Керим разрыл пепелище и возликовал:
— Он целый!
Из-под сгоревшей обшивки аэроплана выпирал угол плоского ящика размером чуть больше хрустального саркофага, что теперь уже навечно сокрылся в разрушенной крепости. Отлитый из крупповской стали, укрепленный броней и запертый на замки, этот ящик пережил страшную аварию, отделавшись незначительными вмятинами.
Керим удовлетворенно тюкнул по нему концом палки.
— Жаксы! Мы выиграли!
Едва он проговорил это, как в крестец ему уперся винтовочный ствол.
— Торопыга ты, Мансур… или Керим? Все время путаю.
Лучше поздно, чем никогда. Вадим не сумел предотвратить катастрофу, зато теперь стал хозяином положения. Керим в его власти, с грозой кишлаков покончено, а сейчас перестанет существовать и главная интрига.
— За этот сейф заплачено дорогой ценой. Экипаж аэроплана, твои жены… Неужели он того стоил? Зачем он тебе?
Керим медленно повернулся. Вадим отступил на шаг, прицелился ему в переносье.
— Брось палку. Так… Р-револьвер и кинжал тоже.
Керим подчинился, отцепил ножны и кобуру с наганом, палку прислонил к остову стены. Появление Вадима удивило его, но не вывело из равновесия.
— Ты выжил? Ну, что же… Твои архангелы берегут тебя. Я всегда знал, что ты непростой одам… Ты спрашиваешь, зачем мне этот ящик? Сам по себе он мне не нужен, но то, что в нем, дороже всех бриллиантов мира.
— А яснее выражаться можешь? Я твоими иезуитскими штучками по горло сыт.
Керим хитровато смежил веки.
— Яснее? Почему нет? Вытащи ящик, открой его и посмотри, что внутри. Как гласит русская пословица: лучше один раз дусунмак, чем сто раз дуймак. Разве нет?
— Издеваешься? — Вадиму осточертели ужимки разжалованного инфанта, руки так и чесались пристрелить его, но разговор еще не был окончен. — Сам достанешь и сам откроешь. Я тебе не слуга.
— Э, нет… — Керим качнул головой, и лысина заблестела на солнце. — Посмотри назад, и ты поймешь, почему командовать здесь буду я, а ты будешь исполнять мои приказания.
— Еще чего! Нашел простофилю. Я отвернусь, а ты меня кирпичом?..
— Да нет же. Мне не надо ничего делать, за меня все сделала моя женщина.
Вадим недоверчиво полуобернулся через плечо.
Позади него Перепелкина по-приятельски приобнимала за талию Аннеке, приставив к ее виску револьвер.
Вот невезуха! Занятый обработкой Керима, он и не заметил, как все это произошло. А теперь поздно, поезд ушел. И банкует здесь безволосый кривляка, у которого всегда припрятан туз в рукаве.
— Как тебе удалось подменить Алию? — мурчал далее Керим. — Эту девушку я вижу в первый раз, но она мне нравится. Жаль будет срывать этот прекрасный цветок, тем более что мне надо восстанавливать гарем…
— Убей его, — попросила Аннеке так буднично, словно хотела, чтобы Вадим сорвал для нее яблоко с ветки. — А про меня не думать.
Дурашка! Он бы ни за что не променял ее жизнь на жизнь этого мозгоклюя. Как говорил один из героев новомодного романа, еще не опубликованного, но уже разошедшегося в машинописных копиях по всей стране, «Торг здесь неуместен».
Вадим, не дожидаясь унизительных приказаний, отшвырнул винтовку и вывернул карманы, показал, что безоружен.
— Ай маладца! — похвалил Керим, корча из себя недотепу-чайханщика. — За работу?
Этот клоун снова был на коне и мог изгаляться, сколько угодно.
Пожарище постепенно погасло, остывали исковерканные шматы железа и раздробленные камни. Вадим тронул торчавший из золы угол сейфа. Горячо, но вытерпеть можно. Он потянул окованную бронированными листами коробищу на себя. Где там! Она как будто припаялась к руинам, не сдвинулась ни на микрон.
— Мне одному не вытащить. Тут бы и биндюжник не справился.
— Вай! Какой слабый! — пожурил его Керим. — Мало чебуреков ел?
Дать ему в репу, чтобы не щерился? Вадим окинул взглядом Перепелкину и Аннеке, застывших, как скульптурная композиция, и опустил сжавшиеся кулаки.
— Берись за скобу, — повелел Керим. — Вытащим вдвоем.
Для удобной переноски в боковины ящика были вделаны толстые скобы. Вадим взялся за правую, Керим за левую. Поднатужились, и казавшаяся непосильной громада поддалась.
— Тянем-потянем! — нараспев проговорил фиглярствующий басмач. — И-и… ухнем!
Ну откуда, откуда в этом паяце столько силищи? Вадиму даже завидно стало. А сейф, вывороченный из прогоревшего фюзеляжа, сполз по песчаной круче и подкатился к ногам Перепелкиной. Она отодвинулась, потянула за собой Аннеке.
Керим встал на колено, повозился с запорами. На закопченной поверхности ящика не обнаружилось ни замочных скважин, ни окошечек с цифрами, чтобы ввести код. Четыре защелки — вот и все. И то сказать — не кремлевские же архивы привезли!
— Я лишнего не требую, — приговаривал Керим, клацая защелками. — Пусть Советы вернут то, что у меня отобрали.
— И что же они у тебя отобрали?
— Семью. Что сталось с моим отцом, братьями, дядьями? Саид Абдулла правил могущественным Хорезмом, но семь лет назад большевики вынудили его отречься от власти. Два года он провел в лагерях вместе с девятью родственниками, а потом их сослали на вечное поселение в Кривой Рог. Запретили видеться с оставшейся родней… В нашем клане было около сотни человек, их отправили в Хиву, где они живут в нищете. Если бы я не снабжал их деньгами через подставных лиц, они бы умерли от голода.
— По-моему, ты преувеличиваешь, — осмелился высказаться Вадим.
На что Керим не замедлил возразить:
— Не тебе судить. Я принял обет вызволить мою семью из ссылки и из нужды, и я это сделаю.
— Каким же способом?
Керим подцепил пальцами тяжеленную крышку и поднял ее.
— Вот он, мой способ!
В ящике, на шелковой подушечке и атласном матрасе, возлежал тот, кого в Советском Союзе знали все, от мала до велика. Ладно скроенный темный френч, галстук в горошек, подстриженная бородка, усы, сократовский лоб…
— Я умный, да? — гоготнул Керим, наслаждаясь эффектом. — Спросишь, как он сюда попал, когда ему положено лежать в Мавзолее? Э-э, дорогой… У больших людей с Востока везде есть добрые друзья. Вот и у меня в Москве нашлись.
— Они выкрали его из Мавзолея?!
— Не совсем. По распоряжению Совнаркома его перенесли в лабораторию, чтобы к десятилетию Октября он выглядел, по выражению русских, как огурчик. Подкрасить, подштопать, шурум-бурум… ты понимаешь. Этим занимались двое ученых, а сторожил лабораторию мальчишка. Мои добрые друзья совершили экспроприацию и в ту же ночь запаковали тело в этот ящик, который утром перевезли с завода на аэродром и отправили в Самарканд. В Москве объявили тревогу, но никто не додумался проверить груз, предназначенный для научной экспедиции в Азии. На нем, спасибо тебе и твоему начальству, стоял гриф Специального отдела ОГПУ — кто бы посмел досматривать такую посылку? Другими словами, ящик и того, кто в нем, благополучно вывезли и доставили по назначению. Разве плохо придумано?
Как замысловато переплелись нити! Постояльца самого главного в стране Мавзолея перенаправили в край, где подобные сооружения строились издревле и не считались редкостью. А под властью Тимура, что лежит в Гур-Эмире, тоже находилась великая и обширная империя. И кто из двух правителей был могущественнее — вопрос-шарада для историков. Хотя справедливо ли сопоставлять деятелей, разделенных пропастью в полтысячи лет? Как сказал бы университетский преподаватель Вадима — старый правовед, собаку съевший на юридической казуистике, — «Некорректный базис подводите, сударь мой. Отправные точки должны быть равнозначными, а у вас сплошная софистика…»
Не до мудрований сейчас! Вадим прервал поток бесплодных мыслей, вгляделся в канонический лик крутолобого. Коммунистический мессия, нетленный богоборец… Противоречие на противоречии, но нынешняя реальность вся соткана из несоответствий. Пора привыкнуть.
В хоромине на Красной площади Вадим бывал раза три, фотографическая память запечатлела забальзамированного вождя народов подробнейше, капля в каплю. Но теперь обстоятельства изменились, отсутствовала торжественность траурного зала, приглушенная подсветка, скорбное безмолвие людских масс, текших перед застекленным гробом… И вне стен некрополя, под палящим азиатским солнцем, впечатление складывалось совсем иное. Вадим смотрел на втиснутого в узкое вместилище человека, узнавал и не узнавал его.
А Керим, никем не перебиваемый, вил и вил бечеву повествования, столь причудливого, что обзавидовался бы любой сочинитель детективов:
— Ты спросишь меня, ради чего я это проделал? Ради какой цели не пожалел вернейших слуг, поставил на карту собственную жизнь?.. Ты наивно полагал, что я собираюсь продать мою добычу иностранным коллекционерам? О, не сомневаюсь, что они заплатили бы за нее миллионы долларов и фунтов! Но, как я уже сказал тебе, я богат и не нуждаюсь в деньгах. Все, чего я добиваюсь, — чтобы моя семья в полном составе вернулась из ссылки и получила разрешение уехать туда, где ей не грозили бы никакие милиционеры и чекисты.
— Как ты себе это представляешь?
Ответ направшивался сам собой, но Вадим не прекращал допытываться, рассчитывал потянуть время и что-нибудь придумать для спасения Аннеке.
Вывести из строя раненного Керима — проще простого. Садануть костяшками пальцев в верхние дыхательные пути, и ханский отпрыск начнет по-рыбьи хватать воздух ртом. Перед глазами у него потемнеет, и с ним можно будет делать все, что заблагорассудится.
Но Перепелкина! До нее в секунду не дотянешься, а этой секунды ей с лихвой достанет, чтобы застрелить Аннеке. Вон как побелела от натуги ручонка, сжимающая наган…
— Как представляю? — прожурчал Керим. — Я намеревался найти гонца в каком-нибудь из кишлаков или довериться почте, но Всемогущий даровал мне тебя, дабы облегчить осуществление моих планов. Я составлю письмо в Совет Народных Комиссаров, а ты доставишь его в Москву и передашь Менжинскому. Постарайся быть убедительным. Твоя женщина останется у нас, поэтому ты не посмеешь схитрить…