— Бурада кимсе йок! Чисто!
— Он речет на туркменски. Тамо нема ни едина персона, — перевел Вранич.
Перепроверять не было повода, но Вадим все же не поленился — произвел вылазку и подтвердил: басмачи, если и были, убрались восвояси, не считая двоих погибших.
— Вставайте! — разрешил он девушкам, и они боязливо, трепеща, как осиновые листья, поднялись на ноги.
С них посыпались песчинки. Гуля Перепелкина, растерявшая львиную долю своей комсомольской заносчивости, подбежала к Вадиму и пылко, доверчиво прижалась к нему.
— Спасибо! Я думала, они нас убьют…
— Сколько их было?
— Не запомнила. Человек пятнадцать или двадцать. Они появились возле наших юрт… как из-под земли выросли. Мы побежали, за нами погнались пятеро или шестеро, но потом остались только эти двое. Они начали стрелять… не понимаю, как мы уцелели…
— Если не перестреляли сразу, значит, покуражиться хотели. Не подозревали, что нарвутся на нас… А вы молодчины, что погнали сразу сюда.
— Больше некуда было… Хорошо, что ты мне сказал, где ваша стоянка.
Вадим покровительственно пригладил ее растрепавшиеся кудельки.
— Будешь знать, как меня не слушаться. Я тебя предупреждал? Предупреждал! А ты в амбицию: не хочу, не буду, комсомолец обязан…
Она запунцовела, хотела, как видно, отпарировать, но так и не подобрала возражений. Еще и Вранич отвлек.
— Грядите до меня! Имамо нечто занимальное.
Он разглядывал мертвых бандитов. Вадим подошел, вгляделся в их обветренные физии и невольно вскрикнул:
— Это же они! Те, которые напали на нас по пути из Самарканда!
Он не ошибался. Трудно было спутать эти впечатавшиеся в память рыла с какими-либо другими. Живо вылепились в воображении события той ночи, когда лежали с научником в палатке, как два батона колбасы, обмотанные веревками, а предатели-проводники переговаривались с этими вот янычарами и скалили зубы. Если б не явление Мансура, все завершилось бы очень плачевно. Вадим жалел тогда, что двух бандитов, которых он посчитал наиболее опасными, упустили. Но, как показывает житейская практика, никакое злодеяние не остается безнаказанным. Справедливость восторжествовала, злодеев настигло возмездие. Лишь одно так и не удалось установить: кто они такие и кому подчинялись? Или работали сами по себе, не будучи зависимыми ни от кого? Однако девушки утверждают, что видели возле своих юрт чуть ли не эскадрон…
— Их точно было много? — уточнил Вадим у Гули. — Или это вам со страху привиделось?
Она мигом позабыла, что он спас ее и подруг от неминуемой гибели, и задиристо отбрила:
— Сам ты… со страху! Настоящий комсомолец никогда не искажает истину. Нормы коммунистической морали обязывают нас не вводить товарищей в заблуждение, излагать правду и ничего, кроме правды.
Ишь, пигалица, еще и коммунистическую мораль приплела! Вадим, дабы избежать новой порции суконных цитат, отошел от нее, помог Павлухе обыскать трупы. Не нашлось ничего, что могло бы пролить свет на принадлежность мертвяков к той или иной разбойной группировке.
— Может, все-таки это люди Керим-бека? — повторил Вадим вопрос, который уже однажды задавал.
— Не! — замотал Павлуха патлатой башкой. — То не они! Керим бы всех подчистую извел, не стал бы нянькаться…
Сошлись на том, что на ближайшем участке пустыни орудует, помимо Керимовых рубак, еще какое-то отребье.
— Девушки нуждаются в нашей защите! — насел Вадим на помрачнелого серба. — Я настаиваю, слышите?
Иного выхода не было. Выпроваживать спортсменок в город, как он пытался это сделать раньше, представлялось теперь шагом неоправданно рискованным. Если пустыня кишит вооруженной швалью, то никуда они не дойдут, сгибнут по дороге. Сопровождать их некому.
Покуда Вранич мозговал и что-то там про себя взвешивал, Вадим принял решение за него и за весь свой маленький отрядец.
— Забирайте манатки и переносите стан сюда. — Он показал Гуле на тень, которую отбрасывала засыпанная крепость. — Расположитесь где-нибудь рядышком. Вместе веселее.
— А мы не за весельем сюда пришли, — огрызнулась она.
— Ну-ну! — съехидничал Вадим. — То-то вы так р-ржали, когда в озере бултыхались… Будто вам кино с Максом Линдером показывали.
Инструктор Перепелкина из пунцовой превратилась в помидорно-алую. Вадим во избежание распрей, которые могли полыхнуть, как сухой саксаул, применил против строптивицы ее же тактику, доказав, что не только она знает назубок основополагающие тезисы:
— Что гласит Устав Р-РКСМ? А Устав Р-РКСМ гласит: «Сила р-рабочего класса в его единстве. Только р-рука об р-руку с другими организациями мы сможем прийти к торжеству коммунизма». Так?
Сразил. Пристыженная Гуля-Гюльчатай промычала, что девочки могут застесняться, но Вадим уже не слушал ее. Не теряя времени, он в компании с Мансуром, который наверняка согласился бы отправиться даже в гости к дьяволу, наведался в девичье стойбище. Собрали и перевезли на верблюдах весь нехитрый багаж горе-хоккеисток. Не забыли и бочку, доверху наполненную свежей водой. Опреснительную установку не тронули — ее имело смысл держать поближе к водоему.
— Кызганыч куллэр аз, — изрек Мансур по-татарски (кажется). — Жалко, что озеро далеко от нас.
Но поскольку передвинуть озеро к лагерю не представлялось возможным, запасы пресной воды предполагалось пополнять единственным способом — совершая опасные марш-броски с громоздкой посудиной. И еще молить Аллаха, чтобы бандиты не уничтожили установку, остающуюся без присмотра.
Вторым рейсом перевезли компактно сложенные юрты, и на этом переезд команды «Бепул киз» под покровительство доблестных археологов завершился.
Окаймленная золотистыми локонами мордашка комсомолки Перепелкиной не выглядела счастливой. Затвердившая, что «комсомолец должен быть самостоятельным», активистка Кокандского женотдела заметно тяготилась присутствием мужчин. Не иначе, тревожилась, что они возьмут бразды правления в свои мозолистые руки, а то чего доброго начнут заново порабощать экс-ханш.
Вадим внушал ей, что в отряде подобрались сугубые прогрессисты, ненавидящие старые отжившие порядки, и даже буржуй Вранич с уважением относится к социалистическим устоям. По-честному, только во Враниче Вадим и был уверен. Как себя поведут мужлан Ладожский и молчаливый Мансур с его невнятной философией, предугадать было сложно. А Павлуха с первых же минут стал похотливо облизываться и ходить вокруг девушек, как олень в брачный период. Но при всем при том Вадим надеялся, что товарищи сумеют держать себя в рамках приличий. А не сумеют — получат по сусалам, за Гулей не заржавеет. Вон какая бойкая!
Так и присоседились Гулины воспитанницы, которых за глаза окрестили «перепелками», к экспедиционному лагерю. Юрты они поставили на некотором отдалении от крепости и мужской палатки — соблюли приличия. Хрущ-Ладожский выражал недовольство «бабьим царством», ожидая от него отвлекающей от дел сумятицы и неразберихи. Но запеленатые в паранджи чаровницы показали себя с наилучшей стороны. Начать с того, что в дела мужчин они не совались. Товарищ инструктор в целях повышения образовательного уровня затеяла было расспросы насчет того, что же там такое сокрыто, в этих допотопных развалинах, однако Вранич выстроил ответ настолько заумно, что она заскучала и больше не выражала желания возвращаться к теме.
Спортсменки подыскали себе подходящую ровную площадку, где песок вперемешку с глиной слежался и засох, и возобновили прерванные тренировки. Пылили с утра до вечера, пренебрегая жарой и добросовестно оттаптывая друг другу ноги. Вадим подумал, что если и не получится у них стать чемпионками мира, то уж как минимум они сохранят стройность и не отяготятся жиром.
Между делом он избавился от кое-каких засевших в нем предубеждений, связанных с ханскими женами. Раньше считал, что они горазды только на постельные выкрутасы, а к повседневному домашнему труду совершенно не приспособлены. Заблуждался. Ханши проявили себя искусными стряпухами: ежедневно парами дежурили по кухне, то есть готовили еду и для себя, и для своих хранителей. По обоюдному согласию, пищевые запасы были объединены, и теперь меню экспедиции разнообразилось мучными изделиями. Ввиду потери штатного повара Сивухи приобретение сразу восьми кухарок следовало признать весьма своевременным и безусловно полезным.
Общение с соседками затруднялось лишь тем, что, за исключением Гули, они практически не говорили по-русски и все время прятали лица. Помимо Вадима, никто и не догадывался, как они бесподобны!
Павлуха, изнывая от сладострастия, подкатывал то к одной, то к другой, просил приподнять чачван, но неизменно получал отказ. После достопамятной драки он брал у Вадима уроки самозащиты, и между ними установились доверительные отношения. Ни с кем другим Павлуха не решился бы поделиться своими страданиями, а Вадиму по-дружески пожалился:
— Як сговорились, тудыть их в люльку! Ну шо б им хоть на трошечку не оголиться? А то не разберу, кто есть кто!
Истинно так. Упакованные в многослойные одежи, они были обезличены во всех значениях этого слова. Кто Алия, кто Эльмира, кто Онахон, кто Юлдуз — черта лысого распознаешь. Вадим, видевший их нагишом всего раз, мало что мог подсказать Павлухе. Уверял, что все девушки как на подбор — бери любую, не прогадаешь.
— Да як же так? — противился юный ловелас. — Як же можно не глядючи? У нас в деревне и скотину так не покупают, а тут — жена.
— А ты что, жениться собрался?
— А чего ж нет? — Павлуха зарделся. — Они все хозяйственные, а коли еще и ликом пригожа попадется, то можно и замуж взять…
Вадим подивился легкомыслию ординарца и вместе с тем его дальновидности. Лагерь окружен врагами, неизвестно что будет завтра, а он — о свадьбе… Или это такой способ дистацироваться от нехороших предчувствий, которые уже одолели всех, кроме, может быть, Мансура? Со дня отъезда Сивухи минуло четверо суток. Должны были улечься бури, у Мокрого имелся вагон времени, чтобы обеспечить доставку продуктов и всего, что требовалось изыскателям. Но из кишлака так никто и не прибыл. А когда на пятые сутки к стоянке приковыляла