– Саид-эфенди, – я осторожно взял у него бумажку и незаметно сунул ее в карман сюртука. – Вы правы, младотурки должны умереть. И это произойдет завтра. По моим сведениям, Энвер-паша намеревается провести совещание в военном-министерстве, на котором будут обсуждаться меры по противодействию готовящемуся русскому наступлению. Начальник караула, который завтра будет охранять здание министерства – мой фронтовой друг. Часовые пропустят в здание моих людей, которые хорошо вооружены и готовы ценою своей жизни уничтожить кровавый «триумвират». Еще несколько групп офицеров, примкнувших к заговору, захватят почту, вокзалы, телеграф и телефон. Все в империи будут поставлены перед фактом – верхушка младотурок уничтожена, а новое правительство готово в самое ближайшее время заключить мир с Советской Россией. Народ, исстрадавшийся за эти годы, несомненно выступит в поддержку нового правительства.
– Хорошо, – кивнул головой посланец бинбаши Мехмед-бея. – Если все произойдет именно так, как вы мне сейчас рассказали, то мы с вами увидимся здесь послезавтра, в это же время. Если же ваш заговор не удастся, то на все воля Аллаха.
Саид-эфенди поднял глаза к небу и снова стал перебирать четки…
13 марта 1918 года. Германская империя. Потсдам, дворец Цецилиенгоф. Император Вильгельм II, главнокомандующий армией генерал от инфантерии Эрих фон Фалькенхайн, канцлер Германской империи гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц, статс-секретарь по иностранным делам Рихард фон Кюльман, специальный посланник правительства Советской России Нина Викторовна Антонова
Кайзер Вильгельм вошел в комнату для совещаний последним, когда все приглашенные уже расселись за длинным дубовым столом. Выглядел он сильно постаревшим, осунувшимся и каким-то полинявшим. Несмотря на внешнее кажущееся благополучие, созданная его дедом, императором Вильгельмом I, могучая держава находилась на краю гибели. Он знал, что поражение или даже невыигрыш Великой войны, которую Германия практически в одиночку вела против почти всего западного мира, означали немедленный крах Второго Рейха и начало в нем смуты по образцу той, что год назад смела династию Романовых. Все, что делал его дед, вкупе с Бисмарком, и все, что делал он сам с момента прихода к власти в 1890 году, в одночасье могло пойти прахом. Осознание этого факта лежало тяжелым грузом на сердце кайзера, которому недавно исполнилось пятьдесят девять лет.
– Господа, – усталым голосом произнес он, – сегодня разговор пойдет о судьбе Германии. Начну с того, что нынешнее совещание созвано по просьбе присутствующих здесь статс-секретаря по иностранным делам Рихарда фон Кюльмана и специального посланника правительства Советской России фрау полковника Нины Викторовны Антоновой.
Рихард фон Кюльман в ответ на эти слова кайзера кивнул головой. Тот путь, на который свернули события после разгрома германских армии и флота в ходе операции «Альбион», вполне устраивали этого искушенного в политике человека. Еще бы, он и в нашем прошлом являлся сторонником честного и равноправного мира с Советской Россией, но был вынужден уступить давлению генералов во главе с Гинденбургом и Людендорфом, хотевших всего и сразу. Вот что он писал в ноябре семнадцатого, после захвата власти большевиками:
«Теперь большевики пришли к власти, сколько времени они сумеют продержаться – сказать невозможно. Им нужен мир, чтобы укрепить свою собственную позицию, с другой стороны, в наших интересах использовать этот период, пока они находятся у власти (а период этот может оказаться коротким), чтобы добиться сначала перемирия, а затем, по возможности, мира. Заключение сепаратного мира означало бы достижение намеченной цели, а именно – разрыва между Россией и ее союзниками… Как только бывшие союзники бросят ее, Россия будет вынуждена искать нашей поддержки. Мы сможем оказать России помощь разными путями: во-первых, восстановив железные дороги (я имею в виду немецко-русскую комиссию под нашим контролем, которая займется рациональной и координированной эксплуатацией железных дорог, чтобы быстро восстановить движение грузов, затем – выдав ей значительную ссуду, необходимую для сохранения своего государственного механизма. Это может иметь форму аванса под обеспечение зерном, сырьем и т. д. и т. п., которые Россия будет поставлять нам под контролем вышеупомянутой комиссии. Помощь на такой основе – масштабы ее могут быть увеличены по мере необходимости – будет, на мой взгляд, способствовать сближению между обеими странами».
Все случилось так, как он и хотел – большевики не только взяли власть бескровным и легитимным путем, но еще и смогли удержать ее. Мир с Россией был заключен именно на тех условиях, каких хотело и германское министерство иностранных дел. Забор британской «идеальной блокады» рухнул на всем протяжении восточной границы. Да это было и немудрено – забор этот ломали с двух сторон. Советской России, изнывающей от жестокого товарного голода, были нужны германские промышленные товары и оборудование. А Германии требовались поставки русского продовольствия и сырья. Железные дороги в восточном направлении были восстановлены и без помощи вышеупомянутой комиссии, и товарооборот с Советской Россией рос не по дням, а по часам. Призрак голода отступил от Второго Рейха, и положение из критического стало просто тяжелым.
Но не все было так гладко во внешней политике. Проиграв дипломатическую битву, Британская империя не собиралась складывать оружие. В ответ на прорыв Германией блокады в восточном направлении, страны Антанты ужесточили свое давление на соседние с Германией нейтральные страны, в первую очередь Швейцарию, Голландию, Данию и Норвегию. Их товарооборот с Германией, и без того сильно уменьшившийся на протяжении шестнадцатого-семнадцатого годов, теперь грозил прекратиться совсем. А тут еще новая напасть…
– Ваше величество, господа, – произнес Рихард фон Кюльман в ответ на вопрошающий взгляд кайзера, – по дипломатическим каналам из Дании и Норвегии к нам поступила тревожная информация. Несколько дней назад правительствам этих стран был предъявлен британский ультиматум. Суть его заключается в следующем: или они до первого апреля сего года становятся союзниками Антанты и объявляют войну Германии, или Дания и Норвегия будут оккупированы британскими и французскими войсками. При этом надо учесть, что войска Антанты будут введены на территорию этих стран при любом развитии событий. Только в первом случае они будут называться союзными, а во втором – оккупационными. Вчера днем эту информацию подтвердили из Петербурга и новые русские власти. По данным их военной разведки, британский флот желает через Датские проливы получить доступ в Балтийское море и, заняв Берген и Тромсё в Норвегии, полностью изолировать нас и русских от выхода в Мировой океан.
После этих слов в кабинете наступила зловещая тишина, которую нарушила полковник Антонова.
– Герр Кюльман совершенно прав, – сказала она, – после череды военных и дипломатических поражений, которые Британия потерпела за последние полгода, правительство короля Георга Пятого ведет против Советской России необъявленную войну и ищет возможности для реванша. А для этого англичанам требуется приблизить свои базы к нашим границам. Вы все помните, чем закончился кавалерийский наскок «Дредноута» на Мурманск…
– Помним, – кивнул гросс-адмирал Тирпиц, – британский линейный корабль был потоплен огнем ваших береговых батарей и устаревшего броненосца. Впрочем, еще больше британский флот опозорился во время морского сражения у Бергена, превратившегося для него в настоящее избиение младенцев.
– Все именно так, – согласилась полковник Антонова, – поэтому вместо подобных лихих рейдов британцы собираются приступить к планомерной осаде наших границ на Балтике и на Севере. По нашим данным, с целью усиления военно-морской группировки Антанты на северном направлении со Средиземного моря в Скапа-Флоу на помощь Хоум-флиту спешно перебрасываются семь французских линкоров: «Курбэ», «Франс», «Жан Бар», «Пари», «Бретань», «Лоррен», «Прованс», – и пять новейших французских турбинных додредноутных броненосцев типа «Дантон». Таким образом, командование Антанты, очевидно, крайне напуганное недавними событиями в Северном и Норвежском морях, рассчитывает восстановить свое превосходство над германским Флотом Открытого моря и нашей Балтийской эскадрой, переброшенной в северные моря. При этом, насколько нам известно, эти планы не были отменены даже после развала Итальянского фронта и фактического выхода Италии из войны с центральными державами.
– Что ты на это скажешь, Альфред? – спросил кайзер у Тирпица.
Гросс-адмирал, немного помолчав, ответил:
– Наша разведка тоже получила сведения о переброске в Скапа-Флоу большого количество британских и французских кораблей. Мы предполагали, что Дэвид Битти задумал навязать нам еще одно сражение вроде Ютландского, или того, что произошло у Доггер-банки. Но теперь, после информации статс-секретаря Кюльмана, все становится на свои места.
– Насколько велика угроза? – поинтересовался кайзер. – И что мы должны делать, чтобы избежать неприятных последствий?
– Британские и французские корабли в Бергене – это для нас совершенно неприемлемо, – жестко сказал Тирпиц, – а о захвате британцами Датских проливов я даже и думать не хочу. Если ничего нельзя сделать дипломатическим путем, то мы обязаны предпринять чисто военные меры и первыми оккупировать Данию и Норвегию, обеспечив безопасность нашего северного фланга.
– По имеющимся у нас сведениям, – произнес Рихард фон Кюльман, – правительство Норвегии и ее король готовы принять британское предложение и стать союзниками Антанты при условии того, что норвежские солдаты не будут отправлены на Западный фронт. Дания пока колеблется, ведь подступы к Проливам со стороны Северного моря неплохо защищены, а на ее южной границе стоят наши, отведенные на отдых с фронта, дивизии, против которых датская армия не продержится и несколько дней. Англичане и французы далеко, а мы здесь, рядом.