. Они пересекли Канадскую реку у Ньюкасла и вскоре встретились с первыми индейцами с равнины. Вождь, предварительно угостившись предложенным Уокером виски, поделился древним заклинанием против Йига, получив потом еще четверть бутылки того же вдохновляющего напитка.
К концу недели Дэвисы достигли выбранного места в земле уичита и взялись поспешно отмечать границы своих владений, начав весеннюю пахоту еще до того, как был обустроен их дом. Местность была равнинной, ветреной и скудной на естественную растительность, но обещала большое плодородие при возделывании. Редкие выступы гранита разнообразили эту почву из разложившегося красного песчаника, и тут и там вдоль поверхности земли тянулась огромная плоская скала, похожая на искусственный пол. Змей, по-видимому, тут жило мало, и Одри в конце концов убедила Уокера возвести однокомнатный домик на огромной гладкой каменной плите. С такой твердью и большим камином можно было не бояться даже самой сырой погоды, хотя вскоре стало ясно, что сырость — не самое главное качество этого района. Бревна тащили в повозке из ближайшей лесной полосы за много миль к горам Уичито.
Уокер построил дом с широкой дымовой трубой и с помощью других поселенцев кое-как соорудил сарай, хотя всего в миле отсюда находился амбар. В свою очередь он помог своим новым друзьям в возведении таких же жилищ, и у Дэвисов появилось предостаточно дружеских связей. Во всей округе не имелось ни одного городка, удостоившегося хоть бы и названия, — крупнейшим считался Эль-Рино, поселок-полустанок милях в тридцати к северо-востоку, — и потому местные жители очень скоро сплотились в своего рода общину, несмотря на разделявшие их ощутимые расстояния. Кое-кто из индейцев начал жить оседло на фермах и ранчо; были они мирными людьми и немного буянили лишь под действием горячительных напитков, которые попадали к ним в обход сухого закона и правительственных табу.
Из всех соседей Дэвисы быстрее и ближе всего сошлись с Джо и Салли Комптонами, тоже перебравшимися из Арканзаса. Салли и ныне здравствует — теперь все зовут ее Бабушка Комптон, — а ее сын Клайд, в ту пору грудной младенец, теперь один из самых влиятельных в штате людей. Одри и Салли частенько навещали друг друга, их хижины разделяла лишь пара миль — незначительное в тамошних просторах расстояние. Весной и летом долгими вечерами они рассказывали друг дружке истории о прежнем житье в Арканзасе и делились байками о своем новом доме.
К змеебоязни Уокера Салли отнеслась с должным сочувствием, но в отношении Одри — без злого умысла, скорее по простодушию, — проявила некоторую бестактность, многократно усугубив тревогу подруги, рожденную бесконечными мужниными пророчествами о Йиговом сглазе. Салли знала прорву страшных историй про змей и ввергла Одри в тягостную хандру рассказом о мужчине из округа Скотт, убитом целым выводком гремучих змей. Отравленный труп так сильно раздулся от змеиного яда, что в конечном счете его кожа натянулась, как на барабане, и с треском лопнула. Само собой, Одри не стала пересказывать эту байку мужу — и умоляла Комптонов не распространять ее в сельской округе. К чести Джо и Салли, просьба эта была исполнена.
Рано закончив с обустройством кукурузного поля, Уокер уже в середине лета пожинал с него превосходные початки. На пару с Джо Комптоном он вырыл колодезь, обеспечивающий его отменной водой, но на том не остановился, решив впоследствии обустроить полноценную артезианскую скважину. Змеи почти не встречались ему, да и землю свою он сделал для них максимально негостеприимной. Порой он верхом приезжал в главное селение уичита и долго беседовал со стариками и шаманами у ворот их соломенных лачуг — хотел вызнать, как бога змей задобрить. Индейцы всегда были готовы обменять заговор-другой на пару литров виски, но по большей части полученное не внушало Уокеру покоя.
— Йиг был великим богом. Йиг был злым волшебником. Он ничего не забыл. Осенью его дети голодны и свирепы, и Йиг также голоден и свиреп. Все племена заклинают Йига, когда поспевает урожай кукурузы. Они приносят ему часть зерна и, поднося дань, танцуют, треща, свистя и стуча в тамтамы. Бей, бей, барабан, отгоняй Йига, взывай к Тираве, чьи дети — люди, якоже дети Йига — змеи. Плохо, что жена Дэвиса убила детей Йига. Пусть Дэвис зовет Тираву много раз, когда поспеет урожай кукурузы. Йиг — это Йиг, Йиг — он великий бог, — бормотали шаманы.
Вскоре Уокер предсказуемо подвел Одри на грань истерики. Его мольбы и выменянные у индейцев обереги безмерно раздражали ее. Когда пришла пора справлять осенние обряды, ветер стал разносить по окрестностям непрестанный тревожный бой индейских тамтамов. И как только руки краснокожих не уставали творить этот глухой монотонный звук? Барабаны стучали днями и ночами, неделю за неделей, столь же напористые, сколь и равнинный ветер, разносивший кругом красноватую пыль. В то время как Уокер почитал тамтамы за хороший знак и видел в них дополнительную духовную защиту, Одри буквально сходила от них с ума.
Сборы закончились, и Уокер стал готовить дом к приходу зимы. Осень выдалась дивно теплой, и любовно сложенный камин в доме супругов простаивал без дела. Духота и облака горячей пыли досаждали всем поселенцам, но более всего — Одри и Уокеру. Мысли о сглазе змеиного покровителя и далекий пульс барабанного боя сплетались в мрачном союзе, и даже самая незначительная дурная примета прирастала стократно в силе.
Однако всем тревогам вопреки после жатвы то в одном, то в другом доме переселенцы устраивали веселые пирушки, наивно и неумело воспроизводя обряды празднества урожая, дошедшего до нас с тех времен, когда человек только начинал возделывать землю. Лафайетт Смит, переселенец с юга штата Миссури (его хижина стояла в трех милях к востоку от дома Дэвисов), весьма недурно играл на скрипке — его музицирование помогало пирующим забыть о монотонном бое далеких барабанов. Близился Хэллоуин, и землепашцы решили собраться и отметить его, ничуть не ведая о том, что праздник этот куда древнее, чем песни жнецов, и что истоки его лежат в страшных колдовских шабашах первобытных доарийских племен. Из века в век в полночном мраке лесов проходили эти сборища, и под современной маской пустого веселья праздник до сих пор скрывал смутные отголоски древних ужасов. В том году Канун Дня Всех Святых выпал на четверг, и окрестные фермеры договорились отмечать у Дэвисов.
Тридцать первого числа нагрянули холода. Утром небо затянули серые свинцовые тучи, к полудню не желающий улечься ветер из иссушающего сделался промозглым. Никто не был готов к такой перемене; даже бывалый старый Волк, поджав хвост, забежал в дом, дабы занять местечко поближе к очагу. Но тамтамы краснокожих упорно и угрюмо били вдалеке, да и белые поселенцы вовсе не намеревались отказываться от намеченного празднества. Когда пробило четыре, к дому Уокера стали съезжаться повозки; вечером же, на славу угостившись, многочисленные гости, воодушевленные скрипичной музыкой Лафайетта Смита, пустились в пляс, выкидывая самые невероятные коленца в тесноте донельзя переполненной комнаты. И лишь старый Волк, казалось, не радовался, подвывая жалобно в такт скрипке — прежде ему не доводилось слышать подобных звуков, вот он и переполошился, вернее всего. Наскулившись вдоволь, бывалый пес уснул прямо в разгар торжества — что неудивительно, ведь лучшие его деньки давно прошли, и теперь он большую часть жизни проводил во сне. Томас и Дженни Ригби привели своего колли Зеке, но собаки меж собой не снюхались. Зеке, кроме того, чем-то был явно обеспокоен — постоянно озирался кругом да прятал морду в лапы.
Одри и Уокер показались всем тогда небывало красивой и гармоничной парой. Бабушка Комптон до сих пор любит вспоминать о том, какое впечатление произвел их танец. Все их тревоги как будто бы забылись на время — и даже чисто выбритый Уокер в опрятной одежде выглядел настоящим денди. К десяти часам гости, отбив себе все ладоши, стали разъезжаться поочередно, обмениваясь на прощание рукопожатиями и искренними заверениями в том, что их праздник удался на славу. Зеке тоскливо завывал, волочась за хозяевами к фургону, но Том и Дженни решили, что ему просто не хочется назад, домой, а Одри заметила, что собаку пугает грохот тамтамов — слишком уж зловещий в сравнении с веселым гомоном гостей.