ование, и попросили оказать тебе помощь. Он говорит, что очень странно, что Осима погиб сразу после встречи с нами… И ещё он сказал, что если мы хотим рассчитывать на его помощь, то должны доверять ему и рассказать обо всем, что знаем, – закончив перевод, Мэри вопросительно посмотрела на Олега.
Умелов, взвесив в уме все «за» и «против», решил рассказать коллеге всю предысторию, хотя нет, конечно, не всю. А только те эпизоды, где не было упоминания о золоте. Ведь об этой находке на острове он не сказал даже Марии.
Всю обратную дорогу Лысый пытался раскрутить Хрома немедленно посмотреть, что за документы лежали в бумажной папке, которую они получили от Таканиси-сана. Но Хром был непререкаем.
Даже, поднявшись на этаж, он не пригласил Лысого и Прыща в свой номер.
Закрывшись на специальную задвижку, Хром прошел за большой стол и, включив лампу, распечатал пакет.
Предчувствия, зародившиеся в нём в тот самый момент, когда переводчик отдал ему пакет с информацией о человеке, которого они должны были «прессануть», его не обманули.
Прочитав фамилию и имя соотечественника, а так же наименование и адрес отеля, где тот остановился, Хром вынул фото, лежавшее в пакете. Он сразу узнал его. С фотографии, которая была сделана, видимо, совсем недавно, на него смотрел его бывший сослуживец, человек, ставший ему почти братом, сержант Умелов. Он стоял в окружении нескольких человек, скорее всего на палубе какого-то судна. Внимательно всмотревшись в лица остальных, Хром вдруг понял, что его привлекло вчера на улице Танукикодзи, когда он с «братанами» прогуливался по Саппоро. Парочка влюблённых, на которую он обратил внимание, были Умелов и симпатичная незнакомка, стоящая рядом с ним на фото.
«Вот, что значит судьба… Да уж, не думал, что вот так своего корифана встречу, с которым полгода одну пайку делили», – с некоторой грустью подумал Хром.
Мысли сразу же унесли его на десять лет назад, когда он зеленым салагой, вместе с таким же зеленым курсантом Умеловым впервые переступал порог учебной части под Владивостоком. Почему-то вдруг вспомнился КПП, где долгими ночными часами они с Умеловым, дежуря у ворот части, рассуждали, какая прекрасная жизнь их ждет после дембеля.
Вдруг нестерпимо захотелось туда, где все было по-другому. Они все были молоды, честны друг перед другом, и жизнь делилась только на то, что было с нашей стороны и то, что было за бугром. Комок подкатил к горлу, отчего нестерпимо защипало в глазах.
Впервые за долгие годы, он вспомнил, что он не приморский авторитет Хром, а Сергей Хромов – бывший сержант пограничных войск.
Неимоверным трудом он подавил накатывающуюся слезу и, резко встав, подошел к мини-бару. Откупорив бутылку виски, он одним залпом осушил почти половину. Даже не закусив, он сел за пристенный стол рядом с зеркалом и, уставившись в свое отражение, стал искать черты того, прежнего Серёги Хромова.
Лысый, сев на кровать, откупорил бутылку японского пива «Саппоро». Со злостью развязав темный галстук, он бросил его на палас.
– В натуре, я бы сейчас целую обойму высадил, чтобы расслабиться.
Прыщ, посмотрев на него, решил не поддерживать этот безпонтовый базар. Разувшись и аккуратно повесив на плечики костюм, он взял полотенце и собрался пойти в ванную.
– Слышь, братан. А чё, ты всю дорогу молчал? Или ты только барыг можешь грузить? – эта фраза явно была рассчитана на обострение.
Прыщ сразу бросил полотенце и, поигрывая бицепсами, подошел к обидчику.
– Я что-то не понял. Ты чё мне предъяву лепишь?
Лысый только и ждал этого, он резко встал и, сбросив пиджак, остался в одной белой рубашке.
– Ну, так что ты молчал на «базаре»? Язык в ж…у засунул, да?
Вместо ответа он получил чувствительный удар под дых. Скрючившись, Лысый присел у кровати.
Прыщ нагнулся и, взяв его за чуб, прошипел прямо в лицо:
– Тебя не спросил, урода, – и с силой толкнул его на кровать. Лысый, вроде бы обмякнув, вдруг резко ударил нападавшего снизу в пах, от чего Прыщ, громко охнув, согнулся пополам.
Медленно поднявшись, Лысый встал в боевую стойку. Прыщ тоже попытался разогнуться, хотя боль в мошонке только усиливалась.
– Как я люблю таких «бычар» гондошить, – Лысый злобно оскалился, готовясь нанести очередной удар. Но вместо этого рухнул, как подкошенный.
Это Хром, вошедший в их номер, резко ударил того по шее сзади.
Прыщ сразу поднял две руки вверх.
– Это не я начал.
Хром зло посмотрел на обоих.
– Вы что, бакланы лапшевые, на рога полезли? Или вы забыли где находитесь? Что, побакланить приспичило?
Прыщ даже присел. Толи от этого наезда Хрома, толи от удара, который ему минуту назад нанес Лысый.
А Хром и не думал останавливаться.
– Во Владик приедем, вы у меня там мочить канканы будете. Вы что, бычары, на банк попасть хотите?
Лысый тяжело поднялся, потирая шею.
– Ладно, Хром. Мы же так, чисто по-свойски.
Немного остыв, авторитет дал четкие указания:
– Из номера не высовываться. Ждать меня. Я прокачусь побазарю с этим терпилой.[12] Буду через пару часов.
– Может, мы с тобой сгоняем? – Лысый уже полностью пришел в себя.
– Я сказал сидеть здесь! Значит, будете сидеть и ждать, – Хром был категоричен.
Развернувшись, он вышел из комнаты.
Лысый, потирая ушибленную шею, присел на кровать.
– Слышь, Прыщ. А чё он такой весь дерганый?
Тот, поднявшись с корточек, ответил:
– Да хрен его знает. Может он злой потому, что ты у него «герасима» в унитаз спустил?
– Да нет… Он здесь, на Хоккайдо, может хоть наркотик, хоть оружие в пять секунд достать. Только позвонит кое-кому, и ему сразу же все привезут.
– Тогда чё он такой нервный?
– Не знаю. Может в той папке что-нибудь его зацепило. Мы же не знаем, какие документы ему этот узкоглазый передал.
– Ладно. Может по соточке? – Прыщ, уже забыв об инциденте, предложил Лысому выпить.
– Давай, насыпай, – тот добродушно согласился.
Японский журналист из влиятельнейшей газеты «Асахи симбун», Татцуо Нагаи был очень рад информации, которая на него так неожиданно свалилась.
Еще сегодня утром, он, увидев небольшую заметку в новостной ленте о гибели в Саппоро известного вулканолога, хотел немедленно заняться этим расследованием, и теперь удача сама пришла прямо в руки. Мало того, что он получил очень ценную информацию о последних часах, которые провел Кудо Осима перед гибелью, так еще и сведения о Курильском острове были настоящей сенсацией. Конечно, этот русский журналист, скорее всего, знает больше, чем он рассказал Нагаи. Но, и того, что он уже узнал, тоже было много.
То, что на Курильских островах до сорок пятого года располагались японские войска, Татцуо Нагаи знал и раньше (кто же в Японии не знает о северных территориях), но что бы кто-то говорил о ценностях, оставленных на острове… Он в первый раз слышал такую версию. Хотя, все может быть…
Японец, решив получить дополнительные детали, стал чаще обращаться с вопросами.
Мария сильно устала, разговаривая на два фронта. Она никогда не работала профессиональной переводчицей, поэтому постоянное внимание сразу к двум людям ее заметно выматывало.
Олег, почувствовав это, попросил Татцуо Нагаи, немного прерваться. Он вышел с Мэри в вестибюль, где была дамская комната и, проводив ее до дверей, вернулся в зал.
Японский журналист уже с кем-то оживленно разговаривал по телефону. Не став ему мешать, Умелов встал поодаль, дожидаясь Марию.
Она не заставила себя долго ждать.
– Господин Нагаи, извините, что оставили вас в одиночестве. Господин Умелов спрашивает: «Есть ли у вас ещё какие-нибудь вопросы?»
Японец закивал головой. Мария, выслушав его, сразу перевела Олегу:
– Он говорит, что слишком много информации, но слишком мало фактов. Он спрашивает: «Может быть, у господина Умелова есть своя версия?»
– Да у меня есть версия. Но прежде спроси у него, может ему известно о золоте, или каких-либо ценностях, исчезнувших из Японии во время войны, – Олег сразу решил вывалить эту «бомбу».
Лицо японца вытянулось, когда он понял, что имел в виду Умелов. Закачав отрицательно головой, он стал оживленно объяснять Марии свои мысли.
– Он говорит, что это твой блеф. В Японии все тайны Второй мировой войны уже раскрыты и известны. Он никогда не слышал о том, чтобы здесь, в Японии, исчезало какое-то золото. Он говорит, что даже сокровища Ямаситы, это скорее миф, чем реальность.
Умелов напрягся, интуитивно почувствовав в этой информации тонкую нить.
– Спроси его, кто такой Ямасита?
То, что услышал Умелов от японского журналиста, его немного разочаровало.
Человек, о котором шла речь – генерал, участвовавший в военных действиях в юго-восточной Азии. «Тигр Малайи» – такое прозвище дали ему в Японии. Он руководил обороной Филиппин, в столице которых, Маниле, как утверждается, были сосредоточены большие ценности, якобы экспроприированные в юго-восточных странах. Но здесь, в Японии, по словам Нагаи, к этим сведениям относятся скептически. Никто после войны не смог предъявить миру это золото или хотя бы часть тех ценностей.
Олег не стал больше спрашивать Татцуо Нагаи о золоте. Он решил использовать японца в получении той информации, которую он вряд ли смог бы добыть самостоятельно.
Еще перед отлетом в Японию, с Умеловым встретился Мальцев, который передал ему от руководителя пограничной контрразведки генерала Воронцова интересную информацию. В восемьдесят пятом году, когда тот руководил всей операцией на Онекотане по линии Особого отдела Пограничных войск, ему подготовили служебную записку из Первого Главного управления КГБ, о том, что японская шхуна выброшенная на мель в бухте Блакистон на Онекотане, принадлежала маленькой рыболовецкой компании, базировавшейся на Хоккайдо, за которой стоял некий американец Фил Боттон,