Дело не в том, что человек должен перестать жить, папа. А в том, что для того, чтобы выбраться из дерьма, надо умереть. Нет чтобы найти способ получше, правда? Безболезненный исход в свет вместо приближающегося долбаного холодного мрака. Кто-то должен был догадаться добавить крошку опиата в пули «малакова», сделать то, что я сделал для вшивого пса Руфуса, дать мне билет в эйфорию в один конец, счастливого пути, черт возьми! Но все, что есть хорошего в этом мире, либо продается по рецептам, либо продано, либо стоит так дорого, что расплачиваться за возможность попробовать приходится своей душой. Жизнь — это ресторан, на который у тебя нет денег. Смерть — это счет за еду, которую ты даже не успел съесть. Так что ты заказываешь самые дорогие блюда из меню, все равно же тебе придется умереть, и, может быть, ты успеешь хотя бы попробовать заказанное.
Ладно, я прекращаю ныть, папа, не уходи, ты же не дослушал рассказ. У него хороший конец. На чем мы остановились? Ах да. Прошло всего несколько дней после взлома в Алнабру, а Петр с Андреем уже приехали и забрали нас с Олегом. Они завязали Олегу глаза шарфом, отвезли нас в дом старикана и отвели в подвал. Я никогда там не бывал. Нас повели по длинному узкому коридору с таким низким потолком, что нам приходилось нагибать головы. Плечами мы задевали стены. Постепенно до меня дошло, что мы не в подвале, а в подземном тоннеле. Предназначенном, возможно, для побега. Это не помогло Кепарику. Он был похож на утонувшую крысу. Ну, он и был утонувшей крысой.
Потом они снова завязали Олегу глаза и отвели его в машину, а я был вызван к старикану. Он сидел на стуле прямо напротив меня, и никакой стол нас не разделял.
— Вы там были? — спросил он.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
— Если вы спрашиваете, были ли мы в Алнабру, то ответ — нет.
Он молча изучал меня.
— Ты как я, — произнес он наконец. — Невозможно понять, когда ты врешь.
Не могу поклясться, но мне показалось, я увидел улыбку.
— Ну что, Густо, ты понял, что это было? Там, внизу?
— Это агент. Кепарик.
— Верно. А почему?
— Не знаю.
— Подумай.
Наверное, в прошлой жизни он был чертовым учителем. Но ничего, я ответил:
— Он что-то украл.
Старикан покачал головой:
— Он узнал, где я живу. Он знал, что у него нет оснований для получения ордера на обыск. После недавнего ареста «Лос Лобос» и конфискации товара в Алнабру он понял схему, понял, что никогда не получит ордер на обыск, каким бы крепким ни было его дело… — Старикан осклабился. — Мы предупредили его и думали, что он остановится.
— Да?
— Агенты вроде него полагаются на свою фальшивую личность. Они считают, что невозможно выяснить, кто они на самом деле и где их семьи. Но в компьютерных архивах полиции можно найти все, надо только знать правильные пароли. А они имеются у тех, кто, к примеру, занимает ответственный пост в Оргкриме. А как мы его предупредили?
Я ответил не задумываясь:
— Прикончили его детей?
Лицо старикана потемнело.
— Мы не чудовища, Олег.
— Простите.
— К тому же у него не было детей. — Лодочномоторный смех. — Но была сестра. А может, и неродная сестра.
Я кивнул. Невозможно было понять, врет он или нет.
— Мы сказали, что ее сначала изнасилуют, а потом убьют. Но я неверно его оценил. Вместо того чтобы подумать о других своих родственниках, он перешел в наступление. В одиночное, но отчаянное наступление. Сегодня ночью ему удалось пробраться сюда. Мы к этому не были готовы. Наверное, он очень любил эту свою сестру. Он был вооружен. Я спустился в подвал, а он последовал за мной. А потом он умер. — Старикан склонил голову. — Отчего?
— У него изо рта текла вода. Утонул?
— Точно. Где утонул?
— Его привезли сюда из какого-нибудь озера или еще откуда.
— Нет. Он проник сюда и утонул. Итак?
— Тогда я не зна…
— Думай! — Слово прозвучало как удар хлыста. — Если хочешь выжить, ты должен уметь думать и рассуждать, исходя из того, что видишь. Это настоящая жизнь.
— Хорошо, хорошо. — Я попытался думать. — Этот подвал — не подвал, а тоннель.
Старикан сложил руки на груди:
— И?
— Он длиннее, чем ваш дом. Он, конечно, может иметь выход на поверхность.
— Но?
— Но вы говорили, что вам принадлежит и соседний дом, поэтому тоннель, скорее всего, ведет туда.
Старикан удовлетворенно улыбнулся.
— Угадай, когда прорыли этот тоннель.
— Он старый. Стены покрыты зеленым мхом.
— Водорослями. После того как движение Сопротивления четырежды безуспешно пыталось напасть на этот дом, шеф гестапо построил тоннель. Его наличие удалось сохранить в тайне. Когда Рейнхард возвращался вечером домой, он входил в парадные двери этого дома, и все это видели. Он включал свет, а потом шел по тоннелю в свое настоящее жилище в соседнем доме и посылал немецкого лейтенанта, якобы живущего там, в этот дом. И лейтенант бродил здесь, проходил мимо окон, и одет он был в такую же форму, как шеф гестапо.
— Подсадная утка.
— Точно.
— А зачем вы мне это рассказываете?
— Потому что я хочу, чтобы ты узнал настоящую жизнь, Густо. Большинство людей в этой стране ничего о ней не знают, не знают, чего стоит выживание в реальном мире. Но я рассказываю тебе все это, потому что хочу, чтобы ты помнил, что я доверял тебе.
Он посмотрел на меня так, будто сказанное имело огромное значение. Я сделал вид, что все понимаю, я хотел домой. Должно быть, он это увидел.
— Спасибо, Густо. Андрей отвезет вас.
Когда машина проезжала мимо университета, в кампусе проходило какое-то студенческое мероприятие. Мы слышали бойкие гитары группы, выступающей на уличной сцене. Навстречу нам по улице Блиндернвейен шли молодые люди. Радостные, полные ожиданий лица, как будто им что-то обещано, будущее или еще какая-нибудь хрень.
— Что это? — спросил Олег, у которого все еще были завязаны глаза.
— Это, — ответил я, — ненастоящая жизнь.
— И ты даже не догадываешься о том, как он утонул? — спросил Харри.
— Нет, — ответил Олег.
Его трясло сильнее, все его тело вибрировало.
— Хорошо, у тебя были завязаны глаза, но расскажи, что ты помнишь о поездке в это место и обратно. Все звуки. Например, когда вы вышли из машины, ты слышал поезд или трамвай?
— Нет. Но когда мы приехали, шел дождь, и я почти ничего, кроме него, не слышал.
— Сильный дождь, моросящий дождь?
— Моросящий. Я едва почувствовал его, когда мы вышли из машины, но я его услышал.
— Хорошо. Когда моросящий дождь издает много звуков, возможно, капли его падают на лиственные деревья?
— Возможно.
— А что было у тебя под ногами, когда ты шел к двери? Асфальт? Каменные плиты? Трава?
— Гравий. Кажется. Да, он скрипел. По этим звукам я узнавал, где идет Петр, он крупный, и у него под ногами скрипело сильнее.
— Хорошо. Перед дверью была лестница?
— Да.
— Сколько ступенек?
Олег застонал.
— Хорошо, — произнес Харри. — Когда ты стоял у двери, дождь еще шел?
— Да, конечно.
— Я имею в виду, он по-прежнему падал тебе на голову?
— Да.
— Значит, над крыльцом не было козырька.
— Ты что, будешь искать дома без козырька над крыльцом по всему Осло?
— Ну, разные районы Осло застраивались в разные периоды времени, а у каждого из этих периодов есть характерные черты.
— И в какой период была построена деревянная вилла с садом, гравиевой дорожкой, ступеньками перед входной дверью без козырька и без трамвайного движения поблизости?
— Ты говоришь прямо как начальник криминальной полиции.
В ответ Харри вопреки ожиданию не получил ни улыбки, ни смеха.
— Когда вы уезжали оттуда, ты обратил внимание еще на какие-нибудь звуки?
— Например?
— Например, жужжание светофора, у которого вы остановились.
— Нет, ничего такого. Но была музыка.
— В записи или живая?
— Думаю, живая. Тарелки слышались отчетливо. А звук гитар как будто уносило ветром.
— Похоже на живую. Хорошо, что запомнил.
— Я запомнил только потому, что играли одну из твоих песен.
— Моих песен?
— С одного из твоих дисков. Я запомнил, потому что Густо сказал, что это ненастоящая жизнь, а я подумал, что он сказал это бессознательно, услышав только что пропетые слова.
— Какие слова?
— Что-то про сон, не помню. Но диск с этой песней ты слушал постоянно.
— Давай, Олег, это важно.
Олег посмотрел на Харри. Ноги его перестали трястись. Он закрыл глаза и стал тихонько напевать:
— «Это просто мечта Ослимса…» — Он снова открыл глаза, лицо его раскраснелось. — Что-то в этом духе.
Харри тоже стал напевать. И покачал головой.
— Извини, — сказал Олег. — Я не уверен, да и слышал я это всего несколько секунд.
— Ничего, — сказал Харри и положил руку на плечо мальчишке. — Расскажи лучше, что произошло в Алнабру.
Нога Олега снова начала раскачиваться. Он сделал два глубоких вдоха, два вдоха животом, как его научили делать, стоя у стартовой черты, перед тем как согнуться в стартовой позе. А потом рассказал.
После этого Харри долго сидел, потирая шею.
— То есть вы насмерть засверлили человека?
— Не мы. А полицейский.
— Имени которого ты не знаешь. И не знаешь, где он работает.
— Нет, Густо и он были очень осторожны с этим. Густо сказал, будет лучше, если я ничего не узнаю.
— И вы понятия не имеете, куда делся труп?
— Нет. Ты меня сдашь?
— Нет.
Харри вынул пачку и вытряхнул из нее сигарету.
— Угостишь? — спросил Олег.