– Даже полковника?
– Даже полковника, – едва сдерживая улыбку, распорядился Батя.
Егор скрылся в сенях, но Батя заметил, что дверь тот прикрыл совсем не плотно.
– Буду краток, – обратился он ко всем оставшимся. – Проведённая нами вчера операция в тылу врага признана командованием успешной! В связи с этим мне предложено создать постоянно действующий разведывательно-диверсионный отряд. Я своё согласие дал. Хотел и вам предложить служить дальше со мной! Обязан предупредить, дело это опасное. Но добровольное. Поэтому должен спросить каждого. По часовой стрелке.
Первым по часовой стрелке от Дроздова сидел Айдер.
– Согласен, – кивнул он.
– Согласен, – следующим повторил Рустам.
– И я согласна, – добавила Тася.
– Батя, вы говорите обидно, а я шо, был не с вами? – заявил Яша.
– Другого я и не… – начал Дроздов, но тут распахнулась дверь из сеней и на пороге показался Егор. С таким разъярённым лицом, будто он сейчас всех тут покусает.
– Так вот вы как, значит! – едва переводя дыхание, всхлипывал Егор. – А я куда? Не нужен вам, да?
– А ты никуда! – ударив кулаком по столу, проговорил Дроздов. – Тебе было приказано стоять на часах, а не подслушивать!
– Так я и стоял, – ещё больше набычившись, ответил Егор. – Просто вы тут так громко… соглашались.
Хотя ситуация складывалась довольно напряжённой, команда не смогла сдержать улыбок.
– Так, Егор, – прервал веселье Дроздов. – Есть распоряжение командования отправить тебя в тыл. А я, как ты знаешь, приказы не обсуждаю. Подождём пару лет, доучишься, ну и вернёшься к нам. Вот так! Всё ясно?
– А вы мне пока не командир, чтобы приказывать! – гневно сверкнул глазами Егор. – Ни в какой тыл я не поеду! Не возьмёте, один буду фрицев бить! Уже одного положил, а вы меня в мальчишки!
– Успеешь ещё повоевать, – перебил его Дроздов.
– Врёте вы всё! – закричал Егор. – Я не хуже других могу воевать! Только…
– Что только? – Дроздов постарался переспросить как можно спокойнее.
– Только… – Егор оглядел всех, будто забыл, что хотел сказать. – Только… – его голос едва не сорвался на визг, – потому не берёте меня, что я сын врага народа! И вы тоже считаете меня предателем! А я и без вас обойдусь! – Егор выскочил в сени, и тут же его шаги прогрохотали по крыльцу.
– Командир, разрешите выйти? – вскочил Рустам.
– Давай! – кивнул Батя.
И Рустам бросился вслед за Егором.
Нашёл он его недалеко, в самом начале ореховых зарослей, начинавшихся сразу за околицей деревни. Егор лежал на земле лицом вниз и яростно всхлипывал, пальцами царапая сухую землю. Услышав шаги, он прекратил плач и обернулся к Рустаму:
– Зачем пришёл? Уходи! – Егор оттолкнулся от земли, развернулся и сел, подтянув колени к подбородку и обхватив их правой рукой.
– За тобой пришёл, – улыбнулся Рустам, присаживаясь рядом и приобнимая Егора за плечи. Тот резко дёрнул плечами, сбрасывая руку Рустама, и даже чуть отодвинулся в сторону.
– Да ты не кипятись и не злись на Батю. Ему приказали тебя отправить в тыл. А приказы не обсуждают.
– Даже если отправят, я всё равно сбегу обратно на фронт. Куда бы ни отправили. Я в детдом не пойду. Зря, что ли, я оттуда сбегал?
– Так, давай-ка теперь поподробнее…
– А тебе что, интересно, что ли? – всё ещё злился Егор.
– Очень. Рассказывай, – и Рустам придвинулся ближе.
Егор исподлобья глянул на него, растёр кулаками остатки слёз по щекам и, едва разжимая губы, проговорил:
– Отца забрали осенью сорокового. Мне уже четырнадцать было…
Глава 13
…Семья Ивановых жила в Наро-Фоминске, недалеко от Москвы. Отец был военным и, как только Егор немного подрос, брал его с собой на стрельбище. Иногда ему разрешали и пострелять. Мама преподавала немецкий. И с самого детства говорила с Егором дома то по-русски, то по-немецки. Сказки она ему читала и Пушкина, и братьев Гримм – и те и другие на языке оригинала.
Жили дружно и счастливо. Мама была очень красивой и всегда улыбалась. Отец всё время дарил маме цветы. Ещё мама очень хорошо готовила.
Однажды она приготовила особенно вкусный ужин. На ней было красивое красное платье, и она вся буквально светилась. Отец пришёл с цветами. Глядя на родителей, можно было подумать, что они только познакомились. И Егор тогда подумал, что когда вырастет, то обязательно женится на девушке, похожей на маму, и, как отец, тоже будет дарить ей цветы.
Рано утром, перед тем как уйти на работу, отец, как обычно, зашёл в комнату к Егору.
– Доброе утро, сынок, – сказал он, присаживаясь на кровать.
– Доброе утро, отец. Ты чего так рано сегодня? – Егор коснулся пальцами отцовской кобуры и почувствовал запах свежего одеколона и кожи портупеи.
– Много дел. Больше, чем обычно, – развёл руками отец.
– А хочешь, я тебе помогу? – Егор сел. – Ты мне объясни, я быстро учусь.
– Вот вырастешь и обязательно поможешь, – улыбнулся отец.
– Я уже вырос. Мне скоро пятнадцать.
– Да, Егор. Ты вырос хорошим парнем, и я горжусь тобой. И ты уже можешь позаботиться о маме.
– Конечно, отец. Только я не понимаю… – Егор смотрел в глаза отца, которые почему-то были грустными.
– Сынок, скоро у тебя будет сестрёнка, ну или братишка.
– Это правда? Вот почему я должен теперь заботиться о маме?
– Ты всё правильно понял, Егор. И помни, что я очень люблю тебя и твою маму. Что бы ни случилось, помни об этом.
– Я тоже тебя очень люблю. А что может случиться?
– Ничего, сынок. Это я так, к слову. Мне надо идти.
– До вечера, отец.
– До вечера.
Отец вышел из комнаты, а Егор выскочил вслед за ним. Отец склонился к маме и поцеловал её.
– До вечера, любимый, – сказала мама.
– До вечера, Любаша. Береги себя.
Вечером отец не вернулся.
Егор с мамой не понимали, что происходит. Мама звонила отцу на работу, но там никто ничего не мог объяснить. И только через три дня им объявили, что отец арестован как враг народа. И ему не положено ни свиданий, ни передач.
Мама плакала, долго плакала. Из школы её уволили, и они жили только благодаря урокам, которые она давала дома немногим оставшимся ученикам. Егор взял на себя все мужские обязанности по хозяйству.
А по вечерам, сидя за круглым обеденным столом, они читали вслух стихи Генриха Гейне – «последнего немецкого романтика», как любила его называть мама Егора. Это была одна из её любимых книг – маленький красный том величиной с ладонь, изданный в Берлине ещё до революции.
Именно таким тихим вечером накануне Нового года к ним и пришли. Трое из НКВД. Они перерыли весь дом, но ничего не нашли. И всё равно приказали собираться.
Маму увезли неизвестно куда, а Егора определили в Нарофоминский детский дом. Единственное, что ему осталось на память, – это красная книжечка стихов Гейне, которую он успел спрятать на груди под рубашкой.
В детском доме поначалу было не так уж плохо. Даже, как и в школе у Егора, был стрелковый кружок. Свой значок «Юный ворошиловский стрелок» он получил ещё в тринадцать лет, не раз участвовал в соревнованиях и даже пару раз занимал первое место. Здесь он тоже оказался в числе первых – и по стрельбе, и по немецкому языку. И за свои знания в немецком получил обидную кличку Немчура.
После очередных занятий тренер по стрельбе подозвал к себе Егора и одноклассника Сашку, тоже делавшего немалые успехи:
– Молодцы, ребята. Оба молодцы. Через месяц будут проводиться городские соревнования. Один из вас будет участвовать. Лучший из вас. С этого дня тренировки каждый день. Потом выберем победителя. Это всё.
Ребята стали расходиться, но учитель окликнул Егора:
– Егор, в последнее время ты стал слишком вспыльчивым. А это нехорошо. Надо быть чуть сдержаннее. Вспыльчивость и несдержанность мешают человеку добиваться своей цели. Сейчас есть две кандидатуры – ты и Саша. Соберись, Егор. Иначе проиграешь.
«Ты точно проиграешь, а я выиграю», – решил Сашка, который слышал разговор учителя и Егора.
Догнав Егора во дворе, Сашка почти вплотную подошёл к нему и, с ненавистью глядя Егору прямо в глаза, твёрдо проговорил:
– Ты сын врага народа, а значит, тоже враг. Втихую ещё немца своего читаешь. Я видел, видел! Тебе нельзя доверять оружие. И ты никогда меня не победишь!
– Мой отец не враг, он герой! Не смей! – почти кричал Егор. – А Генрих Гейне великий романтик! Его портрет у нас в классе висит!
Но Сашка не прекращал задираться, будто с цепи сорвался:
– Немчура, Немчура! Кукиш с маслом!
И тогда разъярённый Егор набросился на него, и завязалась драка. Не первая и явно не последняя.
– Атас! – крикнул кто-то из наблюдавших за дракой ребят, и толпа стала разбегаться. Но Егор так разозлился, что бил обидчика не прерываясь, хотя у того уже и не было сил защищаться. Подбежавшие тренер по стрельбе и воспитатель с трудом оттащили Егора от Сашки. Того сразу же отправили в медпункт, а Егора к директору.
Директор Пётр Васильевич, носивший полувоенную гимнастёрку с орденом Красной Звезды на груди, был человеком строгим, но справедливым. Но тут, кажется, и у него сдали нервы:
– Егор, это уже не в первый раз. Ты совершенно не можешь ужиться в коллективе. Как ты собираешься жить дальше?
– Нормально… и честно, – глядя прямо в глаза директору, ответил Егор.
– Тогда скажи, что происходит? Почему где ты, там конфликт. Тебя кто-то обижает?
– Нет.
– Может быть, скажешь правду?
– Я говорю правду.
– Тогда я вынужден тебя отстранить от занятий стрельбой. Ты агрессивный. То, как ты дерёшься с товарищами, говорит о том, что ты не можешь себя контролировать.
– Пётр Васильевич, я могу… Только не отстраняйте меня, пожалуйста.
Директор походил туда-сюда по кабинету. Наконец, остановился прямо напротив Егора:
– Ты, Егор, самый старший из всех. И должен быть примером для ребят, которые потеряли родителей.
– Но я тоже потерял родителей.