То лето не хотело кончаться. Но все равно закончилось. Последнюю твою зарплату мы потратили на косячок и выкурили его, выдувая дым в бледное пустое ночное небо. Ты сказал, что снова начинаешь учиться, будешь зарабатывать отличные оценки и изучать право, как твоя мать. И что потом ты поступишь в хренову Полицейскую академию! Ржали до слез.
Но когда начались занятия, я стал видеть тебя реже. Потом еще реже. Ты жил в районе Хольменколлосен у матери, я же перебивался на матраце в репетиционном зале одной группы. Ребята сказали, что я могу оставаться там, если буду присматривать за оборудованием и убираться на время их репетиций. И я стал забывать о тебе, подумал, что ты вернулся к своей прежней нормальной жизни. И приблизительно тогда я начал приторговывать.
На самом деле это началось совершенно случайно. Я увел денежки у одной дамочки, у которой ночевал. Потом пошел на вокзал и спросил, есть ли у Туту айс. Туту слегка заикался, он был рабом Одина, предводителя банды «Лос Лобос» из Алнабру. Он получил свою кличку в тот раз, когда Одину потребовалось отмыть чемодан наркобабла и он отправил Туту в официальную букмекерскую контору в Италии, чтобы поставить на конкретный футбольный матч. Один знал, что матч договорной и что принимающая команда должна была выиграть со счетом 2:0. Он долго учил Туту правильно произносить по-английски «ту-нилл», но Туту так нервничал и заикался, стоя у окна, что букмекер услышал «ту-ту» и так и записал в квитанции. За две минуты до конца матча принимающая команда вела со счетом 2:0, и все были спокойны. Кроме Туту, который внезапно прочитал на корешке квитанции, что поставил деньги на счет 2:2. Он знал, что за это Один прострелит ему колено. Один прекрасно умеет простреливать людям колени. Но в этой истории случился второй поворот. На скамейке запасных принимающей команды сидел недавно приобретенный польский нападающий, который так же плохо говорил по-итальянски, как Туту по-английски. Он не понял, что о результате матча договорились заранее. И когда менеджер отправил его на поле, он прекрасно сделал то, за что, по его мнению, ему платили, — забил. Два раза. Туту был спасен. Но когда тем же вечером Туту приземлился в Осло и отправился прямиком к Одину, чтобы рассказать о своем фантастическом везении, удача от него отвернулась. Ведь он начал с того, что преподнес плохие новости: что он облажался и поставил деньги не на тот результат. Он был так возбужден и так сильно заикался, что Один потерял терпение, достал из ящика револьвер и — третий поворот прострелил Туту колено задолго до того, как он рассказал о польском нападающем.
Как бы то ни было, в тот день у вокзала Туту сказал, что айса теперь н-н-не достать и мне придется довольствоваться п-п-порошком: и дешевле, и тот же метамфетамин. Но вот этого я не выношу. Айс — это белые прекрасные хрусталики, от которых у меня сносит крышу, а желтое вонючее порошковое говно, которое продается в Осло, смешивают с мукой, манкой, аспирином, витаминами В12 и хрен знает с чем еще. Или для гурманов — с толчеными обезболивающими таблетками, по вкусу похожими на спид. Но я купил то, что было, с микроскопической скидкой, и у меня еще остались деньги на «перчик». А поскольку амфетамин по сравнению с метамфетамином — настоящее здоровое питание, только действует немного медленнее, я нюхнул спида, разбодяжил метамфетамин мукой и продал его на Плате за приличные бабки.
На следующий день я снова пошел к Туту и проделал ту же операцию, купив на этот раз чуть больше. Нюхнул, смешал, излишки продал. То же самое на следующий день. Я сказал, что мог бы взять немного больше, если бы он дал мне в долг до завтра, но он только заржал в ответ. Когда я пришел к нему на четвертый день, Туту заявил, что его шеф сказал, нам пора работать более о-о-организованно. Они видели, как я толкал, и увиденное им понравилось. Если я продам две дозы в день, в мой карман упадет пять тысяч. Так я стал одним из уличных дилеров Одина из «Лос Лобос». Я получал дурь от Туту утром, а в пять часов сдавал дневную выручку и остатки товара. Дневная смена. Остатков у меня не было.
Все шло хорошо недели три. Среда, пристань Виппетанген. Я толкнул две дозы, карманы были забиты бабками, а нос — спидом, и внезапно я не нашел ни одной причины встречаться с Туту у вокзала. Тогда я отправил эсэмэску о том, что ухожу в отпуск, и сел на паром, идущий в Данию. Это такая потеря концентрации, которая случается, если слишком долго ходить в тесных кроссовках.
Вернувшись, я услышал, что Один меня разыскивает. И это слегка меня насторожило, поскольку я уже знал, как Туту получил свою кличку. Так что я держался в тени, болтался в районе Грюнерлёкка. Ожидал судного дня. Но у Одина появились заботы гораздо более серьезные, чем один дилер, задолжавший ему несколько тысяч. В городе началась конкуренция. «Человек из Дубая». И не на рынке кроссовок, а на рынке героина, который был главной статьей дохода «Лос Лобос». Кто-то говорил, что это белорусы, другие — что литовцы, третьи — что это норвежский пакистанец. Единственное, что было известно всем, — это то, что операция по захвату рынка была произведена профессионально, что эти люди ничего не боялись и что чем меньше о них знаешь, тем лучше.
Говенная выдалась осень.
Я давно потратил все бабло, у меня больше не было работы, и мне приходилось скрываться. Я нашел покупателя на оборудование группы, в репетиционном зале которой на улице Биспегата я жил. Он пришел и все осмотрел, пребывая в полной уверенности, что оборудование принадлежит мне, я ведь там жил! Оставалось только договориться о вывозе. И тогда, как ангел-спаситель, появилась Ирена. Веснушчатая добрая Ирена. Одним октябрьским утром я был занят с парнями в Софиенборг-парке и внезапно увидел перед собой ее, улыбающуюся от радости. Я спросил, есть ли у нее деньги, а она помахала у меня перед носом карточкой «VISA», принадлежавшей ее отцу, Рольфу. Мы дошли до ближайшего банкомата и сняли все деньги с его счета. Ирена сначала не хотела, но, когда я объяснил, что от этого зависит моя жизнь, она поняла, что надо. Тридцать одна тысяча. Мы пошли в «Олимпен», поели и выпили, купили несколько граммов спида и поехали домой в район Биспелокке. Она сказала, что поссорилась с мамой. Осталась на ночь. На следующий день я взял ее с собой на Привокзальную площадь. Туту в кожаной куртке с волчьей мордой, изображенной на спине, сидел на мотоцикле. Туту с длинной бородой, банданой на голове и татуировками, торчащими из выреза футболки, все равно выглядел хреновым мальчиком на побегушках. Он уже хотел было спрыгнуть с мотоцикла и побежать за мной, когда понял, что я направляюсь к нему. Я отдал ему двадцать тысяч долга и пять тысяч в качестве процентов. Поблагодарил за то, что он одолжил денег мне на отпуск. И выразил надежду, что мы сможем начать наше общение с чистого листа. Туту позвонил Одину, разглядывая Ирену. Я видел, чего он хочет. И тоже посмотрел на Ирену. Бедную, прекрасную, бледную Ирену.
— Один говорит, что хочет еще п-п-пять тысяч, — сказал Туту. — Если нет, то у меня приказ и-и-и-и-из-из… — Он сделал вдох.
— Избить тебя, — закончил я.
— Здесь и сейчас, — сказал Туту.
— Хорошо, я продам сегодня две дозы.
— За них тебе придется за-за-заплатить.
— Да ладно тебе, я толкну их за пару часов.
Туту посмотрел на меня. Кивнул в сторону Ирены, которая стояла и поджидала меня у лестницы, ведущей на Привокзальную площадь.
— А как с н-н-ней?
— Она мне помогает.
— Из девчонок выходят хорошие д-д-дилеры. Она подсела?
— Еще нет, — ответил я.
— Во-вор, — сказал Туту, беззубо осклабившись.
Я пересчитал деньги. Последние. Бабки всегда последние. Кровь, вытекающая из меня.
Неделей позже у «Эльм-Стрит-рок-кафе» перед нами с Иреной остановился один парень.
— Познакомься с Олегом, — сказал я, спрыгивая со стены. — Познакомься с моей сестрой, Олег.
И я обнял его. Я понял, что он не опустил голову, что он смотрит через мое плечо. На Ирену. И даже сквозь его джинсовую куртку я почувствовал, как быстро забилось его сердце.
Полицейский Бернтсен сидел, положив ноги на стол и прижимая к уху телефонную трубку. Он позвонил в полицейский участок Лиллестрём полицейского округа Румерике и представился Роем Лундером, лаборантом Крипоса. Дежурный, с которым он разговаривал, только что подтвердил, что они получили из Гардермуэна пакет с тем, что предположительно являлось героином. Согласно процедуре все конфискованные по всей стране наркотики посылались на анализ в лабораторию Крипоса, расположенную в районе Брюн в Осло. Раз в неделю автомобиль Крипоса объезжал полицейские участки Восточной Норвегии и собирал наркотики. Другие полицейские участки посылали конфискованное с собственным курьером.
— Хорошо, — сказал Бернтсен, поигрывая фальшивым удостоверением с его фотографией и написанным под ней именем «Рой Лундер». — Мне все равно надо в Лиллестрём, так что я возьму пакет с собой в Брюн. Эту большую партию мы хотим обработать как можно скорее. В таком случае до завтра.
Он положил трубку и посмотрел в окно, на новый городской район, растущий ввысь вокруг залива Бьёрвика. Он думал о мельчайших деталях: размер шурупов и гаек, качество строительного раствора, подвижность оконных стекол — обо всем, что должно сочетаться друг с другом, чтобы единое целое функционировало. И испытывал чувство глубокого удовлетворения. Потому что так все и было. Этот город функционировал.
Глава 9
Длинные лапы сосен, похожие на женские ножки, скрывала юбка из зелени, отбрасывающей слабую послеполуденную тень на засыпанную гравием открытую площадку перед домом. Харри стоял у начала подъездной дороги, вытирая пот после подъема по крутому берегу озера Хольмендаммен, и смотрел на темный дом. Покрытые черной морилкой тяжелые бревна производили впечатление надежности, солидной защиты от троллей и природы. Но они не выдержали. Соседние дома представляли собой огромные, не слишком элегантные виллы, постоянно расширяющиеся и достраивающиеся. Эйстейн, фигурирующий в записной книжке как «Э», сказал, что бревенчатый дом является олицетворением тоски зажиточной буржуазии по природе, простоте и естественности. Харри же видел только больное и извращенное — видел, как серийный убийца берет в осаду одну семью. И все-таки она решила сохранить дом.