И опять-таки, никто не подошел, не заговорил, словно нас тут и не было. Вот вышел из кибитки хозяин — толстый малый с окладистой бородой, принялся распекать своих слуг. Ну хоть бы глазом повел в нашу сторону. Ишь, орет и… Стоп. Вот тут до меня дошло, что здесь было не так. Тишина! Хозяин кричит, но я не слышу ни одного слова. Нет скрипа колес и деревянных осей, не шелестят холсты, прикрывавшие товары, погонщики не орут, охранники не говорят. И даже кони не произнесли ни звука, а должны были ржать. Такого не могло быть! Не веря своим ушам, приставил ладони, пытаясь уловить хоть что-то. Неужели оглох? Нет, я прекрасно слышал сопение усталого Томаса, храп Зарко, треск угольков в костре. Я слышал, как всхрапнула гнедая кобыла, как шелестит листва на деревьях, трещит кузнечик, кричат вороны и где-то совсем далеко воет какой-то зверь.
Но от обоза в двадцать телег не исходило не только звуков, но и запахов. А должно бы пахнуть конской мочой и навозом, человеческим потом, какими-нибудь ароматами — если не специями, так хотя бы соленой рыбой или квашеной капустой. И от костров не пахло ни дымом, ни едой, от них вообще не исходило тепла, хотя языки пламени плясали, а белые столбы дыма стелились по земле, прежде чем уйти в небо.
Чужие лошади, при соприкосновении с телами наших коней, словно бы проходили насквозь, не причинив вреда.
Опять призраки? Я уже смирился, что существуют привидения, благо с одним из них имел дело, но чтобы существовал призрак целого каравана? Такого просто не могло быть!
Я уже собрался встать и пойти, чтобы потрогать своими руками повозки, людей, но тут меня дернули за штаны, потянули на землю. Зарко, прижав указательный палец к губам, отчаянно показывал мне — сиди и молчи! Подчинившись немому приказу, я опустился на землю, повернул голову к цыгану, а тот принялся хлопать глазами. Поняв, что мне нужно прикинуться спящим, прикрыл веки. Долго ли, коротко я лежал, сказать не могу, но показалась, что вечность.
— Ушли! — услышал я голос Зарко. — Можно теперь…
Встав, я осмотрел поляну. Она была пустой, не считая наших коней. Никаких следов пребывания людей и животных — даже трава не примята. Гневко и кобылка лежали, согнув ноги под животом, уткнувшись мордами в землю, а мерин стоял в полудреме, выполняя роль часового. До утра еще далеко, и Кургузого кто-нибудь сменит, дав ему возможность поспать. Конечно, поспать по-настоящему лошадям не удастся, пока мы не выберемся на безопасное место, но полусон — лучше полудремы.
Успокоившись, я повернулся к цыгану:
— И что это было?
— Обоз полуночный, — подавляя зевоту, ответил Зарко. — Давай завтра поговорим, ладно? Спать хочу. Ты тоже спи, телу отдых нужен, да и голове, пусть она у тебя и в шлеме.
Едва договорив, цыган уронил голову, засопел так сладко, что мне тоже захотелось спать. Решив, что одного приключения за ночь достаточно, а если появится новое, то не просплю, я подкинул в костер толстых сырых веток, укрылся плащом и попытался взбить седло, попутав его с подушкой…
Когда я проснулся, Томас уже не спал, священнодействуя над костром. Кони паслись, и только Зарко продолжал дрыхнуть, укрыв лицо шляпой. Не поленившись, я обошел поляну по кругу, пытаясь хоть что-то найти, хотя и знал уже, что бесполезно. Дошел до ручья, умылся, сгоняя сон, вернулся к биваку.
— Каша готова! — доложил Томас, пробуя варево.
— Давай есть, пока цыган не проснулся, — предложил я, покосившись на ритмично поднимавшуюся и опускавшуюся шляпу цыгана и доносившийся из-под нее храп.
Томас не стал возражать, снял котелок с огня и поставил на травку.
— Э, ромалы, как котелок мыть — так цыган, а как есть — так без него, — обиженно проговорил Зарко, встряхивая шляпу и напяливая обратно на смоляные, почти не тронутые сединой кудри. Широко зевнув — как только челюсть не вывихнул? — цыган присоединился к нам, не затруднив себя умыванием.
Варево было горячим, и нам с Томасом приходилось дуть, зато на цыгана было приятно смотреть — ложка мелькала, как крылышки стрекозы, а кашу глотал, словно губы и язык у него из камня, а не из нежной плоти. Хорошо, что котелок был большим, а иначе мы с Томасом рисковали остаться без завтрака.
Сегодня я сам решил вымыть посуду. Следом за мной зачем-то увязался цыган.
Я драил песком медный бок котелка, пытаясь очистить его от копоти, а Зарко с умилением наблюдал за моей работой.
— Эх, баро Артакс, умеешь медяшку драить, умеешь, — похвалил он меня. — Только зачем драить, если в обед котелок опять на огонь повесишь?
— Нравится, если медь блестит, — признался я, полюбовавшись работой. Поймав солнечный зайчик, послал его в глаз цыгана, а когда тот прищурился, спросил: — Теперь мы с тобой квиты?
— О чем ты? — искренне удивился Зарко.
— Ты считал, что я тебе жизнь спас, а теперь ты мою спас?
— От полуночного обоза? — вытаращился цыган. — От него спасать никого не надо, он никому худого не сделал. Ездит себе, так и пусть ездит. Я хотел, чтобы ты спать быстрее ложился.
— Ах ты, зараза!
Я замахнулся на цыгана котелком, решив, что Томас был прав, а Зарко я сам убью, сам прикопаю и на могилке спляшу.
Цыган с хохотом повалился на землю, задрыгал руками и ногами, подставляя мне беззащитное брюхо — точь-в-точь как маленькая собачонка перед свирепым псом. Лежачего я бить не стал, зачерпнул воды и вылил полный котелок на смеющуюся морду.
Зарко заверещал так, что на полянке заржала испуганная кобылка, ей вторил Гневко, интересуясь — все ли в порядке?
— Коней напугал! — укоризненно сказал цыган, вытираясь подолом рубахи.
— Эх, как ты орал, прям душа радовалась! Я тебя в следующий раз прямо в ручей брошу! Если не утоплю, так хоть искупаю, — пообещал я.
— Не надо меня бросать, — испугался цыган. — Я плавать не умею.
— В этом ручье даже котенок не утонет, — хмыкнул я. — А ты-то нигде не утонешь…
Зарко понял намек, но не обиделся.
— Злой ты человек, шуток не понимаешь.
— Какие тут шутки. Я призрачный обоз вижу, а ты говоришь — ерунда, спать пора.
— Так я и сам его первый раз видел, — признался Зарко. — Умные люди говорят: не хочешь смотреть на призрак, закрой глаза. Призрак — он призрак и есть, ничего он тебе не сделает. Если ты спишь, привидений во сне не боишься, верно? А ведь не знаешь, сколько их мимо тебя шастает.
— Все равно интересно, — сказал я. — Один призрак — туда-сюда, а целый обоз…
— Слухов про Шварцвальд много ходит, всех не упомнишь, — щелкнул языком Зарко. — Про мертвецов ходячих болтают, про ведьм, которые на Лысую гору идут, да много чего. Слышал от стариков — в стародавние времена никакого Шварцвальда не было, стоял тут обычный лес. Люди жили, деревни стояли. Но однажды здесь зло случилось. Какое — уже никто не упомнит, но из-за него места стали проклятыми, люди, кто жив остался, бежали. Даже звери ушли, птицы улетели. И появился Шварцвальд — Черный лес, проклятый лес. Купец, говорят, с обозом шел, он видел, как зло свершилось, но ничего не сделал. Спешил на ярмарку, хотел барыш получить. Сильно спешил, но, как он ни ехал, дорога для него не кончалась. С тех пор ездит по лесу, туда-сюда, выехать не может. Ты у старика своего спроси — может, он больше знает. Вон — орет он чего-то, тебя зовет.
Глава 9Встречи и поиски
Мы подбежали к костру, возле которого суетился обеспокоенный Томас, рядом переминались гнедые. Как я заметил, старик зарядил оба арбалета, а теперь втыкал в землю болты, чтобы удобнее брать в бою. Еще заметил, что он распотрошил только мой колчан.
— Ну наконец-то, — ворчливо сказал старик, кивнув на доспехи. — Вооружайтесь, господин Артакс.
Гневко поднял голову и укоризненно посмотрел мне в глаза — дескать, я-то уже готов, а ты где пропадаешь? Гнедой у меня не дурак подраться. Предоставь ему выбор — кобыла или драка, выберет последнее. Я и сам таким был, пока не повзрослел.
— Чего суетишься, старый? — поинтересовался цыган.
Я вопросов не задавал, начиная вдевать себя в поддоспешник. Лучше потом выругать Томаса за излишнюю осторожность, чем оказаться не готовым к какой-то напасти.
— Верховой появился, — пояснил старик, вытаскивая собственный колчан, но открывать не стал, а лишь положил рядом.
Не иначе, старику довелось воевать, а ведь я до сих пор об этом не знал.
— Ну, появился и появился, стоянка не куплена, — не понял цыган. Вытянув шею, закрутил головой. — А где он?
— Вот и я про то, — поднял старик указательный палец вверх, словно там и был верховой. — Стоянка общая, но он появился воровски, с оглядкой. Нас стерегся? Во-он там стоял, со стороны дороги, за дерево прятался. Думал, я его не увижу, а я увидел! Постоял немножко, посмотрел, а потом обратно исчез. Может, разведчик или наводчик разбойничий, кто знает?
Пока шел разговор, я успел обрядиться в поддоспешник, застегнуть ремешки на панцире и нахлобучить каску. Взял седло… Эх, не успел!
Со стороны дороги, по которой мы ехали, выскочило шесть всадников, рассыпались в полукольцо и устремились на нас. Мне бы еще минутку…
— Вьи-ииу-иу! — заверещал цыган, прыгая на неоседланную кобылу. Ударил ее по бокам босыми пятками, словно пришпорил, и, прижавшись к гриве, понесся навстречу.
Казалось, Зарко неминуемо врежется в кого-нибудь, но, сблизившись едва ли не в ярд, он резко ушел влево, завернул лошадь и пронесся перед мордами коней, отчего те отпрянули, заставив седоков задержать атаку.
Будь мы сейчас в армии и доживи цыган до конца боя, я первым делом бы приказал ему всыпать палок за самовольство, потом отменил бы приказ, расцеловал перед строем и от себя лично вручил бы ему десять монет, а от лица командования — медаль за храбрость! Зарко мне подарил то мгновение, которого часто не хватает во встречном бою!
Противник — ну, не праздные же гуляки несутся на нас во весь опор, выставив копья? — потерял не больше минуты, но я успел перекинуть седло, застегнуть подпругу. Ну, а уздечка нам с ж