Харри оценил ситуацию.
Туркильсен наверняка не обрадуется его визиту. По той простой причине, что давным-давно он был осужден за эксгибиционизм и держал это в тайне от работодателя, и Харри несколько лет заставлял его давать им доступ к информации, порой в гораздо больших масштабах, чем телефонная компания обязана была делать по закону. В любом случае без полномочий, предоставляемых полицейским удостоверением, Туркильсен наверняка даже разговаривать с ним не станет.
Справа от четырех турникетов, преграждающих путь к лифтам, был открыт широкий проход, через который двигалась большая группа посетителей. Харри принял мгновенное решение. Он быстрыми шагами подошел к группе, протиснулся в гущу людей, медленно идущих мимо сотрудника компании, державшего проход открытым. Харри обратился к идущему рядом маленькому человеку с китайскими чертами лица:
— Нинь хао.
— Простите?
Харри прочитал имя на бедже: Юки Наказава.
— Oh, Japanese,[32] — засмеялся он и похлопал маленького человека по плечу, как будто они были старыми друзьями.
Юки Наказава нерешительно улыбнулся ему.
— Nice day,[33] — сказал Харри, не убирая руку с плеча своего собеседника.
— Yes, — ответил Юки. — Which company are you?[34]
— «ТелиаСонера», — ответил Харри.
— Very, very good.[35]
Они прошли мимо сотрудника «Теленора», и краешком глаза Харри заметил, что тот направляется к ним. Он приблизительно представлял, что тот скажет. Все верно:
— Простите, сэр, я не могу пропустить вас без беджа.
Юки Наказава удивленно уставился на служащего.
Туркильсену выделили новый кабинет. Пройдя с километр по открытому офисному пространству, Харри увидел наконец большую, хорошо знакомую фигуру в одной из стеклянных будок.
Харри вошел прямо к нему.
Хозяин кабинета сидел спиной к входу, прижав к уху телефонную трубку. Харри видел, как фонтан слюны рисует узоры на оконном стекле.
— Да, черт возьми, заберите уже этот сервер SW-два и проваливайте!
Харри кашлянул.
Стул развернулся. Клаус Туркильсен стал еще жирнее. На удивление элегантный, сшитый на заказ костюм частично скрывал жировые складки, но ничто не могло скрыть выражения чистого животного страха на его примечательном лице. Примечательным было то, что, имея в своем распоряжении такую огромную площадь, глаза, нос и рот сгрудились на маленьком островке в океане его лица. Взгляд его скользнул на лацкан пиджака Харри.
— Юки… Наказава?
— Клаус. — Харри широко улыбнулся и развел руки в стороны, словно собираясь обнять собеседника.
— Какого черта ты здесь делаешь? — прошептал Клаус Туркильсен.
Харри опустил руки вниз.
— Я тоже рад видеть тебя.
Он присел на край письменного стола. На то самое место, где всегда сидел. Ворваться и занять более высокое место. Простой и эффективный метод руководства. Туркильсен сглотнул, и Харри увидел, как на его лбу выступили большие чистые капли пота.
— Мобильная сеть в Тронхейме, — проворчал Туркильсен, кивая на телефон. — Должны были починить сервер еще на прошлой неделе. На людей больше нельзя полагаться, черт возьми. У меня мало времени. Что тебе надо?
— Список входящих и исходящих звонков на телефон Густо Ханссена, начиная с мая.
Харри взял ручку и записал имя на желтой липучей бумажке.
— Я теперь на руководящей должности, я больше не занимаюсь эксплуатацией сетей.
— Нет, но ты по-прежнему можешь добыть для меня эти номера.
— А у тебя есть авторизация?
— Тогда я бы сразу пошел к ответственному за связь с полицией, а не к тебе.
— Почему же прокурор не дал тебе авторизацию?
Прежний Туркильсен не позволил бы себе задать подобный вопрос. Он стал круче. Увереннее в себе. И все благодаря новой должности? Или чему-то еще?
Харри увидел заднюю сторону рамочки, стоящей у него на столе. Для личной фотографии, которую помещают туда, чтобы не забыть, что у человека кто-то есть. Так что если на этой фотографии изображена не собака, то там наверняка женщина. Возможно, даже молодая. Кто бы мог подумать? Старый эксгибиционист завел себе бабу.
— Я больше не работаю в полиции, — признался Харри.
Туркильсен убрал улыбку с лица.
— И тем не менее хочешь получить информацию о телефонных разговорах?
— Мне много не надо. Только этот номер.
— Какая мне польза тебе помогать? Если вскроется, что я предоставил информацию подобного рода частному лицу, меня вышвырнут. А выяснить, что я заходил в систему и искал эту информацию, несложно.
Харри не ответил. Туркильсен засмеялся с горечью в голосе:
— Я понимаю. Это все старый добрый шантаж. Если я не дам тебе информацию в обход существующих правил, ты сделаешь так, что мои коллеги узнают о том приговоре.
— Нет, — сказал Харри. — Нет, я не буду трепаться. Я просто прошу тебя об услуге, Клаус. Это личное дело. Сынишка моей бывшей девушки рискует быть несправедливо осужденным на пожизненное.
Харри увидел, как двойной подбородок Туркильсена дернулся и по горлу побежала волна, превратившаяся в рябь и исчезнувшая в его огромных телесах. Харри никогда раньше не называл Клауса Туркильсена по имени. Он посмотрел на Харри. Моргнул. Сосредоточился. На лбу заблестели капли пота, и Харри увидел, как его мозговой калькулятор складывает, вычитает и в конце концов приходит к решению. Туркильсен всплеснул руками и откинулся на спинку стула, скрипнувшего под весом его тела:
— Прости, Харри. Я бы с удовольствием помог тебе. Но в настоящее время я не могу себе позволить проявлять такое сочувствие. Надеюсь, ты понимаешь.
— Конечно, — сказал Харри, почесывая подбородок. — Это очень даже понятно.
— Спасибо, — ответил Туркильсен с видимым облегчением и заерзал на стуле, пытаясь встать, наверняка для того, чтобы выпроводить Харри из стеклянной клетки и из своей жизни.
— Так что, — продолжал Харри, — если ты не достанешь мне номера, то о твоем эксгибиционизме узнают не только коллеги, но и твоя жена. Дети-то есть уже? Да? Один, двое?
Туркильсен снова осел на стуле, недоверчиво глядя на Харри.
Старый, дрожащий Клаус Туркильсен.
— Ты… ты сказал, что не станешь…
Харри пожал плечами.
— Прости. Но в настоящее время я не могу себе позволить проявлять такое сочувствие.
Вечером в десять минут десятого ресторан «Шрёдер» был полупуст.
— Я не хотела, чтобы ты приходил ко мне на работу, — проговорила Беата. — Хеймен звонил и сказал, что ты интересовался списками телефонов и что он слышал, ты заходил ко мне. Он предупредил, чтобы я не лезла в дело Густо.
— Ну что ж, — ответил Харри, — хорошо, что ты смогла прийти сюда.
Он поймал взгляд Нины, разливавшей пиво в поллитровые кружки на другом конце зала, и поднял вверх два пальца. Она кивнула. Прошло три года с тех пор, как он в последний раз был здесь, но она по-прежнему понимала язык жестов своего постоянного посетителя: пиво собеседнику, кофе алкоголику.
— Твой товарищ помог добыть список телефонов тех, с кем созванивался Густо?
— Еще как помог.
— И что ты выяснил?
— Что в конце жизни у Густо было плохо с деньгами, его номер несколько дней был отключен. Он звонил не часто, но у него было несколько коротких разговоров с Олегом. Он перезванивался со своей неродной сестрой Иреной, но эти разговоры внезапно прекратились за несколько недель до его смерти. Остальные звонки в основном в «Экспресс-пиццу». Я потом заеду к Ракели и поищу остальные имена в Интернете. Что скажешь про анализ?
— Купленное тобой вещество почти полностью идентично пробам «скрипки», которые мы анализировали раньше. Но имеется одно небольшое отличие в химическом составе. И еще эти коричневые фрагменты.
— Да?
— Это не какое-то активное фармацевтическое вещество. Это оболочка, которой покрывают таблетки. Ну, знаешь, чтобы их было легче глотать или чтобы улучшить их вкус.
— А можно отследить производителя этой оболочки?
— Теоретически да. Но я проверила. Оказывается, производители лекарственных средств обычно сами делают оболочку для своих таблеток, то есть в глобальном масштабе существует несколько тысяч производителей.
— Значит, этим путем мы далеко не уйдем?
— Одной оболочки недостаточно, — сказала Беата. — Но с внутренней стороны некоторых фрагментов оболочки остались частицы таблетки. Это метадон.
Нина принесла кофе и пиво. Харри поблагодарил, и она исчезла.
— Я думал, что метадон жидкий и продается в пузырьках.
— Метадон, используемый при так называемой медикаментозной реабилитации наркоманов, разливают по пузырькам. Я позвонила в больницу Святого Улава. Там занимаются исследованиями опиоидов и опиатов. Они сказали, что таблетки метадона используются как обезболивающее.
— А в «скрипке»?
— По их словам, вполне вероятно, что какой-то модифицированный вариант метадона может использоваться в ее производстве.
— Это означает только, что «скрипку» делают не с нуля, но как это нам поможет?
— Это может нам помочь, — сказала Беата, обхватив бокал с пивом. — Потому что существует мизерное количество компаний, производящих метадон в таблетках. И одна из них находится здесь, в Осло.
— «АВ»? «Никомед»?
— Онкологический центр. У них есть собственный исследовательский отдел, производивший метадон в таблетках, его применяли против очень сильных болей.
— Рак.
Беата кивнула. Одной рукой она поднесла ко рту бокал, а второй достала что-то и положила на стол перед Харри.
— Из Онкологического центра?
Беата снова кивнула.
Харри взял таблетку в руки. Она была круглая, маленькая, с выдавленной на коричневой оболочке буквой О.
— Знаешь, что я думаю, Беата?
— Нет.
— Я думаю, у Норвегии появилась новая экспортная статья.