Мы обнаружили, что огромная глыба, сорвавшаяся с места и застывшая прямо над деревней, отвела от нас разрушительные потоки воды, защитив нас подобно Говардхан-парвату[42], который бог Кришна поднял на своем мизинце, чтобы спасти свой народ от проливного дождя.
Как только местные жители осознали, какое чудо нас спасло, их вчерашняя позиция полностью изменилась. Они приносили подношения и относились ко мне как к воплощению девты – священного духа.
Я чувствовал себя важным, но хорошо понимал, что мою деревню и меня спасло предсказание святого человека, иначе многих из нас могло бы смыть внезапным наводнением. Очевидно, этот человек обладал необычными способностями, которые помогали ему видеть будущее. Мне пришло в голову, что если я присоединюсь к группе, то смогу научиться делать то же самое. Если я смогу давать точные прогнозы и помогать спасать жизни, каким богатым и знаменитым я тогда стану!
На следующий день я помчался через опустошенную местность к тому месту, где встретил тех странных людей. Всю дорогу я опасался, что они, наверное, погибли во время ливня, оставшись без крыши над головой. Я нашел их всех невредимыми и невозмутимыми. Они укрылись в пещере, сводом которой служил выступ скалы.
Я мгновенно пал ниц перед пожилым садху.
– Вы великий, святой человек. Пожалуйста, прошу вас, гуру джи, сделайте меня своим шишьей, своим учеником.
– Уходи, парень. Ты слишком слаб, чтобы присоединиться к нам. – Баба добродушно улыбнулся.
– Да, баба джи прав. Ты лучше всего подходишь на роль пастуха, – с усмешкой заявил один из них.
– Тебе нужна строгая и упорная практика, мой мальчик. Тапасья[43]. Садхана. Это не детская забава, – добавил баба джи, и остальные кивнули. – Наш образ жизни тяжелый, изнурительный. Ты не похож на человека, который сможет его вынести. – Он пристально посмотрел мне в глаза, словно оценивая мою преданность.
– Почему вы так говорите? Я самый стойкий и бесстрашный парень в своей деревне. Спросите моих односельчан, если мне не верите.
– Даже самым бесстрашным нелегко овладеть тантрической видьей[44].
– Я научусь ей. Я знаю, что смогу. В школе я учился лучше всех, – настаивал я.
– Хм-м-м… – Садху с минуту наблюдал за мной прищуренными глазами. В них виднелся блеск.
Один садху заметил:
– Он еще ребенок. Он не знает наших методов.
Баба джи раздраженно взглянул на него и упрекнул:
– Не вмешивайся в это, Ом.
Тогда я должен был уловить скрытый смысл их слов. Но я по глупости настаивал:
– Я не ребенок. Мне двадцать один год.
– Ты лжешь. На вид тебе не больше пятнадцати. У тебя даже бороды нет, – заявил Ом.
– Я не лгу. – Я сжал руки в кулаки. Этот человек выводил меня из себя. Кто он такой, чтобы отговаривать меня, когда его лидер был не прочь?
– Хорошо. – Баба джи усмехнулся и поднял руку, жестом приказывая нам замолчать. – Завтра мы покидаем это место. Тщательно все обдумай, и если ты по-прежнему захочешь присоединиться к нам, тогда встретимся у подножия этого холма на рассвете.
Я усердно закивал.
– Но предупреждаю тебя, что, как только ты присоединишься к нам, обратной дороги не будет. Тебе придется полностью разорвать связи со своими родителями и родственниками. Навсегда. Ты больше никогда их не увидишь. Ты готов пойти на это?
Этот человек околдовал меня, совсем как фокусник, и взял мой мозг под свой контроль. Мой разум был поглощен одной-единственной мыслью. Именно о такой жизни я и мечтал. Встреча оказалась не случайной. Она произошла по воле небес. Я не должен упускать такую возможность. Быть может, когда-нибудь, много лет спустя, я вернусь в свою деревню, наделенный магической силой, и смогу избавить мой народ от бед и страданий.
– Спасибо вам, спасибо.
Мой мальчишеский энтузиазм вызвал улыбки на всех лицах, кроме лица Ома. Он удрученно хмурился.
– Беги обратно в свою деревню. У тебя осталось не так уж много времени, чтобы побыть со своей семьей.
Юный и импульсивный, я принял решение. В ту роковую сентябрьскую ночь 1952 года я тайком выскользнул из своего дома под покровом темноты. Поплотнее закутавшись в свою поношенную шерстяную куртку, сжимая в руках маленькую сумку с самым необходимым, дрожа от волнения и холода, я спустился с холма, чтобы присоединиться к людям, которых едва знал. В своем стремлении обрести сверхчеловеческие способности я даже ни разу не подумал о своих стареющих родителях, которые нуждались во мне – их единственном ребенке.
Холмы все еще были мокрыми и скользкими после проливного дождя. Большинство узких пешеходных дорожек, соединявших деревню с остальным миром, оказались размыты. Убывающая луна заливала холмы своим тусклым серебристым светом. Если бы небо затянулось облаками, добраться до места назначения целым и невредимым не представлялось бы возможным. Скользя по склону, я прокладывал себе путь. Он оказался непрост даже для такого человека, как я, который всю свою жизнь бегал вверх и вниз по этим холмам. Когда я добрался до подножия, меня постигло разочарование: вокруг не было ни души. Неужели садху меня обманули?
Темнота сгущалась. Я сидел, прислонившись спиной к скалистому склону, и ждал. Увядающие осенние листья шелестели на легком ветерке, нарушая напряженную предрассветную тишину. Вокруг безостановочно стрекотал пронзительный хор цикад. Птицы еще не начали щебетать. В отсутствие часов, поскольку мы не могли их себе позволить, природа была нашим единственным источником информации о времени. Возможно, пребывая в состоянии эйфории, я спустился слишком рано. После нескольких часов ожидания из-за последнего горного хребта по небу начал разливаться бледный свет, проснулись птицы. Вскоре из-за высокой горной вершины поднялось величественное солнце. Мое беспокойство начало нарастать. Садху по-прежнему нигде не было. Крайне разочарованный, я уже собрался вернуться домой, когда услышал какие-то отдаленные голоса. Я выбежал из-за поворота, чтобы проверить. И действительно, садху осторожно спускались с холма. Мое сердце затрепетало от волнения. Подойдя ко мне, баба джи погладил меня по голове… и, как и во сне, я последовал за ним, будто щенок.
Несколько дней мы шли по горам, по труднопроходимой местности, избегая дорог и многолюдных поселков. С наступлением темноты мы засыпали под небесным нимбом, усыпанным ослепительными звездами. В горах начал ощущаться холод, особенно по ночам, и я дрожал под единственным рваным шерстяным одеялом, которое прихватил со своими скудными пожитками. Садху носили минимум одежды, спали без покрывала, и все же им никогда не было холодно. По ночам они курили чиллумы, заправляя их ингредиентами, о которых я понятия не имел. До сих пор я видел, как мужчины в моей деревне курили только биди[45]. Мой отец этого не делал. Он посоветовал мне держаться подальше от пагубных привычек. До сих пор мне это удавалось.
На четвертую ночь, заметив, что я дрожу под одеялом, Ом, садху, который был самым добрым и внимательным по отношению ко мне, вопреки моему первому впечатлению о нем, предложил мне затянуться из своего чиллума.
– Не отказывайся, Никку. Считай это своим первым уроком. Без этого ты не сможешь выполнять шаги нашей садханы.
Это послужило для меня хорошим стимулом немедленно взять чиллум и сделать глубокую затяжку. Ом хихикнул, наблюдая, как я страдаю от сильного приступа кашля. Но я был полон решимости доказать свою выдержку. Я успел сделать еще несколько затяжек, прежде чем Ом выхватил у меня свой чиллум.
– Для первого раза достаточно. Завтра нам нужно идти пешком весь день, и никто не будет нести лишнюю ношу в виде твоего обмякшего тела.
В ту ночь мне не было холодно. Я чувствовал себя счастливым и освобожденным, порхая в небесах, как птица, вырвавшаяся из клетки на свободу после долгого заточения. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким беззаботным и радостным.
Я потерял счет дням и ночам, с тех пор как подсел на курение чиллума. Весь день я ходил как зомби, предвкушая нашу ночную вечеринку. Когда нам попадалась какая-нибудь деревня, мы останавливались, чтобы попросить у фермеров риса и свежих овощей. Они нам помогали. Они уважали садху, которые отреклись от мира, чтобы искать Бога. Они даже предлагали нам чай и закуски.
На ночь мы разбивали лагерь там, где находили ровную площадку, разводили костер из собранных в окрестностях дров и готовили рисовую кашу с овощами. В течение дня у нас было всего несколько кусочков жареного мяса, которые мы носили с собой в сумках. Этой еды не хватало.
– Все наладится, как только мы доберемся до места назначения, – утешал меня Ом.
Мы собирали листья, цветы, семена или смолу некоторых растений, в изобилии растущих на склонах холмов. Когда мы останавливались на ночлег, то раскладывали их для просушки, повторяя эту процедуру много раз. После высыхания смесь помещали в чиллумы для курения. Каждый из нас собрал по полному мешку этого опьяняющего средства, которого нам должно было хватить на несколько месяцев. Ом познакомил меня с их названиями: бханг, ганджа, чарас, опиум, гашиш и так далее. Я понял, что именно по этой причине наша группа отправилась в горы.
Сеансы курения являлись отличной передышкой: они подавляли мои эмоции и голод. Всем раздавали по горсти чиллумов, после чего начинались смех и разговоры о духовности, богах и богинях, в которых я принимал молчаливое участие. Ночью я в конце концов практически падал замертво, забыв о невзгодах нищенской кочевой жизни. Когда я не был опьянен, мне не хватало любви и тепла моего дома. Я беспокоился, что моих родителей, должно быть, шокировало мое внезапное исчезновение. Наверное, они уже считали меня мертвым – убитым и съеденным пантерой. Но когда я курил, чувство вины за то, что я предал своих стареющих родителей, размывалось, как почва во время отступающего паводка. Мало-помалу я оцепенел, почти не думал о жизни, оставшейся позади, отстранился от всего, что мне когда-то было дорого.