— Да вы чего, господин Артакс, с луны свалились? Род Выксбергов привилегию имеет от первых герцогов — бароны во всех гостиницах Силингии целые сутки могут ни за что не платить. Барон у меня сутки гостит, потом в другую гостиницу едет, в третью. Полгода в имении живет, полгода в гостиницах.
Я слышал о разных привилегиях, на которые не скупятся правящие особы, если они им ни крейцера не стоят, — право на голубятню, на почту, право не снимать шляпу перед королем и даже сидеть в присутствии монарха! Но право жить целые сутки в гостинице, есть-пить и не платить — на такое способен лишь человек с фантазией. У меня даже злость немного ушла.
— А счет потом герцог оплачивает? — поинтересовался я, но, увидев в глазах хозяина вселенскую тоску, понял. Впрочем, это не мои заботы. — Ты с баронами-графами сам разбирайся, а деньги верни. Пугать не буду, но если ты не вернешь… Н-ну, дружище, тогда уж не обижайся. Если перебью тебе руки и ноги, барон не спасет.
Поднявшись наверх, подошел к своей комнате. Думал, придется высаживать дверь, но она оказалась не заперта. Ну правильно, от кого прятаться благородному барону?
На полу валялась одежда, нижнее мужское белье не первой и даже не второй свежести, вперемежку с пустыми бутылками. Мерзко пахло разлитым вином и перегаром.
Лота мирно спала под волосатой мышкой у субъекта неопределенного возраста и крепкого телосложения.
Я зачем-то посчитал пустые бутылки — полдюжины. У дубового шкафа выворочена дверца. М-да, неплохо погуляли…
Подойдя ближе, пнул кровать так, что она загудела. Барон и ухом не повел, но Лота приподнялась, не замечая, что съехавшее одеяло обнажило грудь. Кажется, не протрезвела.
— О, Артакс! — икнула девка. — Артакс, ты представляешь — я сплю вчера, а на меня кто-то лезет. Я думала — это ты, а это не ты.
— Убирайся, — хмуро сказал я.
— А чё я такого сделала-то? — вытаращилась девка. — Я думала, это ты, а когда поняла, что не ты, уже поздно было.
— Убирайся, — повторил я.
— Ты чего, Артакс? — пьяно захохотала Лота. — Приревновал, что ли? Так не переживай, я сейчас и тебе дам. Ну, иди ко мне…
Первым моим желанием было ухватить Лоту за волосы и выкинуть из номера, но сдержался. Мысленно посчитав до пяти, вскинул левую руку и ударил кистенем по шкафу, корежа уцелевшую дверцу, а потом, уже с большей силой, врезал по боковой перекладине кровати. Барон зашевелился, перекладина устояла, а я ударил по ней второй раз, третий. Жаль было портить хорошую мебель, но четвертого удара кровать не вынесла и, развалившись, уронила своих постояльцев на пол.
Мгновенно протрезвевшая Лота, не одеваясь, отползла в угол, а потом юркнула под стол. Выксберг, нужно отдать ему должное, вскочил, выхватил меч и даже пытался атаковать. Беда лишь, что ночные возлияния действуют на боевые качества не лучшим образом и клинок барона, столкнувшись с кистенем, жалобно звякнув, отлетел в тот же угол, где только что была девушка.
— Какого черта?! — вскричал барон, хоть и оставшийся без оружия, но продолжающий хорохориться. — Кто вы такой?
— Прежний постоялец этого номера, — скромно отозвался я. — Пришел спросить, по какому праву вы заняли мой номер и выкинули мои вещи? Про женщину, — кивнул я на стол, где притаилась Лота, — я ничего не спрашиваю. Она человек свободный, сама решает, с кем ей спать.
— Так ты, стало быть, прежний постоялец? — скривился барон. — Артакс, именующий себя наемником?
Барон попытался принять грозный вид, но без штанов это получилось неважно.
— Можете взять простыню, — разрешил я.
Дождавшись, пока Выксберг примет вид римского патриция, повторил:
— Так по какому праву?
— По праву благородных баронов Выксбергов! — гордо отозвался барон. — И быдло вроде тебя должно знать свое место!
— Миленько, — хмыкнул я. — Значит, сейчас вы тоже пойдете искать свое место. А для начала соберете мои вещи. — Помахивая кистенем, добавил. — Я даже согласен на простое извинение, а вещи пусть соберут ваши слуги.
— Ты, быдло, — упорствовал Выксберг. — Да я…
— Что ж, вы приняли решение, — вздохнул я. — Сами спуститесь или помочь?
— Люди! — заорал барон. — Ко мне, на помощь!
— Значит, следует немного помочь, — заключил я. — Вы как предпочтете, чтобы я спустил вас с лестницы или выкинул в окно?
Лота что-то пропищала, а я слегка пристукнул кистенем по столешнице, и девушка притихла. Услышав шум в коридоре, прикрыл дверь и запер ее на щеколду.
— Сейчас мои люди выломают дверь и порежут тебя на части! — пообещал барон, прислушиваясь, как в дверь долбят чем-то тяжелым. — Встань на колени, и отделаешься поркой.
— Значит, в окно, — решил я. — Позвольте, господин барон, я вам помогу.
Барон и сам не хотел лезть в окно, и не желал принимать мою помощь. Упирался, растопыривал руки, пытался ударить и даже укусил за палец. И окно не хотело принимать в себя тело аристократа — бутылочные донышки, скрепленные раствором, сопротивлялись благородной голове, но в конце концов я победил и окно, и барона!
Проследив за падением тела, повернулся на шум. Дверь в номере крепкая, засов надежный, но вот косяк вызывал опасения. Вынесут ведь дверь с косяками! А я в гостинице прожил больше месяца и успел привязаться к этому номеру. Разбитый шкаф, сломанная кровать, а если еще косяки — жаль! Обнажив меч, вздохнул — правшу не переделать! — меняя руки, в левую ухватил рукоять меча, а кистень — в правую. Останься кистень в левой — мог бы кого-то убить. Глупость и чванство заслуживают наказания, но не смерти, тем более ни в чем не повинных людей.
Их должно ворваться человек шесть — столько я насчитал лошадей в конюшне. Минус барон, остается пять. Но, может, кто-то из слуг Выксберга решится пойти на выручку хозяина. Берем самый худший вариант — противников будет девять. Девять — это много, но если будет десять — совсем плохо. Если десять — придется их убивать…
Спасая от разгрома остатки комнаты, махнул кистенем, выбивая запор из пазов. Дверь распахнулась, стукнувшись о стену, и в проем вломилось пятеро, размахивающих мечами, при этом отчаянно мешая друг другу, а значит, помогая мне. Когда-то мои наставники говорили, что искусство боя одного против нескольких состоит не в том, чтобы драться со всеми сразу, а в другом. Даже самый опытный воин не в состоянии справиться с тремя-четырьмя противниками, если будет сражаться со всеми сразу. Искусство состоит в том, чтобы навязать бой на твоих условиях.
Сейчас я реализовывал наставления учителей — отбивал клинок у того, кто вырывался вперед остальных, а потом либо бил его кистенем в локоть или колено или эфесом в лоб. Через три-четыре минуты можно было добивать раненых и собирать трофеи для будущей коллекции. Но, как уже было сказано выше, убивать я никого не хотел, потому позволил поверженным противникам уйти. Те, кто ходить не смог, уползли. А трофеи… Нет, они того не стоили — старые мечи, названные оружием лишь по недоразумению. Я их и в руки не стал брать — и так видно, что их делали из сырого железа, а кузнец привык ковать серпы и подковы. Может, у барона получше? Я посмотрел в угол, куда улетел меч, но увидел там Лоту. Девушка вылезла из-под стола, пытаясь натянуть платье, но руки ее не слушались.
— Рубаху забыла, — кивнул я на смятую постель, где из-под подушки торчала нижняя сорочка Лоты.
— Какую рубаху? — не поняла Лота, смотревшая на меня со страхом и, как ни странно, с каким-то восхищением. — А, рубаху… Так черт с ней, с рубахой! Ты что наделал-то?
— Выкинул в окно наглеца, — пожал я плечами. — Подай-ка мне его железяку и ножны заодно.
— Артакс, ты чего, обиделся, что ли? — удивленно воззрилась на меня Лота, с трудом поднимая клинок.
— За труды, — обменял я оружие на пфенниг.
Девка не стала привередничать, монету взяла, но стояла и смотрела на меня, словно чего-то ждала.
Я взял меч барона, осмотрел. Вот этот клинок похож на коллекционный. По крайней мере — из стали. Но руки бы оторвать владельцу за уход — ржавчина, щербины. Эфес из слоновой кости, почерневший от грязи. Но дело небезнадежно — если наточить и отшлифовать клинок, разобрать эфес и помыть его теплой водой с щелочью, обмотать кожаным шнуром, то меч Выксберга может положить начало коллекции.
— Артакс, так ты чего? — отвлекла меня Лота.
— Я уже все сказал, — бросил я.
— Что — все? — не поняла девка.
— Я сказал — пошла вон, — повторил я.
У меня не было к ней никаких претензий. Ну какие могут быть претензии к шлюхе? Только я ее больше не хотел видеть.
Сунув клинок в обветшалые ножны (выкину и новые закажу!), я пошел вниз.
В общем зале опохмелялись и зализывали раны мои недавние противники. Серьезных увечий я никому не нанес, а ушибы пройдут. Увидев меня, зарычали, но подойти ближе не рискнули.
Барон Выксберг оказался жив-здоров и даже стоял на ногах. Около него суетились люди в засаленных ливреях, пытаясь напялить на его милость какие-то тряпки. Тут же околачивалась гостиничная прислуга во главе с хозяином.
— Барон, а почему вы до сих пор не собрали мои вещи? — подчеркнуто вежливо обратился я к Выксбергу.
Барон посмотрел на меня взором затравленного оленя, перевел взгляд на слуг.
— Ну, что стоите, олухи?! — попытался он рявкнуть, но от волнения пустил петуха.
Никто из слуг не спешил на помощь. Стояли как вкопанные, с намерением поглазеть — что будет дальше.
Я мог бы заставить барона ползать по двору, собирая мои рубахи и подштанники, но не стал этого делать. Злость я уже сорвал, а лишний раз унижать мне человека не хотелось.
— Ладно, барон, на первый раз я вас прощаю. Приводите себя в порядок, лечите головы, — усмехнулся я. — И уезжайте.
— А меч? — хрипло спросил барон, еще не веря своему счастью.
— А меч достается победителю, разве не так? Мы с вами честно сразились, вы проиграли. Урок вам на будущее — не стоит атаковать противника, если он стоит у окна. Верно?
После бурной ночи, падения со второго этажа барон соображал туго. Но кое-что до него дошло. Поединок, при котором ты проиграл, — это совсем не то, как если бы тебя выбросили из окна. Мог же барон сделать неудачный выпад, особенно на пьяную голову?